Драмы больше нет

Драмы больше нет
Екатерина Риз

Люди встречаются, люди влюбляются, но не всегда женятся. Порой от этих встреч на свет появляются дети. И их появление на свет называют – ошибкой молодости. Вот таким ребенком и была я. По крайней мере, для своего отца, известного в стране актера – Родиона Кауто. Но принесло ли мне счастье такое родство? Семейные тайны, интриги, давние обиды и зависть – всё сплелось в клубок, и я оказалась в самом тугом переплетении нитей. Потому что ко всем моим перипетиям добавилась ещё и запретная любовь…

Драмы больше нет

Екатерина Риз

© Екатерина Риз, 2021

ISBN 978-5-0055-6568-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ГЛАВА 1

Меня слепили вспышки фотоаппаратов. Они мелькали одна за другой, у меня разрывалась голова от гула голосов вокруг, громких вопросов, что выкрикивали журналисты прямо мне в лицо. Очень хотелось прикрыть глаза рукой, чтобы не ослепнуть, но я мысленно повторяла себе, что делать этого нельзя. Нужно продолжать улыбаться. Как меня учили пятнадцать минут назад? Мило и очаровательно. Так, как должна улыбаться дочка Родиона Кауто, известного актера, чье имя уже не одно десятилетие на слуху российского зрителя. Так, как должна улыбаться женщина, которую держит за руку Роман Федотов, бизнесмен и меценат, ведь сегодня вечером он представляет всей стране свою пару, любимую женщину, и, судя по выражению его лица (я ухитрилась кинуть на него взгляд), уверенности в своём выборе у него хоть отбавляй. А вот у меня в голове ничего, кроме одного вопроса: «Что я здесь, черт возьми, делаю?», нет.

Два месяца, всего каких-то два месяца, и моя жизнь перевернулась с ног на голову. А ведь, помнится, я тогда находила, о чем погрустить, за что себя пожалеть, считала себя лишней и ненужной. И, если бы кто-то мне сказал, что спустя считанные недели я буду стоять рядом с Романом Федотовым под вспышками фотокамер, под потоком репортерских вопросов, и меня будут представлять, как будущую супругу кандидата в депутаты Государственной Думы, я бы не то что не поверила, я бы рассмеялась этому сумасшедшему фантазеру в лицо. Потому что со мной подобного никогда не происходит, не моя это судьба, я всегда это знала.

Интересно, в какой момент моя жизнь решила сделать такой неожиданный финт ушами? И с какой, интересно, стати?..

…Всё началось два месяца назад. Точнее, ничего, по сути, и не началось. Я жила своей обычной жизнью. Работа, дом, работа, работа… Год назад, приложив неимоверные усилия, мне удалось открыть маленькое агентство недвижимости в своем городе. Новое дело меня увлекло, я с головой ушла в работу, и, если честно, радовалась тому, что отныне сама себе хозяйка. Конечно, усилий будет приложено ещё достаточно, но я всё равно чувствовала себя победительницей. Не знаю, в каком именно виде спорта, но ощущать себя на вершине, было приятно. И, вообще, я считала, что в моей жизни всё складывается, как надо. Звезд с неба я никогда не хватала, но постоять за себя, заработать себе на безбедное существование, пользуясь только собственными способностями и талантами, всегда могла. К двадцати восьми годам у меня была небольшая квартира, пусть купленная в ипотеку, но своя же; маленькая немецкая машинка яркого цвета, и уютный офис в одном из крупных торгово-офисных центров нашего областного, привлекательного для туристов, города. И всего я добилась сама, чем, считала, имела право гордиться.

Правда, считала так я, еще, наверное, моя мама, а вот на фоне остальных родственников, со стороны отца, я ничем не выделялась. По сравнению с яркими судьбами любимого папы и сводной сестры, проживала я жизнь среднестатистическую и ничем не примечательную, к тому же, где-то в провинции. Подозреваю, что меня воспринимали не иначе, как бедную родственницу. В семье Кауто ко мне всегда относились со снисходительностью, с непониманием от моего присутствия в их доме и их жизнях, но с душевным смирением. Мол, есть я и есть, ничего тут уже не попишешь, слава богу, мне уже двадцать восемь, сил, любви и вложений я не требую, и надо принимать ситуацию такой, какая она есть. То есть, улыбаться мне при встрече, целовать в лоб и интересоваться от случая к случаю, как мои дела.

Кстати, про поцелуи в лоб – это я откровенно загнула. Поцеловать меня могло придти в голову только бабушке, в особо знаменательные моменты, когда того требовала ситуация, а уж никак не отцу. Тот считал проявление подобных эмоций, мещанством и излишеством. Куда чаще отец цитировал для меня стихи или глубокомысленные изречения философов. В этом, по сути, и заключалось всё воспитание, да и его отношение ко мне. Но обижаться я давно себе отсоветовала. Где-то после нашей с ним второй встречи.

