Игра. «Не спеши узнать чужие секреты…»

– И позирование обнаженной, чтобы доказать самой себе силу своих чар, – закончила я мысль художника.

– Именно. Ты прекрасно разбираешься в человеческой природе, – улыбнулся он мне хищно.

– Просто Поль всегда хотел слышать мое мнение относительно того или иного полотна. Когда часто смотришь на картины, приходится много думать и о мыслях автора, и о персонажах, и о человеческой сущности вообще. Это хорошая школа.

– Не знал, что ты так глубоко окуналась в работу своего супруга.

– А Вы думали, я только вела учетные книги и составляла каталоги и описи?

– Честно говоря, полтора года назад я думал, ты вообще была не посвящены в его дела, – ответил Леонардо с каким-то нежеланием и тягостью в голосе.

Мне хотелось сказать, что увязла в них по уши, и сама была соучастницей многих преступления, но говорить это было не разумно, и я промолчала.

– Мы все часто неправильно понимаем картину происходящего. Взять, например, дом, в котором я живу. Один несчастный случай, или просто обыденная смерть, которая могла произойти в любом другом месте, а люди уже начинают говорить об этом. История следует от одного к другому, обрастает подробностями, и вот уже дом считается проклятым.

Он улыбнулся.

– В Венеции много говорят. Это как большая деревня. Жителей мало, в основном приезжие. Каждое новое лицо, знакомое с местным жителем – это повод поговорить. Я уверен, что через некоторое время тебя станут считать моей любовницей.

– Думаете? – улыбнулась я.

– Несомненно.

– Лучше пусть я буду музой. Это – более поэтично, – пошутила я.

Он тоже заулыбался, и опять хищная улыбка заиграла на его загорелом лице.

– И это возможно. Ты похожа на ангела, завораживаешь красотой, – он впивался своими глазами в отражение в воде и говорил без тени фальши. – Только глаза у тебя гипнотические, затягивают внутрь как бездна. Невозможно оторваться.

Я перевела взгляд на окружающее вокруг.

– Вы здесь известны?

– Это в порядке вещей, – пожал он плечами. – Меня даже в газете печатают время от времени на страницах светской хроники.

– Правда? – улыбнулась я нисколько не заинтересованная.

Он кивнул в подтверждение.

– Имеете определенный вес?

– Не то чтобы… Скорее, стою особняком, – усмехнулся Леонардо.

– У Вас много друзей здесь? – просто так спросила я.

– Нет, я по натуре затворник, мало с кем общаюсь. Ванда – это моя семья, а все остальные, просто знакомые, отношениями с которыми я мало дорожу. Ты, наверное, меня понимаешь. После смерти мужа, – тише добавил он, – ты тоже захотела уехать подальше от всего.

– Но Вы не уехали.

– Я сменил пристанище. Сначала слонялся по Италии, потом работал во Франции. Я в Венеции поселился снова спустя пять лет после ее смерти. – тихо произнес Леонардо, погрузившись в воспоминания.

– Как ее звали?

– Анна, – тихо ответил голос, в котором звучали ноты горечи и тоски.

– Ванда сказала, что она была очень красивая женщина, и вы ее часто рисовали.

– Да, – он помолчал, погрузившись в свои мысли. – У нее были восхитительные волосы. При определенном свете они всегда отливали красным. При дневном свете они полыхали медью, при огне свечей – кроваво красным, при свете луны они становились темными как гранат. Необычайный цвет. И кожа у нее была белая как твоя, – его глаза приковались к моим обнаженным плечам и груди.

От этого стало не по себе. Меня сравнивали с покойной. То дом, в котором жила она, то кожа. Я вздрогнула, а память предательски напомнила мне мой сон.

– Вы ее тоже рисовали?

– Да, у меня сохранилось много ее портретов.

Он помолчал и добавил.

– Но я на них редко смотрю. Не люблю вспоминать. Знаешь, когда она умерла, я провел месяц в комнате среди ее портретов, никому не позволял входить и убирать их. Это было тяжелое время. С тех пор они лежат у меня на полках, и я их не достаю.

– А я не могу выбрасывать вещи. Даже кольцо до сих пор ношу.

Он перевел глаза на мою руку, обхватил ее своими и поднес к себе.

– Красивое кольцо. И огранка необычная. Оно старинное?

– Это было кольцо его бабки, – я моментально воспроизвела в памяти момент, когда Поль подарил мне это кольцо.

– Это рубины?

– Рубины и бриллианты.

– Говорят, если подарить возлюбленной рубин, останешься в ее сердце навсегда.

Моя рука задержалась в его ладонях на некоторое время.

– Все проходит, Катерина, – он поднес руку к губам и поцеловал ее. И сжимая в своих ладонях, заглянул мне в глаза. – Я знаю, как никто другой. Боль утраты со временем стихает! Кто-то винит себя, кто-то других, кто-то Бога, но, в конце концов, он начинает жить своей жизнью, без этого человека.

– Мне бы его уверенность! – подумала я.– Ведь я не просто потеряла, я была причиной гибели. Это тяжелым бременем лежало на плечах, и спасения не было, куда бы я ни бежала. Закрыть такую дверь в свое прошлое невозможно.

Мысли снова понесли меня на дорогу, по которой мчалась машина на огромной скорости. Я вжимаюсь в сидение и кричу.

– Поль, прекрати, останови сейчас же!

Он только поворачивает голову, и отводит глаза от дороги.

– Поль, мне страшно! Останови!

– Ты моя!