Что сделает безумный скульптор из неживого камня?

– Кто этот знакомый?

– Александр Воротов. Он же Игорь Закатный, Дмитрий Камень, Маурицио Фасиль. У него про запас сотни имён на все случаи жизни, и эти ещё не самые вычурные.

– Какое из них настоящее?

– Настоящее? – эйемора гулко рассмеялась. Смех её длился существенно дольше, чем это принято у людей, и казался необычно свободным. Существо проделало это ещё несколько раз, играясь то ли с вопросом Андрея, то ли с самим смехом. Она заливалась и глядела вверх, как если бы с каждым повторением на потолке вырисовывались узоры, потом закрыла глаза и проделала то же самое. Вдоволь насладившись одной ей ведомым эффектом, она заметила:

– Ваша ирония – поразительный инструмент, не хуже кисти или резца.

– Кто же ты всё-таки?

– Существо, отличное от тех, которых ты привык видеть.

– Откуда ты?

Существо недолго подумало и ответило:

– Бессмысленный вопрос.

– Объясни хотя бы, как выглядит место, откуда ты пришла?

– Выглядит оно точно не так, как ты привык. Думаешь, это легко объяснить? Наверное, всё же можно… Для людей я – чёрная тень, бесформенная масса, но я могу принимать облики, силуэты вещей, когда ко мне прикасаются человечьи мысли. Представляешь ли ты себе, что такое – видеть всем телом, тысячей глаз? Нет, ты не можешь представить. Мы видим намного больше и ярче, чем видел кто-либо из вас. Настолько больше, что окружающее кажется нам совсем другим. Тебе это показалось бы очень уязвимым, быть нераздельным с тем, что вокруг и ощущать тяжёлую усталость от бесконечного смотрения, которое невозможно прекратить, и вопреки всему – настоятельную жажду видеть как можно больше. Таков мир, в котором я жила, ещё не будучи человеком. Он весь колеблется между усталостью и жаждой, и сильнее всего со временем становиться желание закрыть глаза, как можете вы, люди, и при закрытых глазах создавать вещи, существующие только в твоей голове.

– И поэтому ты забрала тело Светланы?

– Да, поэтому. Твоя злость угольно-красная, ну же, перестань. Я пошла на это добровольно, то есть, она пошла на это по своей воле.

– Но зачем? Ты ещё помнишь себя? – Стрела ловил себя на том, что ему привычней обращаться именно к Светлане, которая как будто незримо жила внутри этого двойственного существа. Когда на мгновенье показывалось знакомое выражение лица, Андреем овладевало радостное предчувствие встречи, которую он втайне от самого себя ждал многие годы, но сиюминутное сходство резко стиралось, оставляя по себе лишь окончательность перемены, произошедшей со Светой.

Эйемора весело усмехнулась:

– Ну конечно, я помню себя.

– Так зачем?

– А зачем ты создаёшь скульптуры?

Помолчав, она продолжила:

– Понимаешь, это существо, оно действительно видело мир совсем иначе. Такое невозможно просто представить. Как будто выглядываешь в дверную щель, а за ней – просторы, которых не ожидаешь увидеть, и потом одно желание – ступить за дверь. Всё очень просто.

– И… как это происходило?

– Большую часть проделал Дмитрий… Прости, Александр Воротов, я привыкла называть его этим именем. История длительная и сложная в переложении на ваш язык. Тебе хватит небольшой её части – ровно с того момента, когда Воротов разыскал человека, способного слиться с эйеморой.

– Воротов, кто он на самом деле?

– Наш верный проводник, как и Везорина.

Существо удивительно резко переключалось с рассказа от себя к рассказу от лица Светы. Андрей никак не мог свыкнуться с необычностью такого разговора. Их действительно было две внутри одного тела, и они то соединялись в одно целое, то жили раздельно и мыслили сами по себе. Существо продолжало как ни в чем не бывало. Казалось, сейчас оно полностью стало Светланой:

– Он, Дмитрий, рассказывал о себе постепенно, ровно столько, сколько требовалось, чтобы не оттолкнуть меня раньше времени. Он рассуждал о вещах, которые мне тогда казались слишком абстрактными, но привлекательными, поначалу только как тема досужих бесед – о пределах человеческой мысли, о реальностях за ними. Везучий хитрец всегда знал, что надо делать, чтобы происходили удивительные вещи. Воротов подобрал очень удачный момент. Он всерьёз предложил мне стать чем-то вроде сосуда для потустороннего существа и показал, что нужно делать.