Странно звучит: вторая встреча с отцом. Кто может помнить свою вторую встречу с родным отцом, правда? А я вот помню. Мне в то время исполнилось восемнадцать лет.

Вот такая у меня интересная семья.

– Ты что, всерьёз собралась с ними общаться? – говорила мне мама десять лет назад. Она не удивлялась, не злилась, она искренне не понимала. – Кто они для тебя, Настя? Чужие люди.

Я сидела на кухне, пила чай, точнее, усердно дула на него, чтобы поскорее остыл, и вздыхала. Затем рискнула заметить:

– Мама, но это ты обеспечила мне таких родственников. Я в чем виновата?

Мама глянула на меня с недовольством. Нетерпеливо махнула рукой.

– Кто ж знал, что так получится? Я была молодая и глупая, а твой отец… Твой отец мастак рассказывать сказки и играть чужие роли. Так что, вина во всем этом не столько моя, сколько его.

– То есть, я родилась по ошибке?

– Глупости не говори, – разозлилась тогда мама. – Ты родилась потому, что я захотела, чтобы ты родилась. Тебе этого мало? – Я качнула головой. На маму я не злилась совершенно. – Просто я пытаюсь подготовить тебя к тому, с чем ты столкнешься, если решишь общаться с отцом, вот и все.

Этот разговор случился десять лет назад. И, надо сказать, что моя мама оказалась во всем права, и её предостережения мне помогли. Потому что я изначально не настраивала себя на то, что меня будут рады видеть. Никто в семье Кауто мне рад не был. Я была неизбежным злом, о котором много лет не вспоминали, жили своей жизнью, а затем, по какому-то причудливому повороту судьбы, пришла необходимость со мной встретиться. Конечно, у меня был выбор. Я могла отказаться, послушать маму и не ехать на встречу с отцом и его семьей. Но я, всё хорошенько взвесив, пришла к выводу, что, не смотря на все возможные неприятности и обиды, сумею в себе побороть дискомфорт, зато у меня появится шанс взять от жизни тот подарок, что мне неожиданно преподнесли. Наследство деда, Николая Михайловича Кауто, кстати, известного советского драматурга. Который, совершенно неожиданно для всех – и для своей семьи, и для меня, включил меня, внучку, которую он никогда не видел, в своё завещание.

Вот так вот, совершенно неожиданно, по велению незнакомого мне дедушки, в возрасте восемнадцати лет, я оказалась в столице нашей родины, до которой, кстати, от нас было рукой подать, но разница в уровне жизни была сродни пропасти, и я, молодая девчонка, поначалу здорово растерялась.

Помню, как мама бесконечно зудела мне в телефонную трубку, что мне необходимо вернуться домой, домой, что в Москве мне делать нечего. Сейчас всё происходящее тогда, вспоминать и смешно, и грустно.

Больше грустно. Потому что моя мама, как я выяснила с годами, женщина мудрая, и порой мне следует прислушиваться к ней изначально, а не возвращаться в отчий дом с душевными травмами, чтобы поплакать у неё на груди и пожаловаться на то, на что жаловаться уже поздно. Но всему этому нас учит жизненный опыт.

На работу я приходила к открытию торгового центра. Покупала кофе на первом этаже у милых молодых людей, поднималась на эскалаторе на третий, офисный этаж, здоровалась по пути со знакомыми, и почти каждое утро чувствовала себя счастливой. По крайней мере, человеком, который с удовольствием идет на работу. На любимую работу, за которую полностью отвечает сам. Сотрудников у меня было двое. Молодой человек по имени Алексей, и Регина, которая с первого взгляда со стороны тянула на Анатольевну, но старательно молодилась, и представлялась всем едва ли не порхающей двадцатилетней особой. Только я, принимая её на работу, знала, сколько Регине на самом деле лет. Весьма немало, но я приняла правила её игры, и соглашалась с тем, что она молодая и влюбчивая особа, обожающая розовый цвет и платья в облипон. Все втроем мы вполне комфортно умещались в небольшом офисе за стеклянной стеной, я пыталась быть справедливым начальником, а эти двое усердно делали вид, что я для них являюсь непререкаемым авторитетом. Мне, конечно, хотелось верить, что это, на самом деле, так, но особых надежд я не питала. Лишь с самого начала настойчиво расставила все точки над «i», объяснив, что в «дружбу» ни с кем играть не стану. Я ценила свои приложенные усилия, и мечтала, что моё риэлтерское агентство будет жить и процветать, а для этого необходимо руководить процессом твердой рукой. А с сотрудниками держать необходимую дистанцию, не играть в панибратство.

