В суете прошлых дней

Тогда мне все мамины слова показались такими глупыми. Я даже разозлилась на неё, и подумала о том, что мама, из-за своих любовных неудач, пытается настроить меня против будущего мужа и его семьи. Какое мне дело до моей красоты, если я собираюсь замуж за любимого человека, собираюсь родить ему ребенка и прожить с одним-единственным мужчиной всю жизнь? Я такой счастливой себя чувствовала, мне казалось, что все мои мечты, все мои чаяния исполнились в один момент, как по волшебству. Я была настолько изумлена и обрадована происходящим, что даже не обращала внимания на недовольство будущих свекра и свекрови. Мезинцевы смирились с решением сына, смирились, сжав крепко зубы, стали готовиться к свадьбе, стараясь не обращать внимания на гул голосов вокруг. Родственники, друзья, соседи без конца ахали и хватались за голову, когда узнавали, на ком женится их сын. И я, всё равно улавливая настроение окружающих, всеми силами старалась быть хорошей, правильной. Я не спорила, я на всё соглашалась, я мило улыбалась, и ни на чем не настаивала. Мне, по сути, даже пышная свадьба не была нужна. Я не хотела свадебное платье и свадебный кортеж, не хотела застолья в ресторане. Я хотела стать женой, и наша жизнь с Васькой виделась мне чем-то незыблемым, бесконечно счастливым и душевным. Я не сомневалась, что мы поженимся, и проживем друг с другом долгую жизнь, у нас будут дети и внуки. Столько планов, столько мечтаний… Кстати, я до сих пор уверена, что это были самые счастливые дни за всю мою жизнь.

Но вопреки моей покладистости и нетребовательности, свадьба наша с Васей, была пышной и отгремела на весь город. Мезинцевы-старшие посчитали, что обязаны женить сына по всем правилам, а уж с кандидатурой невестки они ничего поделать не могут. Моя мама с отчимом участвовали в подготовке свадьбы весьма номинально. С Тамарой Борисовной я ездила в Нижний Новгород за свадебным платьем, она же со своим парикмахером выбрали для меня свадебную прическу, без меня и моей мамы определились с выбором ресторана (хотя, в нашем городе и выбор-то, особо, не стоял). Никакой душевности между мной и родителями Васи не возникло, как бы я не старалась, даже симпатии по отношению к себе я не чувствовала, и, конечно, расстраивалась из-за этого. Но уговаривала себя, что мы просто плохо друг друга знаем, и после свадьбы всё непременно изменится, я приложу к этому все усилия. К тому же, жить нам предстояло в их доме, никакого другого варианта изначально не предполагалось.

Дом у Мезинцевых был добротный, с большим приусадебным участком, за высоким, крепким забором, этакий Форт Нокс. С наскока точно не взять. И до начала приготовлений к свадебному торжеству, меня туда не приглашали ни разу, хотя, мы с Васей встречались почти год. Но я была нежелательным гостем в доме Мезинцевых, и всегда об этом знала. Знала, и не настаивала, чтобы не ставить любимого в трудное положение. А когда впервые оказалась за коваными воротами, признаться, впала в небольшой ступор. После нашей, даже новой квартиры, в обычной блочной пятиэтажке спального района, оказаться во дворе двухэтажного коттеджа современной постройки, показалось мне удивительным. И в тот момент я впервые вспомнила слова людей о том, что мне, провинциальной девчонке, несказанно повезло. Неизвестно за что, наверное, на самом деле, за смазливую мордашку и длинные ноги. Я посматривала по сторонам, на высокие вазы с дорогими, правда, искусственными цветами, на картины в резных рамах на стенах и новёхонький комплект мягкой мебели, и не верила тому, что совсем скоро буду здесь жить.

– Это твой дом, – сказал мне тогда Васька, а я счастливо ему улыбнулась.

Свадьба отшумела и отгуляла, под крики «Горько!» и кислые лица родственников со стороны жениха, которые составляли восемьдесят процентов приглашенных гостей, а в конце зимы у нас с Васей родилась дочка. Лиза. Милая, черноокая малышка, в которой я души не чаяла. Целыми днями я всматривалась в её личико, перебирала маленькие пальчики и говорила, как люблю её. К тому же, особо мне и заняться было больше нечем. К домашнему хозяйству меня в последние месяцы беременности практически не допускали, готовить мне запрещалось, готовила всегда свекровь, и соперницу на своей кухне она видеть не хотела. Да и, вообще, моё присутствие в доме так и не стало для Васиных родителей привычным и допустимым. Первые месяцы я всеми силами пыталась наладить с ними общение, а потом поняла, что только раздражаю их, и решила не усугублять ситуацию. Большее количество времени я проводила в нашей с Васей комнате, сходя с ума от скуки. А когда решалась пожаловаться на эту самую скуку мужу, тот всегда лишь отмахивался.

