Блудливое Средневековье. Бытовые очерки западноевропейской культуры

Она в поре, с ней спать да спать,
Но нет в тебе, я вижу, рвенья…

Отец:
Ох, лопнуло мое терпенье.
Придется перцу вам задать.

Мать:
Нет, я не потерплю обмана.
Угодно ль, нет ли будет вам,
Поверю лишь своим глазам,
Что он – мужчина без изъяна
Сам черт меня не убедит!

…

Великим Карлом я клянусь,
Что если ты к концу недели —
Нет! И трех дней я не дождусь! —
Не станешь мужем ей на деле
И не загладишь впрямь вину,
Я дочь свою домой верну.

Отец:
Давайте ужинать! Ну, словом,
Теперь исправится зятек!

…

Мать:
Ну ладно, дочка, ты вернешься
И мне расскажешь, что и как,
Чтоб снова не попасть впросак,
И – вот те крест! – ты разведешься,
Коль неисправен муженек.
Храни нас, боже, от тревог!

Феминистическая «Лохань»

«Лохань» – это история о покладистом Жакимо, которого жена и теща совсем заездили – свалили на него всю домашнюю работу. Уборка, стирка, готовка, покупки, уход за детьми и т. д. – взвалены на него. Составили даже целый реестр дел, которые он обязан делать. Причем за то, что он послушно все это выполняет, от сварливых баб ему достаются не похвалы, а сплошные ругательства, попреки и даже рукоприкладство.

Но справедливость восстанавливается – сварливая жена падает в глубокую лохань с бельем, просит мужа помочь ей, но тот зачитывает ей список своих обязанностей и указывает, что среди них нет обязанности ее вытаскивать. В итоге он ее, конечно, вытаскивает, но только после того, как она дает обещание делать домашние дела сама.

Рассматривать эту историю можно как угодно. Можно вспомнить о том, что все эти тяжелые дела выполняли женщины и не жаловались. Но с другой стороны – герой взял на себя традиционно женские обязанности, но при этом мужские с него никто не снимал. И за свою двойную нагрузку он благодарности не получал. Поэтому я не зря назвала «Лохань» феминистической – даже несмотря на то, что Жакимо в конце концов побеждает, видно, что сила на стороне женщин. Он вроде как мужчина, хозяин в доме, господин и повелитель, однако она ездит на нем как хочет, и выбраться из-под ее каблука ему удается только благодаря случаю и хитрости.

Нетипичный «Бедный Жуан»

«Бедный Жуан» – нетипичная для фарса история о любви. Жена Жуана не злая или сварливая, она просто кокетливая, ветреная и легкомысленная, капризная, но при этом очаровательная. И Жуан «бедный» не потому, что его жена интересуется только собой и нарядами, а потому, что она недостаточно интересуется им, тогда как он в нее безумно влюблен. Он страдает от ее равнодушия, ревнует, обижается и при этом невероятно счастлив от каждого знака ее внимания. Это обыгрывается с юмором и легкой насмешкой, но это именно история о любви.

Общее у двух таких разных фарсов в том, что в них обыгрывается сходная ситуация – состоятельный горожанин попадает под каблук жены. Но насколько разные у них причины, и насколько интересную и разноплановую картину семейных отношений в средневековом городе они дают…

Я предлагаю еще раз вспомнить страшные истории о «забитости» средневековой женщины, о ее рабском подчинении мужу, о приравнивании женщины к вещи. Вряд ли у супруги Жакимо и уж тем более у ветреной жены Жуана были какие-то особые рычаги давления на мужей. А с учетом того, что фарсы показывали не конкретных людей, а типажи, можно достаточно уверенно предположить, что такие отношения в семье были не исключением, а обычной ситуацией.

«Пятнадцать радостей брака»[7 - «Пятнадцать радостей брака» – французская антифеминистская сатира рубежа XIV–XV вв., собравшая все популярные в то время отрицательные стереотипы о женщине. Предположительно написана духовным лицом. В заголовке спародировано название молитвы «Пятнадцать радостей Богоматери».](фрагмент)

Нет на свете суровее епитимьи, чем пережить и снести те великие скорби и тяжкие страдания, кои ниже будут указаны и описаны. Одно лишь только смущает меня: ведь женатые мужчины свои муки и печали почитают радостью, они свыклись и сжились с ними и сносят с ликованием, столь же легко, как вьючный осел тащит свою поклажу, так что заслуга их тут невелика…