Света на минуту закрыла глаза и сделала несколько движений головой. Вид у неё был такой, будто она пытается найти что-то в темноте под закрытыми веками.

– Когда я пытаюсь рассказать это словами, передо мной всё как в дымке. Помню, он заставлял меня писать картины, как я делала всегда, а потом переиначивать их, дробя, накладывая и искажая черты рисунка самым невообразимым образом. Это очень похоже на то, что ты делал с некоторыми скульптурами. Всё выливалось в полотна, которые я точно не смогла бы написать сама. Так много всего происходило, но у меня не получается рассказать. Возникли необычные видения, потом сами по себе стали приходить мысли эйеморы. Поначалу было интересно, а потом – очень страшно. Я видела перед собой бесформенную тьму, принимавшую различные формы, подчас ужасные, и знала, что не имею права отвести взгляд. Вскоре тень проникла во всё, она была и снаружи, и внутри меня. Светлана перестала себя контролировать. Когда становилось совсем жутко, она кричала и звала на помощь, но иногда становилась жестокой. Она стала опасной для Воротова и остальных.

– Были и другие?

– Они до сих пор есть, Александр не справился бы в одиночку. Сообразив, что оставлять меня у кого-либо из них он не может, Воротов отвёз меня в Особскую клинику. Я к тому времени была абсолютно невменяемой, и меня забрали без лишних вопросов. Никому и в голову не пришло поверить моим рассказам о группе людей, которых он собрал в загородном доме Белквиста, а тем более о существах из другого мира. Отец узнал позже. Ох, как он был недоволен! Впрочем, он всегда ожидал для меня чего-то похожего. Не представляю, что они ему сказали, но в конце концов отец решил, что будет лучше оставить меня в клинике и закрыть глаза на дела Воротова. Что случилось потом – ты знаешь.

– Почему ты заболела?

– Я чужеродна. Я разрушаю человеческое тело.

– А скульптура понадобилась…

– Да, именно поэтому. Тело человека долго не выдержит моего присутствия внутри.

– И поэтому ты…, – Андрей колебался перед тем, как произнести «умерла», и в конечном счёте ничего не сказал – его прервали шаги на лестнице.

– У вас не закрыта дверь, господин Стрела.

В дверном проёме, поигрывая шляпой в руках, стоял человек, любивший представляться разными именами.

Андрей не мог сдержать язвительной иронии:

– Долго же мне пришлось вас ждать. Думал, вы и забыли обо мне, а работа, между тем, давно сделана.

– А я не сомневался в вас. Полагаю, пришло время оплаты? – Воротов достал мешочек с монетами, едва умещавшийся ладони, и играючи провертел его за шнурок.

– Нет, знаете, на этот раз обойдусь.

– Мудрое решение. Единственное, что вам теперь пригодится, это билет на поезд. А я вам бесконечно благодарен.

– Смотрите, что из-за вас случается, – Стрела указал на тело Картина.

Уголки рта Воротова опустились, в глазах же на мгновение задержалось хитрое веселье. Он продолжил более серьёзно:

– Мне очень жаль. Увы, его сегодняшний приход относится к тем вещам, которые я не могу предвидеть. Если бы вы выполняли ту же задачу, что и я, – Александру посмотрел в глаза Андрею, – вы бы меня поняли. К тому же я не могу отказаться от своего дела, ведь, если бы всё это не начал я, полагаю, наша гостья попросту нашла бы себе другого слугу.

– Почему он умер?

– От страха. Здесь нет ничьей вины. То же самое с теми двумя из вашего города – официанткой и библиотекарем. Если бы не отвернулись в последний момент от того, что увидели, остались бы живы.

– И этого вы тоже не могли предвидеть?

– Нет, с ними другая история. Они были моими помощниками.