Черно-красные нити

В больнице было тихо. Утренние часы никогда особо не баловали посетителями. В палате находились трое. Один смущенно отводил глаза и тщетно старался не замечать обилия гипса и бинтов на своем теле. Еще двое, в сердитом возбуждении, не знали ругаться им или плакать от счастья.

– Что это? – спросил Жека. – Что с твоей головой?

– Черепно-мозговая травма, если ты не заметил.

– Я не об этом!

– А, вот ты о чем. Все нормально, – улыбнулся Димарик. – Не заслужил.

Жека вопросительно поднял брови.

– Ирокез, – пояснил Демс. – Я много чего понял. Много накосорезил. И пришел к выводу, что не достоин таскать ирокез. Пока так.

– Ну, ты даешь, братишка, – Жека похлопал Димарика по плечу, и с удовольствием услышал, как тот ойкнул. – Жаль, что все так вышло, но ситуация наконец – то разрешилась. Я прав?

Демс потупился, а потом неуверенно кивнул.

– Хорошо бы, – сказала Ксюха. – Всем от этого хреново.

Жека заметил, как покраснели глаза брата и безошибочно угадал его мысли.

– Да ладно тебе, братан, не кисни! С ней все будет нормально. Это же Челси! Неужели кто-то поверил, что она всерьез хочет себе навредить?

– Все так и выглядело…

– Да она просто крышей поехала! Но теперь ей не скоро захочется выкинуть подобную шутку! – злился Жека.

– И надолго ее туда? – спросила Ксюха.

– Пока мозги на место не встанут.

– А предки забрали заявление? – с тревогой покосился на брата Демс.

– Да. Почти сразу же. Мусора на них с ходу насели, пока они в шоке были. Но после маленько остыли и все поняли. Слава Богу, адекватные люди. Не то, что их дочурка.

– Хоть это радует, – вздохнула Ксюха.

За дверью послышались шаги и приглушенное бормотание.

– Они здесь, – улыбнулась Ксюха. – Пойдем, покурим на балконе.

Она взяла Жеку за локоть, и они вместе вышли из палаты.

Демс заметался. Голова закружилась, и он прислонился ею к спинке койки, стараясь выглядеть не таким взволнованным. Скрипнула дверь. Димарик открыл глаза. На пороге стоял Илья с небольшим свертком в забинтованных руках. Высоченный, светловолосый здоровяк смотрел на него сверху вниз. На лице темнел большой синяк и бросался в глаза свежий шов на скуле. Грей выглядел насупленным и немного растерянным. Он пристально посмотрел на Демса, вошел и уселся на стул, который минутой раньше занимал Жека. Гость опустил голову и долго молчал. Димарик тоже не нашелся, что сказать. Настенные часы громко нарезали минуты.

– Не понимаю, как ты здесь спишь, – раздраженно скривился Грей.

– Да я и не сплю, а просто вырубаюсь от колес, так что пофиг.

– М-да, – покивал Грей, и вдруг поднял взгляд. Их глаза встретились. Димарик покрылся мурашками. Они безотрывно смотрели друг на друга, не моргая и не говоря ни слова. Спустя столько лет их прерванный разговор был продолжен.

Димарик ждал худшего. Он хотел, чтобы Грей высказал ему все, что накипело у него на душе. Хотел услышать, какой он поддонок и мразь. И Грей высказался. Без слов. Его глаза, как и прежде, говорили лучше. И в них не было ни капли неприязни, жалости или отвращения. Только искреннее сожаление, усталость и крупица детской обиды. А еще они лучились теплом. И в этом повзрослевшем сильном мужчине явно проглядывался светлоглазый мальчишка с обгоревшим носом, тот самый Илюх, с которым Демс без умолку болтал обо всем на свете, играл в войнушку и которого когда-то очень любил. Он и сейчас любил его и вдруг понял, что холод начал отступать. Демс услышал голос Ильи в своем сердце, он тянулся к нему, звал по имени. И в этот момент замолкли колючие ледяные ветра, ведь и Илюха по-прежнему любил его.

– Спасибо, – прошелестел Илья, и протянул Димарику забинтованную руку.

Демс хотел улыбнуться, но не смог. Губы скривились в жалком подобии улыбки и задрожали. Внутри бушевал целый ураган чувств. Глаза щипали слезы. Слезы радости, слезы вины, слезы облегчения. Он хотел что-то ответить, но лишь издал невнятный всхлип и потянулся к Грею здоровой рукой. Скрестив ладони, они поприветствовали друг друга крепким мужским рукопожатием, долгим и бо?льным. Димарик перестал сражаться с собой и слезы потекли по его расцарапанным щекам.

