Драмы больше нет

Чтобы немного успокоиться, пришлось купить себе ещё мороженое и, наконец, съесть его. Вернулась на ту же лавочку, сидела и поглядывала по сторонам. Чувствовала себя будто в ловушке. В Москве со мной всегда приключалась мания преследования. И неспроста, скажу я вам. Однажды, пытаясь поймать на одной из столичных улиц такси, рядом со мной остановился автомобиль с охраной Федотова. И, мало того, что меня отвезли прямиком в дом отца, так по дороге ещё и отчитали, как девчонку. За то, что гуляю не там, где надо, да ещё и не пользуюсь официальным приложением службы такси, а ловлю частника на обочине. Кстати, после того случая я, как раз официальной службой такси и пользуюсь, только ею. Не хочу больше видеть ни одну знакомую физиономию из штата охраны мужа моей сестры.

Я бессчетное количество раз повторяла себе эти слова: муж моей сестры. Муж моей сестры.

Кстати, Федотов после того случая с его охраной на дороге, вел себя, как ни в чем не бывало. Будто они, на самом деле, случайно там оказались. Ехали мимо, узнали, остановились и решили меня подвезти. Не согласился ни с одним моим обвинением, не признался ни в одной попытке влезть без спроса в мою жизнь. Порой я уставала чувствовать себя инфантильной дурочкой. А именно так Ромка себя со мной и вёл, когда я старалась свести наше с ним общение к крайнему минимуму.

Возникло желание позвонить маме и пожаловаться. На Федотова я могла пожаловаться только ей, для всех остальных наши с ним неправильные отношения, были тайной за семью печатями. Но я знала, что мама мне скажет:

– Езжай домой немедленно!

А кому мне было рассказать, как не ей, согласитесь? Возможно, это чересчур странно, но мы с ней прошли практически одинаковый путь жизни в Москве. Только у неё после великой любви, осталась я. У меня же только печальный опыт.

– Для чего ты туда едешь? – каждый раз выговаривала мне мама. И я понимала, что злости в её словах нет, она волновалась за меня, и ей казалось, что она никакими словами не может до меня это донести. – На него посмотреть, себя показать? Ох, доиграешься, Настя. Смотри, доиграешься.

– Я ни во что не играю, мама, – практически каждый раз приходилось убеждать мне её. – И еду я не к нему, а к бабушке.

Семейные дела, планы, обязательства. Разве я виновата, что Роман Федотов во всем этом принимает такое же живое участие.

– Смотри, – снова предостерегающе качала мама головой. – И я тебе клянусь, ещё раз он сюда приедет, я его выгоню. Честное слово, выгоню. Никакие его сладкие речи на меня больше не действуют, так ему и передай.

Я грустно усмехнулась.

– Он знает, мама.

У меня была странная, странная, странная личная жизнь. Я давно махнула на это рукой. Некоторое время, самым главным мне казалось банально не сойти с ума. С ума я не сошла, но цирк так и не закончился, я просто к нему привыкла. Особенно весело становилось, когда от меня сбегал очередной поклонник.

Обычно всё происходило одному и тому же сценарию. Я уговаривала себя, что нужно жить дальше, принимала ухаживания очередного воздыхателя, внимательно к нему присматривалась. Не для того, чтобы выявить скрытые недостатки, а наоборот, всячески рассматривала достоинства и убеждала себя, что мне это нужно. Начинался конфетно-букетный период, я пыталась переполниться воодушевлением, старательно улыбалась и говорила себе, что вот-вот влюблюсь, наконец-то, ура и всё такое. А потом мой поклонник, обычно тихо и незаметно, отходил в сторонку и, по обыкновению, не возвращался. Поначалу я сильно задумывалась, расстраивалась и искала в себе неприятные стороны. Потом, поумнев, поняла, что неприятная сторона во мне только одна, и у неё даже имя есть – Роман Федотов. Он даже после моего возвращения в родной город не давал мне жить. Отношения мы, вроде как, успели выяснить, расстаться окончательно – три раза! – но надо знать Ромку и его больную настойчивость и болезненную привязчивость. В какой-то момент он решил, что отношения между нами, на самом деле, невозможны, всё в прошлом, но наши родственные связи никто не отменял. И он обязан присматривать, за младшей сестрой своей жены. Присматривать с весьма конкретными намерениями, заботиться и оберегать, а так, как возможностей у него предостаточно, как и средств для их воплощения, то моей жизни, как свободной молодой женщины, настал конец.

Я пыталась скандалить, пыталась говорить по-хорошему, затем попыталась угрожать, тем, что пожалуюсь бабушке, а Федотов на эту угрозу лишь согласно кивнул и предложил идти жаловаться вместе. И посмотреть, чью сторону Зоя поддержит. Конечно, смелости на то, чтобы рассказать бабушке правду, у меня не хватит, а жаловаться на то, что обо мне заботятся и защищают от всяческих подозрительных личностей, которым только одно и нужно (не подумайте ничего своевольного, это про имя моего именитого отца), совершенно глупо. Конечно, бабушка приняла бы его сторону. И я замолчала. Затихла, занялась бизнесом и решила, что женского счастья у меня, судя по всему, не будет. Его Федотов подло уволок, и где-то зарыл. И с тех пор я жила будто под всевидящим оком. Никому неизвестная Настя, под бдительным присмотром мужа сестры с громким именем. Бизнес вот свой открыла, пытаюсь его развивать. Единственная отрада в жизни, которую мне позволили. Правда, и сюда влезают, с помощью и поддержкой. И непременно с беспокойствами.

