Аспирра: таланты Мудреца

– Можешь считать, Йерра, что я взял тебя под свое крыло, – недолго подумав, произнес капитан. – Немногие так просто могут сесть со мной за один стол и выпить за компанию.

– Я бы не сказала, что это было просто.

Капитан вновь рассмеялся и откинулся на спинку стула. Вокруг глаз расползлись лучистые морщинки:

– Так что же с королевской семьей?

– Ну, – нехотя отвлекшись от изучения расписного фарфора, я взглянула южанину прямо в глаза, черные как уголь, – полагаю, у меня нет выбора. Придется рассказать, иначе вы меня отсюда не выпустите. Или еще лучше – станете пытать. И все же, перед тем как раскрыть трагедию семьи Бритсов, я хочу содрать с вас обещание.

Мужчина нахмурился, но кивнул, чтобы я продолжила говорить.

– Если со мной что-то случится: будь то кара Богов, нелепая случайность, режущий клинок или соленая вода, пожалуйста, утопите в море мою семейную реликвию. Так далеко и глубоко, как это возможно. Я не доверяю южанам, как и самой себе, и все же мне кажется, что вы – честный человек и сможете выполнить эту просьбу.

Шансы были малы, но все-таки, сверкнув черными глазами, он ответил практически немедля:

– Я согласен, Йерра.

– Так… что вы знаете о наследниках главной семьи Стармора? – после недолгого молчания поинтересовалась я.

– У них одна дочь, Агния, – задумчиво надул губу капитан. – Вскоре должна выйти замуж, но за кого – придворные держат в секрете. Собственно, окружение королевской семьи не отличается болтливостью, а сами Бритсы держатся особняком.

– Не столь важно, за кого выходит Агния, – отмахнулась я. – Важно то, что наследников всегда было двое. А если верить слухам, то теперь даже трое.

– То есть как? – удивился Велемир.

– У них есть сын. Старший сын. И семья, насколько я знаю, от него не отрекалась. Он – проклятие Стармора и самое большое разочарование Бритсов. Мальчик родился с редким заболеванием кожи – она обновлялась и слезала по нескольку раз за день, как у змеи, а солнечный свет оставлял на его теле ожоги, едва на него попадали солнечные лучи. – Я быстро осеклась, прочитав на напряженном лице капитана немой вопрос. – Нет, он не был вурдалаком или нечистью. Просто больной несчастный ребенок. Солнце его не убивало, но делало очень и очень больно. Поэтому его держали взаперти и скрывали от простых старморцев. Негоже ведь, чтобы весь мир прознал о таком ущербном отпрыске! Слуги сторонились мальчика как прокаженного, а няньки и вовсе падали в обморок при виде уродца. Так он и рос в одиночестве, без друзей и радостей детских лет. И без солнечного света.

– Я слышал что-то подобное, но думал, что это пустые сплетни… – вдруг замялся Велемир, задвигав желваками. – В народе когда-то давно поговаривали про потерянного сына Бритсов, похожего на змею. Дикого лысого мальчишку, однажды сбежавшего из семейного дворца. Но потом об этом все забыли.

Я кивнула:

– Королевская семья тратит очень много денег, чтобы превратить правду в слухи и небылицы.

– И откуда ты знаешь, что это правда?

– К несчастью для Бритсов, при дворе долгое время служил один из моих соглядатаев, который на тот момент соглядатаем еще не был. В тот вечер, когда юный принц сбежал под покровом темноты, королевская семья отвалила по два горшка золота каждой посудомойке и слуге за молчание. Однако, – я не сдержала дерзкой усмешки, – я заплатила больше. Поскольку могла себе позволить. И более того, до сих пор ходит молва, что по ночам как по городам Стармора, так и по приграничным землям Запада вихрем проносятся одичалые всадники. А во главе – лысый мужчина с обожженным облезлым лицом. – Я поморщилась, осознав, что упустила очень важную деталь. – Да, с момента побега мальчишки прошло около десяти лет.

– И где он теперь? Ты знаешь? – Вполне себе логичный вопрос.

Я отставила чашку, наконец осушив ее. И улыбнулась, смакуя пряность:

– Полагаю, я могу потребовать за это дополнительную плату. У вас и так уже на эту ночь хватает пищи для размышлений, капитан.

Велемир вновь рассмеялся, широкие плечи беззвучно дрогнули.

– Хорошо, оставим это на потом, девочка. А теперь ступай, поздно уже. Засиделись. Надеюсь, в следующий раз мы будем пить чай при более приятных обстоятельствах.

Глава 3

Новые начинания

Десятилетие Аслуа

Эгоизм – не панацея. Он не залечивает душу и не может залатать раны на груди, исцеляя сердце. Эгоизм – это пламя, в котором исчезает все, что тебе дорого. Ты и оглянуться не успеешь, как Отец Хаоса и Порядка все ценное превратит в пепел на твоих ладонях.

