И только лошади летают вдохновенно

Рыжуля сказал: «Ы-гы-гы!!! Хочу бегать!!!» Ну, бегать, так бегать. Я всегда рада предоставить лошадке такую возможность.

Пошли бегать на корде. Бегали вдвоем – честно.

Я выдохлась первая. Ровно через 12 минут.

Потом отпустила Рыжулина, и он отправился закусить клевером, а я двинулась на пастбище. Рыжуль наблюдал за моими передвижениями, но следом не шел.

Интересно, думаю, что ж ты будешь делать, если я отойду далеко? Иду – смотрит, но не двигается. Свернула на другую тропинку, так что за деревьями ему меня не видно. Притаилась, жду. Ничего. Проходит несколько секунд – слышу топот. Обиженное ржание, и из-за поворота галопом вылетает Рыжий. «Ты чего??!! Бросила, да??? Маленькую рыженькую лошадку? А если бы меня съели?!!!»

Ладно, говорю, не обижайся. Даю сушку. Сушку съел, потерся головой. Простил.

На лугу оказалось, что это только я выдохлась, а лошадь еще совсем даже не прочь позажигать. В связи с этим мимо меня время от времени проносилось торнадо – только комья влажной земли летели из-под копыт – на меня, естественно, только и делай, что уворачивайся. А поскольку я от природы не слишком верткая, домой мы вернулись… не совсем в том виде, в каком уходили. Во всяком случае, я – определенно.

Кое-как отскребла от себя грязь, припарковала Рыжулина под навес, нарезала ему яблок. Несу. Открываю калитку, конь приветственно ржет (яблокам), и тут меня в ногу кусает оса! Дважды! Она упала мне в сапог, несчастная. Разражаюсь пламенной тирадой (каюсь, не все слова пропустила бы цензура), Рыжий ржать перестал и удивленно так на меня смотрит. Ставлю ему яблоки и, с выражением дьявольской скорби на лице, на одной ноге несусь к ближайшему водоему (был у нас такой для полива растений – вода там, к счастью, была) и сую туда пострадавшую конечность. Тем не менее, отек образовался приличный. И ходить было больно. И осу жалко, да.

Поэтому после обеда я была калекой и до пастбища еле дохромала. А там решила посидеть на травке, дать покой болящей ноге. Не тут-то было! Стоило мне расстелить куртку и устроиться поудобнее, тут же заявлялась наглая рыжая мордаха и начинала со скорбным видом выдирать из-под меня жалкие травинки. Конечно, там, где я сижу, всегда самое вкусное!

Возвращаемся домой:

Вечером я договорилась, что наши дуракаваляния поснимают. Но Рыжуль, очевидно, решил, что за день я скопила слишком мало «позитива».

– Ого! – радостно сказал он, почуяв свой звездный час, – нас снимают! Ну-ка, дай я покрасуюсь! – и бух ногу на тумбу.

– Нет, – пискнула я.

– Чего нет? Не ту ногу? На тебе другую!

Но тумба в нашу программу не входила, поэтому я попыталась убедить этого упрямца сделать что-то другое.

– Не лезь, – сказал он вполне внятно. – Это меня снимают! Значит, буду ставить ногу на тумбу!

Я же из вредности попросила тумбу не фотографировать.

– Ах так, – сказал он. – Ну, тогда вообще ничего снимать не будут!

И поворачивался так, чтобы ничего не было видно.

Напоминание о спортивном прошлом. Это осталось с троеборных времен, когда Рыжуль не слишком удачно зашел на препятствие. А, как известно, в троеборье ломаются не барьеры, а лошади. Вот он и загнал кусок себе в плечо. Зашили не слишком удачно, как видите.

Еще в те выходные стало окончательно ясно, что лето, увы, закончилось. Нудные дожди, пожелтевшие листья, лужи и грязь. Осень…

Мячик, телега и все остальное

Все началось с поголовно обуявшей всех заочно знакомых лошадников мячикоманией. «Чем мы хуже?» – подумала я и отправилась в отдел игрушек.

Так у Рыжулина появился мяч. Детский, мягкий, даже с веревочной петелькой (собственно, эта петелька меня больше всего подкупила). Для игры.

Результат оказался, в общем, предсказуем: полнейшее отсутствие интереса. Мячик был вначале заподозрен в причастности к племени Конеедов, затем вяло обнюхан, и на этом общение прекратилось. Я показала Рыжему веревочную петельку (наивно надеясь, что это подвигнет коня хоть эту петельку покусать – ну берет же он в зубы по команде корду и чомбур) – на меня посмотрели с некоторым изумлением. Я? ЭТО?! В рот?!!! С ума сошла??? Тебе надо – ты и кусай!

