Шестая сказка

Снова размолвка. Оба говорили не то и не так, но изнутри вылетало накопившееся разочарование. От стыда затопило жаром, хотелось вернуть сказанное обратно, но даже в этом мире это оказалось невозможным.

Мирас тщетно силился услышать, идет ли за ним Амаль, обернуться же и посмотреть мешал ураган, бушующий внутри. А она не могла пересилить себя и сделать хотя бы шаг, неожиданно обидевшись на слова, что не красива, хотя прекрасно это знала.

Уже почти дойдя до хижины, юноша все же оглянулся: девушка одиноко стояла на дороге, хрупкая и трогательная, как никогда.

– Здесь тихо, – махнул без особой надежды Мирас, – идём.

Она дернулась, как от удара, и отвернулась в другую сторону. Юноша потянулся было к дверной ручке, но дверь распахнулась сама, а на пороге возник молодой человек, не старше Мираса, с любопытством взирающий на гостя.

– Добрый день, уважаемый! Мы с моей супругой, – юноша оглянулся на дорогу, искренне опасаясь увидеть, что Амаль куда-то делась, но она стояла на прежнем месте, – хотели бы решить одну нашу проблему.

– Какую? – бархатным голосом спросил хозяин хижины.

– Наш брак заключен без нашего с ней согласия. Мы люди чужие, незнакомые друг другу при жизни, – Мирасу сложно давались слова, они давили, словно камни, – и хотели бы знать, нельзя ли расторгнуть обет.

– Я понимаю вашу проблему, – покачал головой хозяин хижины. – Но я всего лишь муж, ждущий в Вечном Мире свою жену, обет с которой для меня никогда не был в тягость. Мы расстались совсем молодыми, но она осталась верна нашим клятвам долгие годы, и скоро любимая ступит на этот порог. Впереди по дороге есть поселение, там стоит Храм, в нем сидит служитель. Возможно, он сможет помочь.

Мирас поблагодарил хозяина хижины и вернулся к Амаль.

– Он не знает, – коротко огласил суть разговора.

Девушка вздохнула и молча побрела вперед.

– Я не хотел обижать тебя! – крикнул ей вдогонку юноша. – Извини!

– Я тоже не владела собой, когда назвала тебя трусом, – долетели до него слова.

6

Поселение оказалось довольно большим, даже для того, прежнего мира. Стояли по виду самые обычные дома, между ними стелились выложеные камнями дорожки, росли сады. Но вот в них присутствовали приметы всех четырех времен года: одновременно облетали листья, звенели заиндевелые ветви, лопались почки и дозревали плоды.

Амаль сорвала две ягодки: одну положила в рот, вторую протянула Мирасу, однако есть ее оказалось невозможно – она вязала и горчила, как обманутые надежды. Юноша выбросил ее в траву и обратился к мимо пробегающему мальчугану:

– Не подскажешь, где тут Храм?

Пострел махнул рукой и умчался вдогонку за ветром. Мираса же настигла мысль о жизненной несправедливости, из-за которой в Вечный Мир уходят не только старики; в конце концов, и его виски тоже еще не убелила седина, сейчас он особенно остро почувствовал, как недолго прожил, а этот ребенок испытал и увидел еще меньше.

Храм стоял на краю поселения. Белые каменные стены, украшенные изразцами, распахнутые двери и окна, колодец с чистой водой во дворе – всё, как излучало покой, умиротворение, благоденствие. Однако Мирас на своем опыте знал, что это может быть только видимостью. Интересно, какие служители тут проповедуют? О чем вещают? Кому возносят молитвы? В мире живых они восхваляют Вечный Мир, наставляют прихожан, что каждому воздастся по заслугам его. А здесь? Объясняют, чем именно ты заслужил то, что получил? Призывают смириться с несвоевременной кончиной? Возносят хвалу Создателю? Но разве сам Создатель живет не в Вечном Мире?

Навстречу Мирасу и Амаль вышел мужчина в полном расцвете сил. Распахнул руки, как дорогим гостям, которых долго ждал и, наконец, дождался. Однако юноша не мог довериться ему, так и вспоминались служители Храма, умывшие его и разодевшие, будто принца, но напоившие ядом.

– Рад вам! – мягким голосом приветствовал служитель. – Омойте руки и ноги ваши, испейте воды из нашего колодца, дабы узреть то, что привело вас к этому порогу.

– Мы и без воды знаем, что нас привело, – резковато ответил Мирас на приветствие. – Нам нужен совет, как избавиться от брачных обетов.

Служитель Храма склонил голову к плечу и задумался, внимательно глядя на юношу и девушку, в том мире бы сказали, что он изучает их души, читает незримое, что же можно было сказать тут – не ясно. Затем, служитель поманил Амаль и Мираса внутрь.

Мужчина вел их через величественные залы с колоннами, через молебные и трапезные, они спускались по лестницам, а потом проходили темными узкими коридорами, пока, наконец, не оказались в помещении, полном словно растущих на тонких каменных столбах прозрачных шаров, с мерцающей в полумраке жидкостью.

– Возложите руки, на какой хотите, – смиренно предложил служитель.

Амаль и Мирас переглянулись, ни один не понимал, чем это поможет решить проблему. Однако мужчина молча стоял и выжидающе смотрел на молодых людей.