…Может статься, жена его добросердечна и нрава незлого, но вот однажды довелось ей повстречать на празднике многих дам купеческого либо другого какого сословия, и все они были пышно разодеты по новой моде, – тут-то и взошло ей в голову, что по ее происхождению и состоянию ее родителей подобало бы и ей наряжаться не хуже других. И вот она, не будь проста, выжидает места и часа, дабы поговорить о том с мужем, а способнее всего толковать о сем предмете там, где мужья наиподатливее и более всего склонны к соглашению: то есть в постели, где супруг надеется на кое-какие удовольствия, полагая, что и жене его более желать нечего. Ан нет, вот тут-то дама и приступает к своему делу. «Оставьте меня, дружочек, – говорит она, – нынче я в большой печали». – «Душенька, да отчего же бы это?» – «А оттого, что нечему радоваться, – вздыхает жена, – только напрасно я и разговор завела, ведь вам мои речи – звук пустой!» – «Да что вы, душенька моя, к чему вы эдакое говорите!» – «Ах, боже мой, сударь, видно, ни к чему; да и поделись я с вами, что толку, – вы и внимания на мои слова не обратите либо еще подумаете, будто у меня худое на уме». – «Ну уж теперь-то я непременно должен все узнать!» Тогда она говорит: «Будь по-вашему, друг мой, скажу, коли вы так ко мне приступились. Помните ли, намедни заставили вы меня пойти на праздник, хоть и не по душе мне праздники эти, но когда я, так уж и быть, туда явилась, то, поверьте, не нашлось женщины (хотя бы и самого низкого сословия), что была бы одета хуже меня. Не хочу хвастаться, но я, слава тебе Господи, не последнего рода среди тамошних дам и купчих, да и знатностью не обижена. Чем-чем, а этим я вас не посрамила, но вот что касается прочего, так тут уж натерпелась я стыда за вас перед всеми знакомыми нашими». – «Ох, душенька, – говорит он, – да что же это за прочее такое?» – «Господи боже мой, да неужто не видели вы всех этих дам, что знатных, что незнатных: на этой был наряд из эскарлата, на той – из малина, а третья щеголяла в платье зеленого бархату с длинными рукавами и меховой оторочкою, а к платью накидка у ней красного и зеленого сукна, да такая длинная, чуть не до пят. И все как есть сшито по самой новой моде. А я-то заявилась в моем предсвадебном платьишке, и все-то оно истрепано и молью потрачено, ведь мне его сшили в бытность мою в девицах, а много ли с тех пор я радости видела? Одни лишь беды да напасти, от коих вся-то я истаяла, так что меня, верно, сочли матерью той, кому прихожусь я дочерью. Я прямо со стыда сгорала, красуясь в эдаком тряпье промеж них, да и было чего устыдиться, хоть сквозь землю провались! Обиднее же всего то, что такая-то дама и жена такого-то во всеуслышанье объявили, что грешно мне ходить такой замарашкою, и громко насмехались надо мною, а что я их речи слышу, им и горя мало…»

…Утром встает простак-муж, измученный бессонницею и заботами, и, выйдя из дому, покупает сукно и бархат на платье – в кредит, на долговое обязательство либо занимает денег в обмен на десять-двадцать ливров 8 ренты, либо закладывает какую-нибудь золотую или серебряную драгоценность, доставшуюся ему от родителей…

…Тем временем подступает срок платить долги, а у бедняги-мужа ни гроша в кармане. Кредиторы тут как тут – они описывают у него дом, а самого тащат в суд, и вот на глазах у жены пропадает и супруг, и заложенные золотые вещи, на которые было куплено ей платье. Мужа, осудив, засаживают в тюрьму, а нашу даму выселяют из дома в трактир. И один только Бог знает, каково сладко приходится мужу, когда его половина, вопя и причитая, является к нему в каталажку с жалобами: «Будь проклят день, когда я родилась! Ах, почему не умерла я сразу после рождения! Увы мне! Случалось ли когда женщине столь высокого происхождения и благородного воспитания нести такой позор! Горе мне! Сколько я трудов положила на хозяйство, как усердно дом вела, и вот все, что мною накоплено и нажито, идет прахом! Отчего не выбрала я мужа среди двадцати других женихов, – вот и жила бы теперь, поживала в богатстве да в почете, как и их жены! Бедная я, горемычная, хоть бы смерть обо мне вспомнила!» Так голосит жена и не поминает при этом ни о платьях, ни об украшениях, коих добивалась, хотя куда приличней ей было бы сидеть в то время дома да приглядывать за хозяйством… Вот как попадаются простаки в брачные сети, не ведая о том, что их там ждет, а кто еще не попался, рано или поздно тем же кончит: загубит в браке свою жизнь и в горестях окончит свои дни…