Если честно, все эти истины объяснил мне один человек, я запомнила и намотала на ус, но об этом потом.

Так вот, тем утром, два месяца назад и прозвучал тот телефонный звонок. Он даже не был особенным, и никакой важной информации за собой не нёс. Мне позвонила бабушка, а когда звонила бабушка, мама моего отца, я всегда брала трубку, в любой ситуации. Обязана была ответить на её призыв, даже если бы в этот момент в отчаянном порыве героизма мчала на собачьей упряжке через стихию, ветер и льды по бескрайним просторам крайнего Севера. Всё равно на звонок Зои Аркадьевны Кауто необходимо было откликнуться, причем, незамедлительно. Кстати, это относилось не только ко мне, но и ко всем членам семьи отца. Зоя была непререкаемым авторитетом даже для своего взрослого сына.

Я бабушку, которую также до своих восемнадцати лет, знать не знала, очень уважала. Сказать, что я её любила, было бы нескольким преувеличением. Чтобы искренне полюбить человека, нужно общаться с ним достаточное количество времени, узнать его, проникнуться вашими взаимоотношениями, дать вам узнать друг друга получше, а у меня такой возможности долгое время не было. Точнее, теоретически возможность была – и у меня, и у отца, и у сестры, и у бабушки нашей общей, но воспользоваться ею никто не захотел. Поэтому за десять лет нашего общения, я прониклась к бабушке искренним уважением, и считала, что это серьёзный шаг в моих взаимоотношениях с семьёй отца.

Зоя, не смотря на свой возраст, а она проживала восьмой десяток, и достаточно хрупкую фигурку, женщиной была категоричной и сильной характером. Умело руководила семейными делами, а после смерти мужа десять лет назад, и его наследием. А мой дед, Николай Михайлович, был знаменитым советским драматургом. Несколько его пьес до сих пор с успехом ставят в столичных театрах. Его именем и наследием гордятся, его жизненный путь ставят в пример, и советуют соответствовать его громкому, светлому имени. Все члены семьи Кауто стараются. И идти, и следовать. Я тоже пытаюсь, по крайней мере, не опорочить имя предка. Ну, и горжусь, соответственно, по мере сил.

Но деда я никогда не видела, ни разу с ним не встречалась, и почему он упомянул обо мне в своём завещании, мне до сих пор неведомо. Возможно, чувство порядочности в нём взыграло. Наверное, я доподлинно об этом никогда не узнаю. Деда я знала лишь по его биографии в интернете, по старым фотографиям в семейном архиве, да по рассказам родственников. А вот к бабушке пришлось привыкать. К её категоричности и стремлению управлять всем вокруг и моей жизнью в частности. Возможно, я бы в какой-то момент начала сопротивляться указаниям со стороны, по сути, незнакомого мне человека, но, признаться, знакомство с Зоей произвело на меня неизгладимое впечатление.

На меня, десять лет назад, когда я приехала в Москву и оказалась в доме отца, внутри его семьи, вообще всё вокруг производило неизгладимое впечатление. Но Зоя особенно. Её королевская осанка, размеренная манера говорить, уверенность в голосе, уверенность в своей правоте этой маленькой, худенькой женщины с неизменной ниткой жемчуга на тонкой шее. Мой взгляд будто магнитом к ней притягивало, а ещё, при первой встрече, я жутко стушевалась перед ней. Ни перед отцом, о котором лишь слышала много лет, да смотрела фильмы с его участием; ни перед старшей сестрой, которая могла показаться той самой горящей звездой на небосклоне, что, по сути, и было правдой, а именно бабушка произвела на меня фантастическое впечатление одним своим присутствием в комнате. Особо близки за десять прошедших лет мы не стали, но больше меня не списывали со счетов и не вычеркивали из состава семьи, и я знала, что всё это благодаря Зое. Её непререкаемому авторитету. Правда, она сама с себя всякую ответственность в этом снимала. Я слышала, как однажды она сказала моему отцу:

– Твой отец, Родион, был очень мудрым человеком. И перед своей смертью он решил исправить твою ошибку, постараться снять грех с твоей души. Он признал эту девочку, принял её в семью. Он сделал то, на что тебе, по всей видимости, не хватило когда-то смелости. И раз он принял такое решение, я последую его примеру. Сомневаться в твоём отцовстве нам не приходится, ведь так? Поэтому твоя дочь отныне полноценный член семьи. Будь любезен принять этот факт, и донести его до своей жены. И до Альбины тоже.