Девушка осторожно коснулась ближайшего к ней шара. Сначала жидкость внутри него помутнела, а потом сквозь белесый плотный туман стала появляться картинка: кусочек неба в раме окна, балдахин над кроватью и маленькая узорная фляжка, приподнятая неверной рукой. Послышался вздох, короткий и слабый, глоток… А после – мрак.

Амаль с ужасом оглянулась на служителя, но тот лишь ободряюще кивнул и глянул с кроткой улыбкой на Мираса. Юноша долго бродил между шарами, не в силах выбрать свой, но потом все-таки решился и возложил руки на один. Когда туман внутри него рассеялся, появилась похоронная процессия. Девушка узнала мачеху, поддерживаемую с двух сторон ее родными дочерями, слуг, и уже примерно догадалась, что именно сейчас увидит. Она замотала головой, но Мирас, как завороженный вглядывался вглубь шара. И вот, рука его приподняла расшитое покрывало, а под ним Амаль узрела свое лицо, жуткое и в жизни, и в смерти. И тьма после.

– Вот, какой ты увидел меня? – пробормотала девушка сквозь слезы. – А говорил, не успел.

– Ты гораздо красивее, – возразил Мирас, но так тихо, что его слова пропали втуне.

– Здесь скрыты самые последние ваши воспоминания, – молвил служитель. – Мне нужно было убедиться, что ни один из вас при жизни не дал обет другому, – сказал он смиренно.

– Так вы поможете нам его расторгнуть? – глухо поинтересовалась Амаль.

Сейчас она особенно хотела этого, увидев себя глазами Мираса. Получив доказательство, что напрасно подозревала юношу в корысти.

А Мирас замер, потупившись, все прокручивая в мыслях последнее воспоминание Амаль. От него веяло одиночеством и безысходностью. Ни поддержки родной души, ни надежды не чувствовалось в увиденном.

– К сожалению, нет у меня власти расторгнуть ваш обет, – развел руками служитель, кротко глянув на молодых людей. – Но если намерения ваши честны и ясны, дам совет: идите к бесконечному озеру, на берегу его найдите престарелого мужа, возможно, он сможет вам помочь.

7

Простившись со служителем Храма Вечного Мира, Мирас и Амаль вновь двинулись по дороге. Уже дважды обманулись они в своих чаяньях, поэтому каждый шаг давался тяжело. Где легкость души, о которой поются песни и слагаются стихи. Испытания и лишения предназначалась только грешникам. А разве Амаль успела нагрешить? Или Мирас?

Девушка с неприязнью вспоминала мачеху. Та в свое время не нашла ни ласки, ни добрых слов, ни объятий, чтобы завоевать любовь падчерицы. Но зато похороны обставила с шиком, наверняка просто боялась, что душа Амаль бумерангом вернется к ней и отнимет покой. А подумала ли Рамина о том, кого свяжут с умершей брачные обеты? Тем более, если бы Мирас остался жив, ему пришлось бы хранить верность той, кто по-настоящему никогда бы не стала его женой. Каково это? Заведомо, навсегда отказаться от любви и человеческого счастья.

Парень же вспоминал свою матушку. Хорошо, что она ушла в Вечный Мир задолго до того, как ее сына сначала ограбили на дороге, а потом обвели вокруг пальца лживые служители Храма. Мать всегда считала его отзывчивым, смелым, умным, способным справиться с любыми трудностями. В итоге оказалось, что Мирас слабый, доверчивый и трусливый человек, еще и с чрезмерно завышенной самооценкой. Кем он счел Амаль, впервые увидев ее под расшитым покрывалом – избалованной, не достойной добрых чувств девушкой. А сам бы он вынес хотя бы день в окружении полного безразличия, разбитый параличом и без надежды на толику любви и счастья?

Молодые люди бы очень удивились, узнав, каким гармоничным, витиеватым узором переплетаются их мысли, но оба предпочли держать их при себе.

Когда спустились сумерки, а в траве вдоль тропы зажглись светлячки, перед взорами молодых людей открылось бесконечное озеро. Вода в нем была настолько прозрачной, что даже издали виднелись косяки рыб и каменисто-песчаное дно. На берегу стоял шалаш. Рядом с ним – скамья, на которой сидел пожилой мужчина и чинил сеть. В его пальцах мелькал челнок, помогающий латать дыры. Под ногами мужчины резвился с привязанными к сети грузилами маленький котенок.

– Доброго вечера, уважаемый! – поприветствовал Мирас.

Мужчина с хитрым прищуром оглянулся на подошедших к нему, щелкнул пальцами, и тут же сумерки сменились ночью. Щелкнул второй раз – заалел рассвет. Третий – солнечный свет разлился вокруг, запуская слепящие зайчики по водяной ряби.

– В Вечном Мире время относительно. Вечер ли, ночь ли, утро или день – это все осталось там, за гранью. Сюда мы пронесли только привычки и собственные представления о правильном и неправильном, а также свою правду, позабыв, что правд на самом деле множество, – медленно проговорил мужчина. – Но я рад вам. Зовите меня Зебадья.

Юноша и девушка представились в ответ.

Зебадья покачал головой, многозначительно поджав рот. А потом похлопал по скамье, приглашая присесть и молча вручил по удочке.

– Зачем мне это? – фыркнула Амаль.

– Рыбу удить, – последовал короткий ответ.

– Привычки того мира? – усмехнулся Мирас.