…Третья радость брака в том заключается, что, когда молодой человек и жена его, столь же юная, вдоволь нарезвились и насладились друг другом, эта последняя оказывается в тягости, да еще не от мужа, – и такое частенько случается. И вот одолевают злосчастного мужа заботы да мучения, ибо приходится ему теперь бегать да рыскать повсюду, разыскивая для своей половины то, что ей по вкусу; и ежели она упустит из рук булавку, он со всех ног кидается эту булавку поднимать, дабы не повредила она себе, нагибаясь; и хорошо еще, ежели повезет мужу отыскать для дамы такое яство, какое ей понравится, а то, бывает, измучится бедняга вконец, пока добудет подходящее. И часто бывает так, что, наскучив всевозможными яствами, ей доставленными, и баловством да уходом мужа, дама вовсе теряет аппетит и начинает брезговать обычною едой. И принимается блажить да капризничать, требуя вещей самых причудливых и невиданных: что ж делать, хочешь не хочешь, а надобно доставлять их ей, вот и хлопочет добряк-муж днем и ночью, пеши или верхами, усиливаясь раздобыть нужное. Таково мучится бедняга восемь, девять ли месяцев, пока дама ублажает да жалеет себя; на нем все домашние тяготы, ему ложиться за полночь, а вставать с зарей и хлопотать по хозяйству столько, сколько надобно, и не меньше…

…А иногда, бывает, повезет хозяину явиться в дом пораньше, и уж как он устал да натрудился, как на сердце у него тяжело и грустно от забот, вот и хочется ему, чтобы его приветили да приласкали, – но куда там! Хозяйка сердится и бушует вовсю, хоть святых выноси. И надобно вам знать, что вздумай хозяин приказать хоть какую-нибудь малость, слуги и не подумают выполнить распоряжение, ибо давно уже взяли сторону хозяйки и состоят у ней в полном подчинении, да и попробуй-ка они ослушаться и пойти ей наперекор, – им преотлично известно, что сей же миг придется искать себе другое место; так что напрасно хозяин будет стараться: ежели хозяйке это не угодно, то ничего и не будет…

…Пятая радость брака в том заключается, что некий добрый человек, женившись, обрек себя на нескончаемые тяжкие труды и заботы и оттого по прошествии времени присмирел нравом да утомился силами и охладела в нем горячая прежде молодая кровь; случилось же так, что жену он взял знатнее себя родом или моложе годами, а несообразность сия многими несчастьями чревата. Ибо ничто так не портит дела, как различие в возрасте либо в сословии – ведь несходство сие противно и разуму и природе человеческой…

И бывает иногда так, что за сладкими утехами да веселыми праздниками, куда даму нашу вечно тянет плясать да развлекаться, где видит она одни лишь приятности да слышит одни лишь комплименты, забывает она о муже, а заводит себе милого дружка, любезного ее сердцу. А когда так, то муж у ней и вовсе в забросе: ведь ему куда как далеко до ее милого, ибо он и скуп, и угрюм, а ей скупость сия претит, да и молодость берет свое и хочется провести ее в забавах да усладах…

…Вот, скажем, проведут муж с женою в своей спальне всю ночь и целое утро, лаская и забавляя друг друга всевозможно, а вслед за тем он встает, она же, оставшись одна в спальне, причесывается, принаряжается и выходит веселая да ко всем любезная; тут же спешит она распорядиться насчет обеда и прочих домашних дел; вот настает время садиться за стол и муж зовет даму. Но какая-нибудь из служанок или кто-то из детей докладывает ему, что она обедать не намерена. «Да пойдите же и скажите ей, чтобы пришла», – велит муж. Вот приходят служанка или дочь к хозяйке и говорят: «Госпожа, хозяин приказал передать, что ждет вас к столу и не приступит к трапезе, пока вы не придете». – «Иди и скажи ему, – отвечает та, – что я обедать не буду». – «Иди и скажи ей, – опять говорит муж, – чтобы шла немедля». Получивши новый отказ, добрый супруг сам отправляется к своей половине и начинает расспрашивать ее, что приключилось, хотя и до того она не однажды ломала перед ним такую же комедию и расспросами от нее ничего путного не добьешься, да и добиваться не стоит: просто-напросто вздумалось ей пожеманиться. И как он ее ни уговаривай, не пойдет она обедать, и дело с концом. Но иногда все-таки муж уломает ее и, обнявши за плечи, будто новобрачную, поведет к столу, а там уже и яства простыли, пока он ее обхаживал. Да и севши за стол, дама разведет кривляния и церемонии и крошки в рот не возьмет, также и супруг-простофиля куска не съест, на нее глядючи; и чем больше он будет о жене заботиться, тем печальнее она станет глядеть, дабы ввести его в беспокойство. И умно поступает: ибо женщине мало заручиться опекою того, кто ее любит и верно служит, но во что бы то ни стало надобно добиться расположения мужа, когда его одолевают горестные мысли. Ей кажется, будто она хорошо делает, вгоняя мужа своего в тоску да кручину…