Но я ведь не пластмассовая кукла, правда? Когда-то у меня должна начаться нормальная жизнь?

Когда-нибудь нам с Ромкой надоест эта бессмысленная игра, ему надоест беспокоиться, а мне любить его, вспоминать его, думать о нём. И я начну жить и дышать полной грудью.

Очень жду этого дня.

ГЛАВА 4

Правильно мне мама говорила в своё время:

– Нечего тебе делать в этой Москве!

Но кто слушает родителей в восемнадцать-девятнадцать лет, правда? Вот и я, хоть и не была никогда конфликтным подростком, но маму не послушала. Наверное, это был мой единственный юношеский бунт, когда я решила, что меня не оберегают, а пытаются манипулировать, и сделала всё по-своему. А ведь до того дня, когда с нами связался семейный адвокат Кауто, я жила совершенно спокойной, ничем не примечательной жизнью. Несмотря на звездную, уже к тому моменту, звездную фамилию.

Как о хорошем актере, о моем отце заговорили куда раньше, мне, наверное, исполнилось десять лет к тому моменту. С отцом мы не общались, он платил алименты и на этом наше с ним общение заканчивалось. Если честно, я не расстраивалась по этому поводу. Я его не знала, не помнила, и никак от его проявлений в моей жизни, не зависела. Не буду грешить на маму, она никогда не ругала его при мне, не называла никакими плохими словами, не кидала ему в спину обвинения. Она просто о моем отце никогда не говорила. В очень редких случаях и по необходимости. Я с раннего детства, даже не знаю, с какого возраста, знала, что мой папа жив и здоров, всё у него в жизни замечательно, живет он в Москве, у него семья и другая дочка. А я… я дочка мамина, а папа присылает нам ежемесячно алименты, и мы этим вполне довольны. Другого нам не надо. Никто даже ни разу не заикнулся о том, что мой отец – актер. И поэтому, когда я впервые увидела его на экране, а произошло это в кинотеатре на соседней от дома улице, в компании друзей, я даже никакой параллели для себя не провела. Только отметила совпадение фамилии. А ведь до этого я однофамильцев не встречала.

Тот фильм стал для отца звездным, его до сих пор крутили по телевидению в праздники, с удовольствием пересматривали, а отец, в своей звездной роли смотрелся настоящим героем и ловеласом. Женщины всей страны ахали при виде него и прикладывали руки к груди в томительном вздохе. Все, кроме моей мамы. Лицо отца мелькало на экране телевизора, смотрело с обложек журналов, он давал интервью и раздавал автографы. Его актерская карьера не пошла в гору, она на неё взлетела, и весьма комфортно чувствует себя на этой вершине по сей день.

Помню ту статью в журнале с фотографией семьи Кауто на развороте. Отец, Елена и Альбина, которая даже в неуклюжем подростковом возрасте смотрелась как уникальная фарфоровая статуэтка. Я принесла этот журнал из школы, читала эту статью за обедом, и мама застала меня за этим делом. А я ещё тогда по наивности своей спросила маму:

– У них такая же фамилия, как у меня. Вдруг мы родственники?

А мама очень спокойно, никогда не забуду её ровный тон, сказала:

– Конечно, родственники. Это твой отец.

Вот так узнала правду я. Не скажу, что не удивилась, но, скорее, меня удивил тот факт, что мой отец – известный актер, чем вся статья про его идеальную семью, что я успела прочитать. Я потом долго, целыми неделями разглядывала фотографии отца в различных журналах, смотрела на белокурое личико сестры, и никак не могла понять, почему мы с ней так не похожи. Не злилась, не завидовала, просто не понимала. Люди на фотографиях в журналах были для меня незнакомыми и совершенно чужими, и я, как ни пыталась, не могла заставить себя что-то к ним почувствовать. Информация, что я имела к ним непосредственное отношение, казалась странной и не достоверной. У меня же другая жизнь, с мамой, с бабушкой, с отчимом, который к тому времени только-только появился в нашей жизни. Моей маме потребовалось больше десяти лет, чтобы устроить свою личную жизнь, после ухода из неё моего отца. Но понимаю я это уже сейчас, спустя года, тогда мне всё казалось логичным и закономерным.

Прошло совсем немного времени, как журналистам захотелось влезть в жизнь новой, засиявшей кинозвезды, и, конечно, особого труда узнать обо мне, не составило. Официально признанный ребенок, которому платятся алименты, скрыть такое довольно трудно. Мне исполнилось одиннадцать, когда все знакомые вокруг меня, засудачили о том, что я дочь Родиона Кауто. Друзья в школе дергали меня за руки, удивляясь, почему я не рассказала, требовали каких-то историй об отце, а я лишь неловко пожимала плечами и уходила от ответов. А отец тем временем с серьезным выражением лица давал объяснения в студии одного из скандальных, но популярных ток-шоу, каялся в том, что, наверное, он плохой отец, с его графиком у него не хватает времени на дочь, которая живет не с ним. И что ему жаль, бесконечно жаль, что он не видит, как я взрослею.

