Женщина опасного возраста

– Почему Таня не знала о ней?

– Всё она знала, просто свихнулась и поверила, что её нет. Лицемерная ханжа. Тьфу, – он с презрением покосился на окаменевшую Таню и внезапно молча кинулся на меня, но не успел достать и тоже рухнул, со всего размаху шмякнувшись о плиточный пол. Через минуту осталась только куча мелкого мусора, как в печке.

Я подправила её судьбу.

Нипочём ей теперь не вспомнить, куда и по какой причине уехала её семья, но эти мысли вряд ли будут её беспокоить, разве что попадётся какой-нибудь документ и она на секунду задумается, зачем они оставили ей важные бумаги, но тут же забудет сам вопрос.

Таня оглядела два грязных пятна на полу и флегматично потянулась за совком и веником, а когда закончила уборку, то взяла в руки футляр от скрипки, открыла огромный шкаф и убрала в антресоль.

Окно в никуда

Эту странную продавщицу в мясном отделе я заприметила давно. Вроде бы и улыбалась она правильно, чуть-чуть показывая мелкие острые зубы, но глаза при этом всегда отводила в сторону и нет-нет, да и посмотрит в окна, а надо – на покупателя. Конечно, у неё всё равно шла торговля, магазинчик неплохой, с репутацией, да и товар реально свежий, но каждый раз, встречая хозяина, коренастого лысого Толика в наглухо застёгнутой узковатой куртке, я задавала себе вопрос – почему он её уже не заменит? Все остальные его барышни в нарядных фартуках были совсем из другого теста, миловидные и словоохотливые, а от этой тянуло то ли глубоко запрятанной обидой, то ли – что ещё хуже – необъяснимой обречённостью. Как будто она знала что-то такое, от чего не было смысла так уж старательно притворяться.

Короче говоря, крайне сомнительный и даже неуместный вариант для продуктовой лавки, но вроде бы прожжённый и расчётливый Толик цепко за неё держался, хотя других не стеснялся увольнять из-за малейшего просчёта, и тогда ни слёзы, ни размазанная на пол-лица тушь не помогали провинившейся девушке.

В тот самый день меня угораздило выскочить из дому в чём попало – катастрофически закончился кофе, и я накинула ветровку прямо на пижаму, уговорив себя, что штаны и майка в целом потянут на спортивный костюм.

Толик увидел, как я мнусь за ещё закрытой стеклянной дверью и махнул рукой, мол, сейчас откроемся, погоди секунду. Я как раз разговорилась о погоде и ценах на черешню с одним долговязым типом в трениках, имени которого тогда ещё не знала, но узнаваемая физиономия позволяла сделать вывод, что он тоже местный.

Самое смешное, что долговязый как раз оказался не местным, а питерским журналистом, просто мелькающим иногда по телеку и умудрившимся приехать погостить к давней московской подруге именно вчера вечером, да ещё и сегодня рано утром вышедшим пополнить запасы к завтраку, как и положено честному человеку, оставшемуся переночевать у порядочной дамы.

Мы с долговязым по домашней одёжке сразу почуяли друг в друге своих и запросто болтали, когда Толик суетливо открыл двери и поздоровался с первыми сегодняшними клиентами в неповторимой южной манере.

Я ринулась за кофе, а долговязый растерянно поинтересовался у Толика, где посмотреть колбасу, и тот повёл журналиста к нашей загадочной продавщице.

С улицы послышался резкий раскатистый треск, а потом ощутимо бабахнуло и за окном стало темно. Нет, не фонари рановато выключились или солнце ушло за налетевшие грозовые тучи, а как будто весь город мгновенно погрузился в полную темень.

Толик отвлёкся от долговязого и проверил, есть ли электричество. Судя по всему, оно было в порядке, потому что дальше он неторопливо подошёл к окнам и зачем-то посмотрел вверх. Очевидно, ни солнца ни луны им обнаружено не было, и Толик удивлённо развёл руками – что за чертовщина.

Молодая блондинка из овощей бросила прилавок и рванула наружу, а ей вслед раздался оглушительный вопль.

– Стой, Танька! – та самая продавщица гигантскими прыжками помчалась за ней.

Танька замерла в одном шаге от двойных дверей и озадаченно обернулась, а потом уверенно толкнула массивное стекло и вышла вон.

Мы все видели, как она исчезла. Буквально провалилась в ничто, а последней испарилась её загорелая полная нога в босоножках. Толик только крякнул, а наша продавщица уже подбежала к выходу, развернулась и растопырила руки, всем своим видом давая понять, что больше никто не покинет помещение.

Долговязый очень оживился, достал из растянутых штанин телефон, включил диктофон и спросил у неё, что она желает рассказать по поводу случившегося. Продавщица окатила долговязого натуральным презрением и попросила держаться от неё подальше.

Долговязый подтянул треники, выпрямил спину и изобразил небрежного светского человека, а заодно и культурно представился – Вениамин, журналист из Санкт-Петербурга, жаждет получить эксклюзивную информацию по поводу столь необычного природного явления. Особенно ему любопытно, откуда она знает, что надо было стоять и что случилось с Таней.

Та зашикала, чтобы Вениамин поскорее отошёл назад, а не то хуже будет.

Возмущённый Толик по-хозяйски подпёр к дверям грозную продавщицу, что смотрелось презабавно, если учесть, что она была на добрых две головы выше, но высунуться за пределы магазина всё-таки не рискнул. Умом он понимал, что нормально уже не будет, но привычка переводить любые затруднения на рубли, килограммы и доступный административный ресурс заставляла искать виноватых в этой неподобающей ненормальности.

Зрелище растаявшей в один миг торопливой Тани слишком ярко впечаталось в его мозг, чтобы вот так просто отбросить, и он рефлекторно начал злиться на чудом предугадавшую последствия работницу, а не на саму катастрофу.

Долговязый Вениамин покровительственно похлопал Толика по плечу и слегка отодвинул, намекая, что тот несколько зарвался, и продавщица посмотрела на него с искренней благодарностью.

– Я Оксана, – она с робкой улыбкой протянула журналисту руку, и Вениамин церемонно пожал её, чувствуя себя героем и защитником угнетённых. С Толика слетела былая угодливость и он лишь хмыкнул, прижавшись лбом к стеклянной витрине магазина.

Там по-прежнему было темно, как в безлунную ночь и без привычного москвичам всепроникающего искусственного освещения, и к тому же подозрительно тихо. Внезапный порыв ветра протащил по асфальту растрёпанную газету и только тут я поняла, что ещё было не так.

Там не было ни единого прохожего или двигающихся автомобилей. Если вытянуть шею и присмотреться, то изнутри помещения можно разглядеть кусок Ленинградского проспекта, совершенно пустынного в этот утренний час. Ни единой машины за последние минуты! Абсурд.

– Смотрите, там никого. Город будто вымер, – я показала Вениамину, куда смотреть, и он задумчиво почесал небритый подбородок, – и, между прочим, меня зовут Юля.

– Очень приятно! А почему вы в пижаме, кстати?

– Да живу рядом и сегодня утром кофе трагически закончился.

– Очень мило. Тогда почему бы нам не позавтракать прямо тут, раз уж мы так непредвиденно застряли? Оксана, а не продадите ли вы мне колбасу и хлеб? С вас, Юля, кофе, а кипяток, я уверен, мы в подсобке найдём, так что давайте уже расслабимся и спокойно всё обсудим?

Толик приободрился, почувствовав себя в знакомой среде, и ворчливо погнал Оксану в её отдел, а сам двинулся за кофе, ещё разок с опаской оглянувшись на дикую ночную панораму за стеклом. Карта не прошла, да и телефон показывал полное отсутствие любого сигнала. Попросила Толика записать все покупки на мой счёт, включая колбасу долговязого. Вениамин не возражал и только неопределённо кивнул, что могло обозначать, что он потом вернёт долг. Или нет.

Мы расположились на табуретках, поставленных в ряд перед самым большим окном в пол, откуда открывался отличный апокалиптический пейзаж. Улица уходила прочь и в конце заворачивала, и нигде нельзя было разглядеть хотя бы проблеск света, а небо напоминало чёрную пропасть без облаков или положенных вне ослепляющего города звёзд.

– Оксана, а теперь честно признавайтесь, откуда вы узнали, что нельзя выходить наружу? – Вениамин с любопытством повернулся к немного успокоившейся продавщице.

– Вы мне не поверите! – она явно была в этом уверена.

– Учитывая обстоятельства, мы теперь поверим всему. Ну же, не томите, мы все внимание.

Оксана помялась и выдала, набрав побольше воздуха.

– Просто я пришла к вам отсюда.

– И откуда же?

– Из другой версии Москвы.

– Где никто не живёт?

– Вообще-то живёт. И очень опасные твари, должна вам сказать. Вам лучше туда не соваться.

– А вам можно?

– А мне можно, но у меня свои причины не возвращаться.

– И что же случилось с бедной Таней?

– Её слопали.

– Вот так запросто?

– Даже хуже. Вы просто не видели всех деталей, а я… А я видела.

– И что же нам теперь делать? – Вениамин ещё не относился к её рассказу всерьёз, но исследовательский запал отчасти уже потускнел. Оксана пожала плечами.