Кормарк молча сидел подле костра, наблюдая, как в танцующем пламени чернеют поленья. У него самого было обожженное лицо. Кожа словно расплавилась, напоминая застывшие потеки горной породы. Солнечный свет еще в детстве сжег его волосы, оставив голый череп, что отныне пестрел белым, бежевым и болезненно-розовым цветом. На месте ушей зияли дыры, губы походили на толстые хрящи, а затылок – тот в задумчивости провел по нему изувеченной рукой – неприятно бугрился под пальцами.

Ночное небо источало холодный блеклый свет, как и сам полумесяц, нависший над высокими деревьями. Шуршала листва, сверчки пели свою песню, лошади фыркали и шаркали, а пленники – орали от боли, раздирая тишину ночи на куски.

Люди, собравшиеся вокруг столбов с привязанными невольниками, радостно улюлюкали – разные по своему облику и происхождению, но все опасные на вид. Кто-то сидел на земле и потягивал крепкое пойло из кожаных фляг, но большинство дикарей все-таки выказывало интерес и аплодировало ловкой работе ножа мастерицы пыток. Похоже, все были довольны зрелищем. Мрачно поглядывая на своих кровожадных собратьев, Кормарк невольно задумывался над тем, каково это – умереть в каком-то дурацком лагере, наполненном пустыми людьми. Людьми без цели, теми, для кого твоя мука станет развлечением, о котором скоро все забудут.

Разочарование. Кормарк разочаровался во всем, что делал, и в пути, по которому шел. Разочаровался в том, кто он есть, и в том, что так и не смог найти свое место, обойдя столько земель и городов. Везде он – беглец или преступник; иногда даже маг, еретик, прокаженный или служитель Бездны.

В раздумьях мужчина придвинулся чуть ближе к костру, что творил призраков из языков пламени. И сколько бы он ни жмурился, он все равно их видел – формы и цвета, которых там просто быть не могло.

– Мирное Небо меня ненавидит, Матери Бездне я безразличен, а Отец Хаоса и Порядка принимает меня целиком и полностью, одарив талантами, о которых люди даже не мечтают, – сипло пробормотал Кормарк.

И с этими словами он сунул уродливую руку в костер, не почувствовав ровным счетом ничего, только тепло, кротко коснувшееся кончиков пальцев. Достал ее оттуда, целую и невредимую, а затем поймал трепещущие пламя в ладонь – огонек стал плясать над уродливым покровом кожи, словно по волшебству.

В такие моменты ему казалось, что Отец Хаоса лично разговаривает с ним, но собратьев Бритса подобными фокусами было уже не удивить. Семья привыкла к его талантам.

– Оттого ты сжег несколько последних деревень? – посмеиваясь, спросила Алиша, разделываясь с куском сочного мяса.

Кормарк поморщился так, как умел, оглядев разбойницу в кожаных доспехах, сидевшую рядом на траве. Для него она всегда была путеводной звездой, освещающей его долгий путь.

– Пускай горят, пускай. Плохие люди заслуживают очищения. И спасения от самих себя. – И огонь в его руке развеялся по ветру.

– А с чего ты взял, что они плохие? А разве мы с тобой – хорошие?

– Я не судья, Алиша. – Он взглянул на нее печальными ярко-синими глазами. Тени сильнее врезались в его грубое, обожженное лицо. – Но раз мне даны силы, значит, я должен истреблять заразу, где бы ее ни находил.

– А по мне, это были обычные деревеньки. Такие же, как и прочие, – пожала девушка плечами, продолжая жевать. Светлые волосы, собранные в хвост, подрагивали на ветру. – В последнее время от твоей вспыльчивости достается уж очень многим.

– Мне не нравится, что стало слишком много разговоров про Юг и Север. – Он проигнорировал слова возлюбленной и решился высказать мысль, которую вынашивал в голове последние несколько месяцев: – Я должен вернуться домой.

– Что? – Тут разбойница от удивления округлила глаза. – К Бритсам?

– Да.

Леденящий вопль пленника на мгновение отвлек пару от разговора. Мастерица пыток, а вместе с тем и лекарь лагеря, срезала здоровый кусок с живота пленника и, к общему восторгу, издеваясь, прикладывала его обратно. Что-то от этого зрелища внутри Кормарка зашевелилось, и он отвернулся: оставаться калекой хуже, чем мучиться от боли, не оставляющей следов. В момент, когда мучитель наносит раны, которые уже никогда не заживут, появляется ощущение неизбежности. В это мгновение человек чувствует свою беспомощность, осознавая, что он теперь – ничто. Всего лишь мясо для мясника.

Почему-то раньше Кормарк об этом никогда не задумывался, стоя на месте лекарши с ножом в руке. Неужели в нем просыпалась давно дремавшая человечность?

– Да, должен, – твердо сказал он, будто уверяя не подругу, а самого себя. Затем поднялся на ноги и взревел так, что даже израненные пленники утихли, внимая силе его голоса: – Слушайте сюда, братья и сестры!

Алиша тут же поддержала его, вскочив с земли и взмахнув руками:

– Вожак говорит!