Конечно, подслушивать нехорошо, да и просто слышать всё это было неприятно, я попала не в самый удачный момент, оказалась под дверью гостиной, и невольно замерла. Не знала, уйти мне или остаться, поэтому и услышала то, что для моих ушей не предназначалось. И сама не знаю до конца, что почувствовала, слыша наставительную речь бабушки, до сих пор до конца не разобралась в своих чувствах. Мне было неприятно, где-то обидно, но в то же время я ощущала облегчение оттого, что меня не выгонят и не забудут снова про моё существование уже завтра. Не знаю, почему на тот момент это казалось таким важным, особых надежд на то, что меня полюбят, я не питала, но дворовой собачонкой быть тоже не хотелось. Раз уж позвали в «семью», так проявите уважение. Я обещаю ответить тем же.

Вот на этом самом уважении мои отношения с семьёй отца и с ним самим, и держались. Ни на чём другом. Но с тех самых пор меня приглашали на все важные события, семейные советы, мне официальным тоном оглашали решения, даже если меня конкретно они не касались, а ещё, время от времени, озвучивали, чем именно я обязана своей именитой фамилии. А также напоминали, что нужно быть ответственной, серьёзной, и не подвести папу. Особенно, не болтать с незнакомыми людьми о семейных делах, а тем более, о проблемах.

– Настя, ты же понимаешь, насколько это важно?

Я каждый раз после этого вопроса старательно давила в себе тяжелый вздох. Но после смиренно кивала. И заверяла:

– Я очень постараюсь.

Обычно звонки от бабушки означали то, что наступил очередной момент для проведения профилактической работы. Зоя для начала интересовалась моими делами, на всякий случай успехами (вдруг они у меня есть, вдруг я чем-то прославилась случайно?), затем давала мне наставления, а после напоминала об осторожности и правильности моего выбор, какого бы аспекта моей жизни это не касалось. Всё это необходимо было выслушать, временами поддакивать, иногда что-то обещать. Главное, воспринимать всё сказанное бабушкой спокойно, как должное. Ей ведь, с высоты её возраста и положения, куда виднее, как мне жить и как себя надлежит вести. Бабушка, как известно, плохого не посоветует.

– Как ты поживаешь, моя красавица? – услышала я в трубке её протяжный, хорошо поставленный голос.

Я доподлинно знала, что красавицей бабушка меня не считала. Я была брюнеткой, как мама, ростом до модельной внешности сестры не дотянула, да и фигура моя обложку глянцевого журнала вряд ли бы украсила. Если только журнал «Крестьянка», которого, кажется, уже давно не существует. Природной легкостью и проникновенной нежностью Альбины природа меня обделила. При моем достаточно среднем росте, у меня был третий размер груди, достаточно пышные бедра, и чересчур, как считала бабушка, пухлые губы. В её время моя внешность считалась вульгарной, чересчур призывной, но спрятать излишества я не могла, поэтому жила с тем, что Бог дал. Мило улыбаясь окружающим вульгарно пухлыми губами.

Если честно, с внешностью у меня всё нормально. Никогда я не жаловалась ни на отсутствие поклонников, ни комплексами чрезмерно наделена не была. Единственное, что бабушку огорчало, это то, что я совершенно не была ничем похожа на отца, всё, что могла, забрала от матери. И это отчего-то воспринималось, как недостаток. Оспаривать сие умозаключение казалось мне глупым, излишне затратным по времени, поэтому я лишь пожимала плечами и соглашалась с тем, что я совсем не светловолосый ангелочек. Как сестра, внешность которой обожали и копировали миллионы наших сограждан. Точнее, мужчины обожали, а женщины копировали. Старались отбелить кожу до состояния фарфоровых щёк Альбины Кауто; повторить её причёску, блестящие локоны на истинно блондинистых волосах; пытались подражать её манере одеваться. А мне оставалось лишь соглашаться с тем, что для меня сей идеал недостижим.

Вообще, не больно-то и хотелось.

– Здравствуй, бабушка, – проговорила я в трубку. И тут же поинтересовалась: – Как у вас дела?

Зоя не воспринимала, когда я интересовалась лично её делами. Нужно было спросить непременно о семье. Зоя позиционировала себя, как представитель всех Кауто.

После вопроса о делах, минут пятнадцать я выслушивала новости о съемочном графике отца и сестры, об их увлеченности, занятости и нежелании отдыхать во благо российского зрителя. Затем Зоя пересказала мне свои планы на следующую неделю, её ежедневник был плотно исписан событиями, встречами и бесконечными делами, и поэтому, когда мне задали встречный вопрос, мне, как обычно впрочем, стало несколько неловко. Оттого, что мне, кроме как:

– Я в офисе, работаю, – и сказать-то нечего.

– И как продвигается твоя… работа? – поинтересовалась Зоя, явно подбирая подходящие слова. Она не могла понять, для чего я занимаюсь продажей квартир. Как-то сказала мне, что в её время, за такую работу можно было оказаться в тюрьме.