Потом лошадь понаблюдал за моими пробежками по леваде за этим самым мячом с искренним снисходительным сожалением, вздохнул, только что копытом у виска не покрутил – и заявил: пойду-ка я лучше яблок поем, а то ты сегодня совсем плоха (в плане умственных способностей и адекватности, я так полагаю). И повернулся к нам с мячиком эээ… спиной, в общем. Игрушка осталась скучать у него под навесом, подвешенная за ту самую петельку на веревочку, которая в будущем по идее должна была изображать кордео.

А еще мы познакомились с телегой. Дело было так. Шли мы себе с пастбища, никого не трогали. Я, как всегда, дошла до нашего поворота первая, а Рыжуль тормозил – траву ел. И вижу я, что на нашей дорожке стоит лошадка, запряженная в тележку. Я на всякий случай прицепила к недоуздку чомбур – мало ли чего, лошадка-то незнакомая, – а тем временем ее из тележки выпрягли и утащили на дачи картошку копать. Одна тележка на дороге осталась.

И вот мы повернули, тут-то Рыжий ее и УВИДЕЛ (в смысле, тележку, а не лошадку).

«Ого! – сказал он. – Ого-го! Вот это Чудище! Может, мы туда не пойдем?»

«Извини, – говорю, – никак не получится. Другой дороги нет.» (Это я, конечно, соврала, но нельзя же упускать такую приручательную возможность).

«Ладно, – подумав и вздохнув, сказал конь. – Только, чур, ты первая.»

А сам ушки настрополил, голову поднял, глазки выпучил, ноздри раздувает… Конь-огонь, в общем, бойтесь все! И сразу большой такой стал.

Идем. Два шага прошли – остановились. Я чомбур не натягиваю, жду, чтобы сам шел. Еще два шага. Еще два. В общем, так до телеги добрались.

Тут Рыжий решил пробежаться мимо рысью, сделав вид, что очень спешит по делам, но я (ехиднища злобная) страсть как хотела познакомиться с телегой, так что ему пришлось затормозить. Правда, когда я дотронулась до «чудища» рукой, он соизволил осторожно (ей-богу, на цыпочках!) к ней приблизиться и тоже слегка дотронуться носом. Не укусила! Тогда он окончательно обнаглел, обошел и тщательно обследовал всю телегу, даже сено, которое в ней лежало, на зуб попробовал, но не понравилось – выплюнул. Потерял к телеге интерес, и мы пошли домой.

В ту ночь нас настигли первые заморозки. Что еще раз напомнило: нужно всерьез думать о зимовке. Но знали бы вы, как не хотелось отдавать коня в чужие руки! Как будто ребенка на пятидневку определяешь, или еще того хуже…

Возможно, это было предчувствием…

Новый поворот

Надо было думать о постое. Но поскольку в этом вопросе я была полным нулем, в мою бедную голову пришла только мысль о конноспортивных комплексах. Ратомку как потенциальный дом для коня я даже не рассматривала. А вот Зазерье показалось приемлемым вариантом.

Но в Ратомку все же позвонила. Узнать, что же за лошадь такая мне досталась, поскольку сведения о нем разнились от человека к человеку, а мне же интересно.

В приемной дали номер телефона зоотехника. Услышав, что мне хотелось бы получить сведения о лошади, рожденной на конезаводе, она обнадежила, что для этого даже не нужно ехать к ним, все данные у нее под рукой.

– Какая лошадь вас интересует? – спросила она.

– Экзахт.

– Экзахт? Он еще жив??? – ее вполне искреннее удивление повергло меня в ступор.

– Да, вполне… А почему нет?

– Ну, он же совсем доходяга. Из оперы «то понос, то золотуха». И колики постоянные, и кашель…

– Колики??? – тут настала моя очередь удивляться, потому что как раз с этим у нас проблем не было.

– Да, постоянные. Его даже не лечили практически – бесполезно…

Чувствуя, что сейчас разговор может принять не совсем цивилизованный оборот, я поспешила вернуться к первоначальной теме. И выяснила, что родился мой коняга 13 января 1996 года, так что купила я его через 2 дня после его 9-летия. Что родителями у него были Эспаньола и Хорог, позже ушедший в Германию. Что почти всю свою жизнь он провел в учебке, развлекая детишек…

А потом позвонила в Зазерье по поводу постоя. Съездила посмотреть. Не то чтобы сильно понравилось, но особо ужасной конюшня не показалась. И даже декларировалась возможность выгула, что в нашем райдере стояло обязательным пунктом, наряду с наличием ветеринара (ну как-то все же стремно было без этого). И мы решились.

Катя, когда мы договаривались о перевозке, Рыжулина тут же вспомнила: