Больше, чем друг

– Он выпускник на курсе экономики.

– Где ты с ним познакомилась? —задал он следующий вопрос, как будто мы были сами за столом и могли вести беседы о чем угодно.

– Я думаю, здесь не место для…

– Триша, тебе есть что скрывать от родителей?

Я почувствовала, как щеки слегка залил румянец.

– Нет.

– Тогда ответь. Это простой вопрос. – Адам откинулся на спинку стула, как будто приготовился внимательно слушать.

– Мы познакомились в библиотеке.

– Еще бы, – фыркнул Адам с пренебрежительной улыбкой. – Где же еще ты могла с ним познакомиться, если ты оттуда не вылезаешь?

– Адам, – шикнула на него миссис Скотт.

– А что я такого нового сказал? Триша действительно все свободное время проводит в библиотеке.

Его надменный насмешливый тон начал раздражать меня.

– Тебе бы тоже не помешало.

– В отличие от некоторых мне приходится зарабатывать деньги, чтобы снимать квартиру.

– По чьей вине, интересно, ты вылетел из дома братства? – язвительно заметила я.

– По твоей, забыла? Мне пришлось начистить пару рыл, чтоб сберечь твою честь. Хотя ты этого не оценила и быстро оказалась в постели Джо.

Как только он произнес это, мое лицо начало гореть, а вокруг нас воцарилась тишина. И если до этого я слышала хотя бы стук приборов о тарелки, то теперь не было даже этого.

– Адам Скотт, – строго произнесла Вильма. – Сейчас же извинись перед Тришей.

– А что, разве я сказал неправду? Триша, я, кажется, не соврал.

Мне стало больно настолько, что я не могла сделать следующий вдох. Живот скрутило спазмом, а грудная клетка как будто вдвое уменьшилась в размере. Мне было страшно и стыдно смотреть на своих родителей. Да, я уже взрослая и, вероятно, они подозревали, что я не веду монашеский образ жизни. И переспала-то я всего с одним парнем в жизни, но отчего-то мне было настолько неловко, что я боялась поднять взгляд на них.

– Триша, – более приглушенным голосом позвал Адам.

Я посмотрела на него глазами, полными слез. Он скривился, как будто от боли, и провел рукой по волосам. Я не могла больше выдерживать этого. Подскочила со своего места, едва не опрокинув стул. Выбираясь из-за стола, я потянула скатерть и чуть не перевернула посуду. Я пробормотала быстрое «Простите» и побежала в свою комнату. Сквозь свои всхлипы я услышала, как папа сказал:

– Сынок, тебе, наверное, лучше уйти.

– Да, – отозвался Адам. – Простите меня.

– Тебе не передо мной нужно извиняться.

– Я знаю.

Дверь в спальню, которую я закрыла за собой, хлопнула одновременно с входной. Я дошла до кровати и упала на нее, как будто в спину мне прилетела пуля. Хотя дыра в груди, которую я так явно ощущала, как будто подтверждала эту мысль. Уткнувшись лицом в подушку, я закричала. Я оплакивала нас, потому что подумала, что это конец, который неизбежно должен был настать. Я рыдала по прежней себе: беззаботной, веселой, легкой и светлой. Мое сердце разрывалось за Адама. Знаю-знаю, я не должна была даже думать о том, чтобы оправдывать его идиотский поступок, но мне все равно хотелось верить в то, что не все еще потеряно для него. «И для нас» – подсказала глупая часть меня.

Когда моя истерика слегка утихла и я лежала, уставившись невидящим взглядом в стену напротив кровати, в дверь тихо постучали, а потом она приоткрылась.

– Детка? – тихо позвала мама.– Ты не спишь?

– Нет, – прохрипела я.

Мама присела рядом со мной и погладила меня по голове.

– Как ты? – Я пожала плечами. – Вильма хочет поговорить с тобой.

– Не думаю, что сейчас лучшее время.

– Дай ей минутку. Если она будет говорить то, что ты не хочешь слышать, ты всегда можешь попросить ее уйти. Она очень переживает о том, что Адам обидел тебя. – Мама помолчала, давая мне время взвесить ее слова. – Так мне впустить ее?

– Да, – ответила я, садясь на кровати.

У меня было такое ощущение, что я проснулась после тяжелейшего похмелья. Голова была тяжелая, все тело ныло и было как будто ватным, по горлу словно наждачкой прошлись. Мама вышла из спальни и через минуту вошла Вильма. Я включила прикроватную тумбочку, рассеивая мрак в комнате. Лицо миссис Скотт было бледным, а глаза заплаканными. Вот так Рождество устроил нам Адам.

Вильма подошла ближе и присела рядом со мной. Взяв меня за руку, она сжала ее своей ладонью.

– Прости, Триша.

– За что вы извиняетесь?

– За то, что Адам наговорил тебе. Мне так стыдно.

– Вам нечего стыдиться, это все его вина, не ваша.

– Он мой сын, малышка. Господи, – шумно выдохнула она, – если бы я когда-то знала, что все закончится вот так, я бы терпела другую женщину в жизни мужа.

– Не говорите так, – отозвалась я, поглаживая тыльную сторону ее ладони. – Никто не должен такое терпеть.

– Он не справляется, Триш, и я не знаю, что с этим делать.

– Он должен сам сделать с этим что-то. Вы можете только поддерживать его и любить.

– Этого, видимо, недостаточно, – отстраненно пробубнила она, вытирая дорожки слез.

Мне стало больно за его маму. Она так сильно любит его, а он, вместо того, чтобы беречь ее, делает все еще хуже. Человек, который когда-то созидал, научился разрушать и получать от этого удовольствие. И это страшно. Невероятно страшно.

– Знаешь, я никогда не думала, что между вами могут испортиться отношения, – продолжила Вильма. – Когда-то мы с твоей мамой обсуждали то, как вы поженитесь, а мы будем делить внуков, которые будут приезжать на каникулы. Сейчас все это кажется таким далеким и неправдоподобным.

Вильма продолжала говорить о том, какие надежды возлагала на своего сына и нашу пару, а я слушала ее вполуха, потому что уже слышала это раньше от своей мамы. Внутренности скручивало, но не от того, что мы с Адамом не оправдали надежд родителей, а от того, что, скорее всего, уже ничего нельзя было исправить. Но самое страшное, что тогда дошло до меня, – это то, что если бы Адам вернулся и попросил прощения, я бы приняла извинения. Я бы, наверное, даже обняла его и сказала, что все будет хорошо. Потому что как бы сильно он не обидел меня своими обвинениями, он все еще был дорог мне. Наверное, дороже всех на свете. И я понимала, насколько тяжело ему было справляться со всеми навалившимися на него проблемами.

От этих мыслей хотелось ударить себя в рудную клетку посильнее и крикнуть: «Глупое, глупое сердце!» Вильма еще немного побыла у меня, еще раз извинилась и, попрощавшись, вышла. Я разделась, накинула вязанный кардиган и легла на кровать, прикрывшись одеялом. Тело бил озноб и его мелко потряхивало от пережитых эмоций.