– Вот родишь, будет, чем заняться, – неизменно говорил Вася.

Сам он много времени проводил на лесопилке, уходил рано утром вместе с отцом, и появлялся только вечером, порой, даже позже Михаила Ивановича. Несколько раз я осторожно интересовалась у его родителей, почему мой муж задерживается. Я не понимала, почему свекор появляется дома всегда в одно и то же время, в семь вечера, точно к ужину, а Васи не бывает дома до десяти. Его родители неизменно удивлялись моему непониманию.

– Ему нужно входить в курс дел, перенимать опыт отца. Вот и задерживается. Это ты от безделья с ума сходишь, – наставительно выговаривала мне свекровь, – а он семью вынужден кормить.

«Вынужден кормить семью». Звучало солидно и с определенным оттенком упрека. Мол, если бы не ты, гулял бы наш сыночек ещё долго, развлекался, и никаких бы проблем не знал. А теперь вынужден зарабатывать на жизнь и тянуть жену-бездельницу. Обычно после таких ответов я молча уходила.

Не была моя семейная жизнь похожа на безоблачное счастье, которое я рисовала в своих фантазиях, никак не была. Вроде бы и плохого ничего не происходило, никто не ругался и ничего не делил, всё в доме было чинно, мирно и благородно. Так, как и привыкли жить Мезинцевы, и я очень старалась соответствовать, пусть не сразу, но стать для их сына подходящей женой, заслужить их отношение своей покладистостью. И с Васей мы не ругались, он выполнял свои функции мужа и отца, как он их понимал, и уходил со спокойной душой на работу. А я оставалась с ребенком, в нашей с ним комнате. Свекровь тоже нечасто покидала дом. Работы у неё давно не было, могла себе позволить не работать, и все свои силы отдавала домашнему хозяйству, получая от этого настоящее удовольствие. Она заботилась о своих мужчинах – о муже и сыне, и, по сути, с моим появлением, в её жизни мало, что поменялось. Но внучку Мезинцевы-старшие любили. Тамара Борисовна заходила в нашу с Васей комнату по одной-единственной причине – полюбоваться на Лизу. А как только она смогла забирать её у меня, чтобы погулять с девочкой в саду, стала это делать.

– Ребенку надо дышать свежим воздухом, – выговаривала она мне. – А ты без конца в комнате сидишь. Оделась бы да погуляла.

– Я как раз собиралась, – пыталась я вставить хоть слово в её обвинительные речи.

Обычно, если я осмеливалась что-то сказать в ответ, Тамара Борисовна останавливала на мне свой фирменный, печальный взгляд, оглядывала с ног до головы и обреченно вздыхала.

– Ты очень медленно всё делаешь, Юля, – любила говорить она. – Ты совершенно безынициативная.

Такие претензии казались мне обидными и беспочвенными. Медлительностью я никогда не отличалась, всегда была смышленой и озорной, только после замужества пыла во мне поубавилось. Потому что в этом доме мой пыл был всем без надобности, а я боялась проявлять характер.

Гулять с Лизой я могла только в саду, на глазах у свекрови. За забор меня отпускать не любили – что одну, что с ребенком. После рождения дочери я не виделась с родными несколько месяцев, если не полгода, даже счет времени потеряла. Правда, меня никто особо и не хватился. Мама, выдав так удачно дочку замуж, вновь сосредоточилась на своей личной жизни, увиделись мы с ней только на выписке. Она посмотрела на новорождённую внучку и ушла. Но, подозреваю, что свекровь её даже за собранный для гостей стол не пригласила. Сестры на выписке и вовсе не было, как мне объяснили – Даша была занята важными семейными делами и передавала мне привет. Я сделала вид, что поверила. Но даже после того, как Лиза достаточно подросла для того, чтобы положить её в коляску и прогуляться по городу до дома матери или сестры, мне и то этого не позволяли.

– Таскать ребенка по гостям, – фыркала свекровь. – Хочешь сходить – иди, а девочку оставь в покое. Нечего цеплять всякую заразу.

