Экстренные меры сделали свое дело. Уже на следующий день нога выглядела намного лучше, а через пару недель от болезненности не осталось и следа, так что можно было вздохнуть с облегчением… Хотя ставить его на цепь я зареклась.
Но у нас нарисовалась еще одна проблема.
Поскольку мы до последнего не знали, где будем зимовать, срок раннего заказа сена упустили. Я обзванивала всех могущих помочь в решении вопроса, и наконец услышала то, чего так жаждала.
– Есть сено. Клевер, люцерна, тимофеевка. Вам еще нужно?
– ДА! Конечно, нужно!
Договорились на 4 тонны, чтобы с запасом. И началась новая эпопея. Каждый день я звонила фермеру с одним и тем же вопросом: «доставка будет?» И каждый день слышала, что то убирают картофель, то дождь – и поэтому везти нецелесообразно. Иногда он говорил, что вот да, привезут, я срывалась с работы, мчалась в конюшню – и, прождав полдня, снова слышала об обстоятельствах непреодолимой силы. Хорошо, что пока была трава, которую удавалось накашивать на ночь, и возможность целый день пастись.
Но вот наконец раздался долгожданный звонок: «Мы едем».
Правда, без приключений все же не обошлось.
Чтобы часть сена поднять на чердак, папа соорудил хитрое приспособление: что-то вроде тележки, которую по импровизированным сходням, присобаченным к лестнице, чем-то вроде импровизированной лебедки тянули вверх. В результате она один раз сорвалась (к счастью, по пути вниз, то есть будучи порожняком) и ощутимо заехала по мне, неосмотрительно стоявшей на траектории ее движения.
Плюс к тому, на выезде увязла в мягком грунте фура. Я побежала за А.И., у которого имелся трактор. А.И. озабоченно сказал, что трактор еще нужно завести, а это может быть проблематично. Естественно, с первого раза ничего не получилось. Все столпились у несчастного транспортного средства, открыли «капот» и начали возюкаться, пытаясь вернуть механизм к жизни.
И тут произошло невероятное. Рыжуль, которого до сих пор в этой жизни мало что интересовало, вдруг подбежал к нам и с видом приглашенного консультанта тоже сунул нос в двигатель. А потом, когда трактор, наконец, завелся, как и полагается, с жутким ревом, мой лошадь, боявшийся всего и всех, не рванул удирать, а стал рядом со мной, вытянув шею и с интересом наблюдая за происходящим…
И это была еще одна маленькая победа.
Дуброво
Жизнь в Дуброво стала временем «сбычи» самых смелых «мечт», временем надежд и побед. Хотя, надо сказать, А.И., хозяин усадьбы, где мы поселились, поначалу, как и все, далеко не разделял нашего оптимизма. Первое время он упорно уговаривал моих родственников (поняв, что ко мне с этим лучше не подходить) убедить меня избавиться от «этого доходяги, пока не поздно», говоря о том, что зиму он не переживет. Учитывая, что это было мнение уже третьего ветеринара, предстоящая зима казалась критическим рубежом, который покажет, есть ли у нас шанс.
А шанс определенно был.
Потому что Рыжуль, как будто в благодарность за нашу веру в него, стремительно пошел на поправку. Это было каким-то чудом. Конь повеселел, округлился, шерсть приобрела яркий огненный оттенок и блеск. Каждое утро, выходя из денника, "доходяга" заливисто ржал и рысью бежал в сад, который был выделен ему в качестве «левады», где устраивал «показательные выступления» с прыжками, свечками, «козлопуками» и прочими фигурами высшего пилотажа, а набегавшись вволю, уже спокойно гулял, периодически навещая стожок сена, до вечера.
В Дуброво Рыжуль обзавелся новыми друзьями в лице двух рыжих кобыл, Машки и Белки, и соседского мерина по кличке Гордый. Забавно и радостно было наблюдать, как конь, еще недавно «доходяжный», выгнув шею, раздув ноздри и вскинув хвост, носился вокруг табунка.
Там же мы стали потихоньку заниматься в руках. Вначале Рыжуль слабо понимал, что от него требуется, и по привычке пытался пугаться, что он делает ЧТО-ТО НЕ ТО и его за это сейчас будут страшно избивать. А испугавшись, старался вырваться и убежать. Но постепенно, убедившись, что ничего страшного в занятиях нет, начал учиться думать. Иногда прямо видно было, как у него в голове крутятся шестеренки. Проснулся даже некоторый азарт к учебе. А уж «тумбу» (старый улей с плоской жестяной крышей) он полюбил страстно. Иногда во время прогулки конь подходил к «инструменту» и по очереди водружал на него передние ноги, стараясь, чтобы тумба еще и "звучала", распугивая окрестных птиц.
Именно в Дуброво у нас многое было впервые. Долгие прогулки, изучение окрестностей, знакомство с животным миром деревни. Именно тогда Рыжуль начал сам, охотно и добровольно, оставлять других лошадей ради моего общества. Именно тогда в нем проснулся настоящий интерес к окружающему миру и к людям, ЖЕЛАНИЕ ЖИТЬ. И именно тогда он стал потихоньку, совсем по чуть-чуть, оттаивать и доверять.
Никогда не забуду день, когда я поняла, насколько качественно изменились наши отношения.
