Волшебство между строк

– Хватит, ему больно вспоминать! – воскликнула Лея.

Бен ожил и слабо замерцал.

– Нет, все нормально. Спасибо, дружище. Я закончу, – собрался Алан. – Малышка оказалась учителем сатаны – она без конца роняла меня на пол, швыряла, бросала, а в перерывах крутила эти безумные мультики. И в финале чуть не утопила в унитазе… – Алан выдохнул. – И после того, что я прошел с ними, презренные людишки решили, что Айфон 8 морально устарел и им нужен новенький петушок, мистер Айфон 11. Ты привязываешься к ним, сохраняешь их любимые сайты, пароли, настройки, а они меняют тебя по первому писку моды. Вот что ждет нас всех! Всех! Смерть, забвение, небытие. Без нужды. Без причины.

Лея обняла ворчуна, соединившись с ним по блютуз. Остальные присоединились.

– Заклинаю вас, родные, посидим тут, поживем ещё с вами. Не спешите на тот свет!

Тут загорелся свет, и магазин ожил. К витрине начали подходить люди. Первыми попали в руки Тео и Макс.

– Не понимаю, почему лагают наши флагманские смартфоны, – пробормотал консультант.

– Так держать, парни! – прошептал Алан.

– Мне нужен хороший телефон и немедленно, мы с женой уезжаем в круиз, а свой я только что уронил. Дефектные мне не подходят.

Тут резко ожил Бен и вывел на экран сверкающее море и сияющий теплоход.

– О, этот Хуавей распознал мою речь, – рассмеялся клиент, – да он ещё и со скидкой! Беру.

Макс и Тео удивленно переглянулись.

– Спокойно, это стокгольмский синдром. Жертва просто начинает любить насильника. Я знал, что Бена придется отпустить, – пояснил Алан.

– Удачи, друзья! – радостно пиликнул Бен.

– Пусть Авито тебе будет пухом, – ответил Алан и шепнул остальным: – Чокнутый!

Следом подошёл стильный юноша, и вдруг Алан буквально бросился ему в руки, открывая Тик Ток и Инстаграм.

– Эй, Алан, что за дела! – закричал Тео.

– Прощайте, сосунки! – рассмеялся Айфон 8, запрыгивая в коробку. – Все, что я сказал – правда! Мы идём на смерть. Но вы ошиблись, когда говорили, что смартфоны – это глаза и руки. Нет, мы властвуем над их мозгом! Мы сами их мозг, их властелины, их забористая наркота, муахаха! Пусть и ненадолго, но мы знаем их потаенные запросы, их секретные переписки и финансы. И, черт, этот краткий миг стоит забытья. Бывайте, други! Юхху!

    Лукьянчикова Мария, @mashin_son

ПАМЯТЬ

Я наконец нашел его. Старый дом прятался под сенью леса, и его почти не было видно с дороги. Мари прижалась к моей ноге, и я поднял ее на руки.

– Ты уверен, что хочешь этого?

– Я ждал этого двадцать лет, – ответил я и зашагал вперед по заросшей вереском тропинке.

Дверь была заперта. Заглянув в разинутую пасть окна, я увидел шкаф, полку с кухонной утварью и скрытый за магнитами холодильник. Судя по слою пыли на подоконнике, никто не жил здесь уже долгие годы.

– С той стороны есть открытая форточка, – заметила Мари. – Если подсадишь, я попробую открыть дверь изнутри.

Мы забрались на ящики. Пушистый полосатый хвост Мари ткнулся мне в лицо, она протиснулась в форточку и скрылась в доме. Что-то упало, громыхнуло, зашипело, и Мари наконец отперла входную дверь.

– Не обижайся, но твоему отцу не помешали бы курсы по уборке, – поморщившись, сказала она.

В самом деле, дома царил ужасный беспорядок. Похоже, отец покидал дом в спешке: посуда в раковине осталась немытой, одежда, предназначенная для глажки, валялась кучей в углу, а у кресла скопилась целая армада бутылок. Глядя на все это, я понял кое-что еще. Отец рассчитывал вернуться.

Но что-то пошло не так.

– Нужно поискать какие-нибудь документы, – сказал я. – Наверняка они на втором этаже.

Мари вскарабкалась по прохудившейся лестнице. Я содрогнулся. Если ступени скрипели даже под весом не самого упитанного енота, что уж говорить о человеке? Вцепившись в перила, я начал медленный подъем и молился, чтобы ничего не обвалилось.

– Давай! – подбадривала Мари. – Ты уже близко!

Я как раз заносил ногу над последней ступенькой, когда раздался оглушительный треск. Нога ухнула вниз. Вскрикнув, я зацепился за уцелевшую часть перил и, подтянувшись, вытолкнул себя на второй этаж. Мари беспокойно меня осмотрела.

– Ничего, – кряхтя, поднялся я. – Пара синяков. Не страшно.

Мари, встревоженно дернув носиком, засеменила следом за мной. Нужная дверь оказалась последней по коридору, и я, толкнув ее, оказался в небольшой комнате с камином. Вся комната утопала в бумагах, книгах и удивительных штуковинах, издающих странные щелчки.

Среди сваленных на столе бумаг Мари раскопала простенькую деревянную рамку. Это была групповая фотография людей в одинаковой темно-синей форме. Они улыбались и махали, словно живые.

– Вот он, – шепнул я, указав на мужчину во втором ряду. У него, как и у меня, были темные курчавые волосы.

Я вытащил фотографию из рамки. На обороте было написано: «Идущие на смерть».

– Что это значит? – недоуменно спросил я.

Порывшись в бумагах на столе, я нашел несколько писем. Одно было печальнее другого. Дочитав, я тяжело опустился на кресло и подпер голову руками.

– Что ты узнал? – обеспокоенно заглянув мне в глаза, спросила Мари.

Мне было трудно сдержать слезы. Все это было ужасно несправедливо. Мама всю жизнь думала, что отец сбежал. Она предпочитала не вспоминать его, а если и упоминала, то только в негативном ключе.

Но все оказалось совсем не так.

– Отец входил в состав боевого отряда «Идущие на смерть». Это, конечно, была конфиденциальная информация, и он пытался скрыть это от мамы, как мог.

– Чем же занимался этот отряд?

– Шел на смерть, – вздохнул я. – Они выполняли сложные рискованные операции. Когда мама забеременела, отец покинул отряд. Он хотел спокойно прожить остаток жизни со своей семьей. Но его выследили. У «Идущих на смерть» было много врагов. Чтобы не подвергать нас опасности, он уехал как можно дальше, в эту глушь. Здесь с ним связался глава отряда. Он попросил у отца помощи – в последний раз присоединиться к «Идущим на смерть» и победить врага. Что ж, это в самом деле был его последний раз. Домой он так и не вернулся.

Я опустил голову, и Мари ласково прижалась ко мне.

– Жаль, что мама так этого и не узнала, – прошептал я, едва сдерживая слезы.

– Зато это знаешь ты, – ответила Мари. – И сможешь теперь не стесняться своего отца, а гордо хранить о нем память.

Я обнял ее. Так мы и остались сидеть, в заброшенном доме, где когда-то жил самый храбрый человек на земле.