Фаблио «О женских косах»

Нельзя оставить в стороне и одну из любимых тем средневековой литературы – о хитрых женах-изменницах. Так в фаблио «О женских косах» рассказывается история некого сурового рыцаря, который очень любил лошадей, но недостаточно интересовался своей женой. Его супруга завела любовника, но – вот незадача, рыцарь их застукал. Любовнику удалось ускользнуть, а жену разгневанный муж выгнал из дома.

Что сделала дама: она уговорила свою подругу помочь, отправила ее вместо себя к мужу и не ошиблась. Тот в темноте принял подругу за жену, пришел в ярость, что эта подлая изменница осмелилась явиться домой, жестоко избил бедняжку и отрезал ей косы. После чего положил отрезанные косы под подушку и спокойно улегся спать.

Дама пообещала несчастной подруге оплатить весь ее урон, утащила из-под подушки мужа косы и подменила их на хвост, который отрезала у его любимой лошади. А потом тоже спокойно легла спать.

Наутро муж попытался поднять скандал, но обнаружил, что на жене ни синяка, а под подушкой – хвост вместо косы. В итоге ему пришлось просить прощения, а потом отправляться в паломничество, чтобы ему больше не являлись такие жуткие видения. Ну а жена с любовником сполна воспользовалась его отсутствием.

Мораль в финале своеобразная – если вам изменила жена, разбирайтесь с ней дома, а не выставляйте ее и свой позор на всеобщее обозрение.

Рыцарская литература

Ситуация в простонародной среде, думаю, понятна, но как дело обстояло с людьми образованными, занимавшими высшие строчки в иерархии средневекового общества? Может быть, они читали о высоком, а не хохотали, как простолюдины, над скабрезными историями?

Боюсь, что это маловероятно. Для начала надо вспомнить маргиналии – для кого их рисовали на полях даже самых серьезных книг, как не для знатных и богатых господ, которым эти книги предстояло читать? Да и среди авторов фаблио были даже такие важные и высокообразованные люди как Филипп де Бомануар[8 - Филипп де Реми, сьёр де Бомануар (фр. Philippe de Rеmi, sire de Beaumanoir, между 1247 и 1254 – 7 января 1296) – французский философ, писатель, юрист, дипломат, королевский чиновник. Сын поэта Филиппа, сьёра де Бомануара.].

Думаю, нет нужды отдельно рассказывать о Боккаччо, которого тоже читала в основном верхушка общества (учитывая стоимость рукописных книг, особенно иллюстрированных), он хорошо известен и в наше время. Скажу лучше о другом любопытном авторе. Во второй половине XV века в Бургундии появился аналог «Декамерона» – сборник «Сто новых новелл». Исследователи приписывали его то одному, то другому автору, но сейчас в основном склоняются к Филиппу де По – знаменитому дипломату, рыцарю Ордена Золотого Руна, крестнику герцога Бургундского и губернатору Бургундии.

Иллюстрации из этой книги прилагаю, думаю, выложенный на стол фаллос, выставленные напоказ половые органы монашек и сценки с голыми людьми обоих полов достаточно скажут о сфере интересов автора и читателей. Такой литературой развлекалось бургундское дворянство, самое блестящее и рыцарственное во всей Европе.

Впрочем, если оставить в стороне «низкие жанры» и обратиться к серьезной рыцарской литературе – романам о великих воинах и прекрасных дамах, то и там за красивым фасадом можно увидеть достаточно спорные вещи. Тристан и Изольда состояли в незаконной любовной связи, причем их отношения были отнюдь не платонические. Ланселот любил жену своего короля. Да и король Артур был рожден от внебрачной связи, более того, его отец, Утер, чтобы соблазнить чужую жену, выдал себя за ее мужа.

И в остальных, менее известных рыцарских историях говорится на те же темы: любовь, секс, измены, но только не с юмором, как в фаблио и фарсах, а совершенно серьезно, даже пафосно. В этом главное отличие куртуазной литературы от «низких» жанров – дамы и рыцари любят по-настоящему и изменяют не от похоти, а по любви. Но плотская тема звучит так же громко, как городских новеллах – рыцари, добиваясь любви дамы, хотят не чего-то абстрактного, а вполне конкретного секса.

Средневековый «Мюнхгаузен» и его сексуальные фантазии