Осень стояла на редкость теплая и сухая, так что даже в ноябре можно было спокойно пастись. И тогда был один из таких замечательных дней, когда кажется, что не осень на дворе, а весна, и не верится в скорый приход зимы. Мы с Рыжулиным, как обычно, тусовались на лугу. Он пасся, я сидела рядом. Прошло, наверное, часа два, и конь в очередной раз подошел за сухариком. Я погладила его по изящной мордашке, а он вдруг умиротворенно и шумно выдохнул, а потом… лег. И замер совсем рядышком, спрятав голову у меня в руках.
Он лежал так минут десять, а я все это время сидела, боясь не только шелохнуться, но даже дышать, чтобы нечаянно не разрушить то хрупкое, что именно в этот момент зарождалось между нами…
Случилось чудо?
Так мы и жили. Потихоньку, каждый день, открывая что-то новое друг в друге и в окружающем мире. И, поскольку виделись часто, изменений этих не замечали. Пока однажды А.И. не сказал:
– А вы обратили внимание, что он кашлять перестал?
И действительно, пытаюсь вспомнить, когда же в последний раз слышала, как моя лошадь кашляет, и… не могу! Кажется, в октябре? Или в ноябре? А потом… потом его прослушали. И легкие были чистыми! Вы представляете? Чистыми! У коня, который не мог дышать как минимум последние 4 года! Ветеринар из Питера, к которой я обратилась за «он-лайн» консультацией, сказала, что, значит, это была не эмфизема – потому что она просто так не проходит. Но для меня главным было одно – осознание, что все поправимо, что, если действительно хочешь – все получится, и вылечить можно что угодно.
А еще… Еще он начал играть! Зашуганная, закрытая абсолютно лошадь! Это могут оценить только те, кто его знал, кто пытался пробиться сквозь эту стену замкнутости и непонимания… Мы играли в прятки (и он по-настоящему меня искал), в догонялки, или он просто носился, выбрыкивая, подбегая ко мне с раздувающимися ноздрями и выгнутой шеей, показывая: вот он я какой на самом деле! Но всегда, даже в самых буйных играх, он соизмерял свою силу, точно оценивал расстояние между нами, чтобы ненароком не зацепить. Эта его безопасность в общении подкупала еще больше, если вспомнить, как обращались всегда с ним самим. Именно тогда я еще больше прониклась не самыми светлыми чувствами к нашему конному спорту, который делает из замечательных, душевных и открытых лошадей зашуганных психотиков с кучей болячек. И, наверное, я уже никогда не смогу спокойно приехать в Ратомку. Без почти непреодолимого желания кого-нибудь там убить или, по крайней мере, покалечить…
Ну, а потом наступила весна. Наша вторая весна. Когда мы приняли решение отвезти на лето Рыжулина на дачу. И снова стали готовиться к переезду.
Еще один переезд
Начала я с поиска коневоза. Запаслась несколькими телефонами перевозчиков, по одному из которых позвонила. Наугад, но, как оказалось, очень удачно.
Катя сразу согласилась нас перевозить и, более того, сходу отвергла все мои сомнения в успехе предприятия.
– Понимаете, – я решила, что лучше предупредить сразу, – когда он в прошлый раз ездил в коневозе, это, по словам его прежних хозяев, закончилось печально…
– Не волнуйтесь, – бодро ответил наш потенциальный перевозчик. – Погрузим.
– Это может быть долго.
– Сколько надо, столько и будем грузить. Хоть целый день.
На этой оптимистичной ноте и остановились.
Белый «Мерседес» приехал минута в минуту. Коневоз я видела впервые и оглядела это чудо техники с опаской. К тому же выяснилось, что поставить его так, чтобы образовался коридор, по которому лошади будет сложнее увильнуть с трапа, невозможно, и грузить придется прямо с улицы.
Вопреки моим опасениям, зашел Рыжуль элементарно. Просто поднялся за мной следом и совершенно спокойно дал себя привязать и поднять борта.
– Ну все, выходи, – сказала Катя, открывая маленькую боковую дверцу. – Видишь, как хорошо получилось, зря боялись.
Однако, стоило мне выйти, Рыжулька заозирался, увидел, что остался в машине один, и началось… Он свечил, бил задом, раскачивал коневоз ударами в борта, копал… Прицеп ходил ходуном.
– Может, мне с ним? – робко предложила я.
– Нельзя! – отрезала Катя. – Попробуем двигаться, может, он успокоится. Но пока садись в нашу машину. На всякий случай. Когда успокоится – пересядешь в вашу.
Мы тронулись, но конь, вообразив, что его пытаются увезти в неизвестном направлении чужие люди, решил дорого продать свою жизнь и разбушевался не на шутку. Остановились, и Катя достала шприц с успокоительным.
– Хорошо, что взяла на всякий случай, – улыбнулась она.
Пока ждали действия лекарства, она оглядела Рыжульку и спросила:
– А что за лошадка? Знакомая больно…
– Экзахт…
– Из Ратомки??? – ахнула она. – Тот, который в учебке был, а до этого в троеборье???
– Кажется, да. А вы его знали?
– Ну, еще бы! Понятно теперь, почему он ездить боится. – и добавила: – Странно, что вообще нас не поубивал.