Дельфийский оракул

Лиру Аполлону подарили. И к ней в «приклад» – дар предвидеть грядущее, видно, слишком тяжелый, чтобы он мог нести в одиночку. Вот и раздаривает Аполлон его, и щедро весьма. Храм возводит на костях Пифона и вкладывает в губы пифий слова грозного своего отца.

Но храм рухнул, и ушла божественная сила. Куда?

К кому?

У Павсиния, столь подробно описавшего Дельфийский храм, нет ни слова об источнике оракула силы. А современники Саломеи весьма скептичны по отношению к древним пророчествам. Выстроили множество версий, но истина всегда «где-то рядом».

В музыке, от которой не удается отделаться – никак.

И Саломея не сразу соображает, что музыка вполне реальна: это звонит телефон.

– Да? – номер не определился, но она точно знает, чей голос сейчас услышит. И сердце ее сжимается от страха – а вдруг это знание ложно?

– Привет. Я тебя не разбудил?

– Нет, что ты…

Аполлон, не дельфийский, но – равный ему по божественной силе.

– Я рано встала.

– Чем занимаешься?

Обычный вопрос, но Саломея поспешно закрывает ноутбук. Ей стыдно из-за своего любопытства. Она не делала ничего плохого… или делала?

Это все Далматов с его паранойей!

– Давай встретимся, – предлагает Аполлон и шепотом, как будто боясь, что его подслушают, добавляет: – Мне нужна твоя помощь.

Встречу он назначил на площади, пустой не то из-за раннего времени суток, не то из-за жары. Солнце выбелило каменные плиты и выжгло траву, проросшую в их стыках. Воздух дрожал. Иссыхали листья на молоденьких деревцах, и старая кошка отчаянно пряталась в жидкой тени.

– Привет, – Аполлон был в белом, и цвет этот весьма шел ему. – Рад тебя видеть.

Он принес цветы, и букет, сухой, ломкий, было неудобно держать в руках. Но Саломея приняла его, как и легкий поцелуй-касание в щеку.

– Скажи, что ты устала и хочешь где-нибудь посидеть, – шепнул Аполлон и предложил ей руку.

– Тут ужас до чего жарко. – Саломея вцепилась в его ладонь.

Играть она никогда не умела и теперь вдруг испугалась, что ее неумелое притворство разрушит план Аполлона, каков бы он ни был.

– Я знаю одно очень уютное место, – ответил он, улыбаясь ей – ласково, безумно.

Кафе находилось в подвале старого дома. Вниз вела узкая лестница, пробитая, казалось, в самом фундаменте здания. Стены пестрели рисунками. Перил на лестнице не имелось. Узкие ступеньки разной высоты похрустывали под ногами, грозя рассыпаться от старости.

Аполлон шел сзади, словно отрезая ей путь к отступлению.

Кафе оказалось крошечным, всего на шесть столиков, отделенных друг от друга высокими перегородками. С перегородок свисали плети искусственного плюща.

Что-то за стенами гудело, громыхало, но словно бы где-то вдалеке.

– Садись, – Аполлон отвел ее к дальнему столику, зажатому между стеной и перегородкой. В тусклом свете лампочки и сам стол, и короткие лавки, заменявшие здесь стулья, и букет искусственных цветов в фаянсовой кривоватой вазе казались запыленными. – Я принесу нам попить. Только не уходи! Пожалуйста.

Саломея и не собиралась уходить, хотя происходящее нравилось ей все меньше. И Аполлон сегодня не был похож на самого себя: какой-то он был издерганный, суетливый. Он вернулся с пластиковым подносом в руках, на котором стояли бумажные стаканчики, заварной чайник и пара тарелок.

– Булочки с изюмом, – заискивающе произнес Аполлон. – С детства их обожаю.

– Я тоже, – на всякий случай солгала Саломея.

Чай имел привкус сена, через узкий носик чайника стакан попали соринки, они кружились по поверхности, не спеша оседать на дно. Сахарная пудра на булочках облезла, и «пролысины» эти отнюдь не делали выпечку более аппетитной на вид. Аполлон вытащил из кармана смартфон, снял с него чехол и, приподняв крышку чайника, положил в него аппаратик.

– Жалость какая! Уронил! – сказал он, переворачивая чайник на бок. Желтоватая заварка затопила его смартфон. Саломея подумала, что, возможно, не следовало ей соглашаться на это свидание.

Место уж больно уединенное…

– Ты, наверное, думаешь, что я сошел с ума? – Аполлон выловил из чая свою невинную, утопленную им трубку, и, вытерев ее салфеткой, положил на краешек стола. – Иногда я и сам думаю, что сошел, но… в общем, ты веришь, что вещи способны менять своих владельцев-людей?

Женился Аполлон по расчету. Ему было не стыдно признаваться в этом, ну, разве что самую малость. В конце концов, что, как не грамотный расчет, дает человеку шанс на долгую и счастливую жизнь? Любовь? В нее Аполлон не верил. Не потому, что испытал разочарование в любви, скорее уж, неверие его было чем-то само собой разумеющимся, сродни некоему исконному знанию. И данный факт изрядно облегчал ему жизнь.

В общем, Аполлон женился. По расчету.

Супруг он выбирал придирчиво, всякий раз взвешивая не только материальное положение очередной дамы, но и особенности характера новой избранницы. А вот внешность ее значения почти не имела.

– Значит, характер? – Саломея смотрела в стакан, опасаясь, что, если она взглянет на Аполлона, то не сдержится и плеснет чаем ему в лицо.

– Ты была очень молодой. И вспыльчивой. Ревнивой. Вряд ли твои родители одобрили бы ранний брак, следовательно, в худшем случае, меня ждала война с ними. В лучшем – их полное невмешательство.

– И чем это было так плохо?

– Ты не имела работы. И нормального образования – тоже, чтобы хорошую работу найти. И желания – не имела. Зачем искать службу, если все хорошо? Мне пришлось бы пахать за двоих. А я не был к такому готов. Прости.

Раскаяния в нем явно нет. Скорее уж, это просто дань традиции. За давние разлуки надо извиняться – положено так делать.

– Я не хочу лгать, – объяснил Аполлон. – Я мог бы придумать душещипательную историю – о вынужденной разлуке и собственных жутких страданиях, но я действительно не хочу тебе лгать.

И это – уже ложь.

Ведь был вчерашний день. Что же изменилось?

– Твоя жена… – голос ее сел, в горле пересохло. – Она – другая, не такая, как я?

– Она была… мудрой женщиной.

Случайная встреча – в магазине сувениров. Аполлона привлекла черная амфора, сделанная столь умело, что в первый миг он принял ее за настоящую – и заглянул в магазин. Конечно, он сразу разобрался, понял – подделка, но надолго застрял в зале, беседуя, как ему показалось, с обычной продавщицей – спокойной женщиной в возрасте. Сначала он говорил об этой амфоре, перечисляя изображенных на ней богов и героев. Потом – о Греции. О себе…

А оказалось, что продавщица в тот день взяла больничный, и Татьяне пришлось поработать за нее.

Это был удачный день для них обоих.