Вендетта до востребования

– Есть. Поэтому прошу проехать со мной.

– Так предъявляйте, – Вадим театрально взмахнул руками. Ему было неудобно перед супругой. Впервые попался на крючок. И у неё глазах.

– Вадим Олегович, вы сами пройдёте до машины или мне сказать ребятам, чтобы они показали вам дорогу?

Вадим надел ботинки, накинул джинсовую куртку и покинул квартиру. Пришлось отказаться от прощального взгляда в сторону супруги. Пусть думает, что это ненадолго.

Несколько секунд, и Дарина оставалась в прихожей совсем одна. Случилось то, чего она боялась много лет. Боялась тайно, никогда не показывала виду, и всё же случилось. Но парадокс ситуации в том, что Дарина была и рада этому – возможности впервые в жизни подумать и понять, соответствует ли её нынешний статус тому, о котором она мечтала в юности, имеет ли она нынче то, о чём мечтала, да и о чём она мечтала, чего хотела? Вадим стал её всем тогда, в 1988. И с той поры она уже не думала, что, поддавшись горячности, потеряла что-то очень важное – то, без чего настоящая жизнь казалась ей старым пошлым анекдотом или дешёвой трагикомедией. И всё же надо было жить как-то и делать что-то.

– Мам, это кто сейчас приходил? – в прихожей появилась Яна. Интуиция подсказывала ей, что в их прочном и, на первый взгляд, надёжно устроенном семейном гнёздышке что-то сместилось, треснул какой-то очень важный кирпичик.

– Это за отцом приходили.

– Менты? – следом за сестрой в прихожей появился Миша. – Я из окна их бобик видел.

– Нашего отца подозревают в убийстве, – ответила Дарина.

– Ну, всё! Пиши-пропало! Нету у нас больше папки, – со знанием дела начал парень. То ли он не понимал всю серьёзность ситуации, то ли не хотел понимать, то ли ему было вообще глубоко наплевать на всех и вся, кроме себя любимого. – Закатают его менты под самое не могу…

– А я ведь говорила вам: хватит с огнём играть! – задрожал голос Яны. Ей овладевало отчаяние. – Но вам же адреналина не хватает!.. И тебя так закатают, если не кончишь по чужим карманам шнырять.

– Много ты понимаешь! – огрызнулся Мишка. – У меня ремесло чистое. Я мокрухой не занимаюсь. Ну, сшибаю рублики, подумаешь!.. А что там батя мутит – я не знаю. Моё дело – сторона… Подставить его могли. Сильных всегда подставляют… Мам, ну, чего ты молчишь?

– Я думаю, что там во всём разберутся. Идите спать. Поздно уже.

– Детское время! – рассмеялся Мишка. – Ма, а, может, нам тебя сосватать какому-нибудь крутому перцу? Ведь если батю посадят, значит, он – не крутой. А ты у нас королева! Мам, тебе мужик нужен. Ты ведь у нас ого-го какая!..

– Ты чего несёшь? – шикнула на брата Яна, хотя руки чесались накостылять ему по первое число за такие пошлые намёки. – Как у тебя язык-то поворачивается…?

– Я, конечно, понимаю, что ты уже взрослый, но уж будь любезен – постарайся держать себя в руках, – с нажимом выговорила Дарина, выразительно посмотрела на сына и ушла к себе. Слова Миши её оскорбили. Приходится признавать, что система её воспитания даёт сбои.

Дети переглянулись и вернулись в свою комнату. Каждый остался при своём.

Дарина опустилась на кровать. В комнате витал запах одеколона, которым пользовался Вадим. Едва уловимый, он вдруг напомнил женщине о событиях двухмесячной давности.

Дарина сидела у кровати сына. У него были адские головные боли. Решил помочь родителям с ремонтом и стал красить потолок. И тут сосуды дали о себе знать.

– Сейчас… сейчас всё хорошо будет… – шептал Миша, держась за голову обеими руками.

– Мишенька, выпей лекарство, – проговорила мать. Голос её дрожал. Больнее всего было оттого, что она ничем не может помочь сыну. – Врач сказал, что нельзя пропускать.

– Да. Да, хорошо.

Вадим осторожно вытянул за руку супругу в другую комнату:

– Дарина, я нашёл врача, который сможет сделать Мише операцию. У него золотые руки, врач от Бога.

– Вадь, а деньги? Сколько это стоит?

– Деньги будут. Ты не переживай. Я решу эту проблему раз и навсегда.

***

Холодная камера, старые провонявшиеся перегаром шконки, каменный пол… Не пришла ещё цивилизация в КПЗ. Всё по-старому было. Волчьи взгляды, лисьи повадки, собачий слух – настоящий зоопарк, одним словом.

Вадим вспоминал, как полчаса назад его шмонали, как последнего зэка в присутствии понятых – двух пацанов с улицы, отморозков. Эти гниды прыщавые смотрели на него с какой-то непонятной жалостью, мол, ты же взрослый дядька, как же тебя повязали-то, а? И хотелось провалиться под землю, только бы не позор этот. И мужчина старался гордо держаться, будто всё под контролем, будто это ошибка, и его вот-вот отпустят. Грустно, досадно, но выйти из ситуации на данном этапе нельзя.

А сейчас Вадим лежал на нижнем этаже шконки и глядел на серую, облупленную стенку, представляя, сколько людей лежали на этом месте до него, и что думали они все об одном: «Поскорей бы выйти!».

– Железняк! На выход!

– С вещами?

– Ага, щас! Размечтался! Майор с тобой говорить хочет, – выговорил юный, но уже не в меру напыщенный младший лейтенант, решивший зайти за подозреваемым самолично.

Конвоир щёлкнул замками, и дверь камеры отворилась.

– Железняк, вперёд! Особое приглашение нужно?

Вадим с достоинством вышел.

– Руки!..

Наручники со скрежетом защёлкнулись. Мужчина решил не вступать в продолжительные дискуссии с зелёным ментом, который был откровенно смешон в своих попытках казаться важным.

– Товарищ майор, подследственный Железняк на допрос доставлен!

Конвоир расстегнул наручники.

– Свободен, – выговорил Савицкий, и конвоир покинул кабинет.

– Товарищ майор, младший лейтенант Воробьёв. Разрешите идти?

– Идите, младший лейтенант Воробьёв. Когда потребуетесь, я вас вызову.

– Есть! – и Воробьёв покинул кабинет майора Савицкого.

– Слушай, товарищ майор, а он и, правда, Воробьёв, – рассмеялся Железняк, потом картинно замахал руками. – Простите.

Савицкий не знал, с чего начать, поэтому откашлялся и вцепился взглядом в подследственного.

– Чего?

– Вопросы здесь я буду задавать.

– А, пордон-пордон! – снова рассмеялся Вадим.

Поведение подследственного начинало откровенно раздражать майора. Или не поведение?