– Демс?.. – Грей обеспокоенно всмотрелся ему в лицо. – Ты как?

Он отпустил Димарика, но тот неожиданно вскинулся и схватился за него обеими руками, жмурясь от прострелившей плечо боли.

– Прости! – выдохнул Димарик. – Прости меня!

Он трясся и судорожно дышал. Грей молчал. Он не винил Димарика за слезы и спокойно ждал, когда тот успокоится. Демс хотел еще многое сказать, но не мог. Да это было и не нужно. Грей все понял без слов.

Голова опять закружилась. Димарик облокотился о стену и закрыл глаза. Он все держал израненную руку Ильи в ладонях, стараясь не сжимать ее так сильно, как хотелось бы. Демс больше не хотел причинять ему боль. Но Грею все равно было больно. Больно смотреть на Димарика, больно видеть его слезы. А больнее всего было сознавать – все, что произошло, не сон и не фантазия, а суровая, грубая реальность. Она возвела между ними прочную стену, которую им придется еще долго разбирать по кирпичикам, прежде чем все окончательно встанет на свои места. А встанет или нет, покажет время – бесстрастный молчаливый наблюдатель, проводник всех судеб и их же палач.

Демс почувствовал сквозь бинты тепло руки Ильи и вдруг увидел, что тот снова горит. Он так хотел этого. Он так ждал. И теперь Илья вновь делился с ним своим новым разгорающимся пламенем. Димарик чувствовал этот огонь. Чувствовал его внутри. И ощутил себя прощенным. В одно мгновение тяжелая глыба прошлого рухнул с его души. Димарик был благодарен, он был счастлив, и все, чего ему хотелось, это вот так вот молчать с Илюхой еще хотя бы малую долю вечности.

Тихий стук в дверь отвлек их друг от друга. Скипи робко заглянула внутрь. То, что она увидела, ошеломило ее.

Димарик догадывался, что Илья привел с собой Юльку, но до последнего не верил, что она захочет навестить его. Она была бледной и выглядела такой же измученной, как и Грей. Демса поразило ее присутствие. Он пересекся с ней взглядом. Скипи не спрятала глаза и не отвернулась.

Все верно, он по-прежнему испытывает к ней нежные чувства, но теперь уже не может, не имеет права тянуться к ней. И он больше не ненавидит за это Грея, который до сих пор не отнял у него своей руки. Скипи всхлипнула, не понимая, что делать дальше.

Грей знал, что она заплачет. Он протянул ей другую, тоже забинтованную руку, и Юлька быстро подошла, ухватившись за него, как за спасательный круг. Она закусила губу и не сразу осмелилась посмотреть в заплаканные глаза Демса, некоторое время трогательно вжимаясь в макушку Грея. Илья терпеливо ждал. И рядом с ней он горел еще сильнее.

Им троим нужно всего лишь немного времени и тишины, чтобы собраться с мыслями. Чтобы перемолчать замешательство. Чтобы отбросить лишнее, прорваться сквозь остатки обиды и гордости. И оставить только самое важное и настоящее. То, что рвется из самого сердца. То, что не должно остаться невысказанным.

Скипи подняла голову, и Димарик утонул в ее голубых глазах. Он увидел в них слезы. А еще безмерную благодарность и простую наивную радость. Огонь внутри Демса превратился в настоящее пламя. Оно взвилось в нем горячим вихрем, окончательно изгоняя остатки ледяного оцепенения, которым он так долго мучился. Слова никак не шли к нему.

– Илюх… я… мне нечего сказать. Я урод, жалкий выродок…

– Не надо ничего говорить, – прервал его Грей. – Все и так уже ясно.

– Нет, надо! – мотнул головой Демс. – Я тебе чуть жизнь не сломал, а ты все продолжаешь меня прощать…

Он с сомнением посмотрел на Грея:

«Простил ведь? Ты простил?»

Грей улыбнулся одними глазами. Он простил.

– Я хочу все исправить. Хочу все прекратить.

– Нечего прекращать, – сказал Грей. – Все и так уже кончено. Грейдера больше нет. Он не вернется. Мы уже выросли из этих игр. В любом случае, я пас.

– Ты прав. Ты всегда был прав. Я просто избалованный пиздюк…