– Выключи эту гадость, – разозлилась мама, однажды застав меня за просмотром этой передачи. Подошла и сама выключила телевизор. – Зачем ты смотришь эту ерунду?

Я пожала плечами.

– Любопытно.

Потихоньку интерес к подробностям личной жизни отца угас, по крайней мере, обо мне говорить перестали, и я зажила прежней жизнью. Конечно, теперь я знала, кто мой отец, могла наблюдать за ним на экране телевизора, даже на фильмы его иногда ходила, от мамы тайком, но в остальном ничего не изменилось. Только временами отмахивалась от друзей и знакомых, которым приходило в голову попытать меня на тему именитого родителя. С отцом мы по-прежнему не общались, даже после его признаний и сожалений с телеэкрана, признания в том, что изменил жене, что у него родился ребенок на стороне. Но Родион так проникновенно говорил о том, что ребенок не может быть ошибкой, не может быть грехом, нужно лишь найти в себе силы и смелость взять на себя ответственность, что ему довольно скоро все простили. Отец просил журналистов не искать его младшую дочь, не стараться влезть в мою жизнь, и меня, на самом деле, долгие годы никто не трогал. По крайней мере, мне об этом ничего не известно. Просто с момента славы отца, я стала не просто Настей Кауто, обычной школьницей, а дочерью популярного в нашей стране актера. К тому же, у него была другая дочка, которая уже в тринадцать лет успела сняться с ним в одном из фильмов, все оценили актерские способности Альбины, заговорили об её таланте, о том, как сильно она похожа на отца, и обо мне все попросту забыли.

И не вспоминали вплоть до дня смерти отца Родиона. Николай Михайлович Кауто человеком был, скажем без малого, выдающимся, писатель и драматург, и родственными связями с ним на самом деле нужно гордиться. Умер он после очередного инсульта в возрасте семидесяти девяти лет, хоронили его с почестями, речами и демонстрацией всех его многочисленных наград. А когда вскрыли завещание, вот там-то и оказалось моё имя. Наследство мне было оставлено небольшое, по меркам семьи Кауто, но сам факт моего существования был оглашен в очередной раз, и так просто от него отмахнуться уже не получилось. Я к тому времени закончила школу, успела поступить в местный ВУЗ на факультет иностранных языков, хотя, скажем прямо, особыми знаниями даже педагоги ВУЗа не могли похвастать. Я же была увлечена лингвистикой не на шутку, хватала знания в интернете, ходила на всевозможные курсы, которые мама с отчимом могли позволить себе оплатить. Алименты отца перестали поступать, как только мне исполнилось восемнадцать, но особо по этому поводу никто не расстроился, заранее знали, что будет именно так и никак иначе. Думаю, отец и забыл давно о том, что платит алименты внебрачной дочери, этим, скорее всего, занималась бухгалтерия. С восемнадцатилетием Родион меня не поздравил, как уверял позже, был за границей на съемках, я же по сей день уверена, что попросту не вспомнил. Чтобы забыть, надо знать, а он не вспомнил.

А потом со мной связался адвокат, именно со мной, я ведь уже стала совершеннолетней, а меня это факт здорово удивил. Я привыкла, что всеми делами в нашей семье заведует мама. И решает на семейном совете: что мы будем делать, что не будем. Единоличников мама не терпела, приучала, что все в семье решается сообща. А тут такой важный вопрос, и обратились лично ко мне.

– Анастасия Родионовна, вам необходимо приехать в Москву, чтобы решить вопрос с принятием наследства.

– Какого наследства? – обалдела я.

– Вы ведь в курсе, что ваш дедушка, Николай Михайлович, скончался две недели назад?

В тот момент, когда адвокат позвонил, я только что заняла место в аудитории перед лекцией, вокруг меня сидели люди, я настроилась на учебу, и поэтому никак не могла понять, чего от меня хочет незнакомый человек со строгим голосом, которому пришло в голову мне позвонить, да ещё называть «Анастасией Родионовной». Никто никогда меня так не называл, только в паспортном столе, когда я паспорт получала.

Про дедушку, то есть, его кончину, я, конечно, знала. Узнала, как и вся страна из выпуска новостей.

Я нервно кашлянула.

– Да, конечно. Я… соболезную семье.

– Я обязательно передам ваши слова, – любезно согласился адвокат. – Дело в том, Анастасия Родионовна, что вчера было вскрыто завещание Николая Михайловича. И там есть упоминание о вас.

– Обо мне?

– Да, – хладнокровно продолжал мужчина, – вы ведь являетесь его родной внучкой.

Я на всякий случай огляделась по сторонам. Всё вокруг казалось обычным и обыденным. А в то же время по телефону мне рассказывали какие-то невероятные вещи.

– Да, – пробормотала я, – наверное.

– Вы сможете приехать в Москву?

– Когда?