– Какую заразу? – разводила я руками.

Тамара Борисовна стреляла в мою сторону глазами.

– Ещё неизвестно, кто к ним ещё в гости захаживает. Или тебе что, дома плохо? Обижают тебя здесь?

– Нет, конечно, – пугалась я. – Просто соскучилась. Да и дома…

– Что?

– Скучно.

Тамара Борисовна смотрела на меня снисходительно.

– Послушал бы тебя кто, Юля. Как ты живешь. Сладко ешь, крепко спишь на мягкой постели. Дома тебе скучно, ни к чему руки тебе не дают приложить. Повезло тебе с моим сыном, разве не так?

Что мне было говорить ей в ответ? Ведь, по фактам, так всё и выходило. И я кивала и подтверждала:

– Повезло.

Вот только наши с Васей отношения были далеки от идеальных. Он появлялся дома, когда считал это нужным, на несколько минут подходил к дочери, брал ту на руки, улыбался ей, и торопился вернуть младенца обратно мне. И неизменно говорил:

– Как я устал. Ужин есть?

Конечно, ужин всегда был. Вот только готовила его не я. И подавала еду мужу не я. Это не входило в мои обязанности. Всё это делала Тамара Борисовна. Как до нашей с ним женитьбы, так и после. Всех домочадцев это устраивало, а я… моего мнения не спрашивали.

Вся моя жизнь в первый год нашего с Васькой брака, свелась к тому, что мне необходимо было свыкнуться с новыми обстоятельствами. Вначале я летала от счастья, искренне считала, что мне безумно повезло. Я вышла замуж за любимого человека, что нам с ним есть, где жить, где спать, на что кушать. Не нужно выискивать средства для существования, как сестре и её семье. У моего мужа и его родителей красивый дом, доходное семейное дело, нам с мужем на свадьбу подарили автомобиль. А уж когда родится ребенок, нашему счастью не будет предела. Но на деле всё оказалось не столь радужно. Я привыкла к тому, что в жизни матери зачастую для меня не находилось места, я давно махнула рукой на то, что между нею и мной никогда не будет настоящей близости. Меня не смущала наша скромность жизненного уклада, отсутствие лишних денег, каких-то вещей, даже продуктов. Но я чувствовала, что у меня есть место в жизни. Есть люди, которым я важна, пусть это и не родные люди, а друзья, подруги. И, выходя замуж, я была уверена, что отныне у меня появится семья. Мне так хотелось быть нужной, важной и родной. Но очень быстро я поняла, что ошиблась в своих предположениях. В доме родителей мужа я стала лишним человеком. От меня требовалось побольше молчать, не мешать, а с появлением дочери, заниматься её здоровьем и благополучием. Подруги, с которыми я хоть иногда могла чем-то поделиться, исчезли из моей жизни, мне больше не разрешалось с ними общаться. Тамара Борисовна каждый раз презрительно поджимала губы, как слышала о них.

– Ты теперь жена, Юля, – проговаривала она. – Какие гулянки могут быть? А с этими девушками и поговорить-то больше не о чем. – И в конце обязательно припечатывала: – Мужем занимайся.

А как им заниматься, если его никогда нет?

– Вася, давай съездим куда-нибудь, – просила я мужа время от времени, когда становилось совсем невмоготу проводить время в доме с его родителями, и больше ни с кем не общаться.

Васька, появлявшийся дома обычно к ужину, состряпывал удивлённую физиономию.

– Куда?

– Да хоть куда! Хотя бы на пару дней. Возьмем Лизу и съездим. Воздухом свежим подышать.

– Юль, каким ещё свежим воздухом? – вздыхал муженек. – У нас в трехстах метрах сосновый бор. Не дышится, что ли?

– Я устала сидеть в четырех стенах!

– А ты как хотела? – удивлялся он. – Семейная жизнь – это, вообще, не весело. Ты не знала, что ли? Думаешь, мне нравится целыми днями пропадать на лесопилке?

– Знаешь, – с вызовом ответила я, – думаю, нравится. Куда больше, чем проводить время со мной и с дочерью!

– Не устраивай скандал на ровном месте! – возмущался он в ответ и уходил, хлопнув дверью.

Мне было всего девятнадцать лет, и я совершенно не представляла, как следует правильно повести себя в этой ситуации. Даже посоветоваться было не с кем. Сутки напролет я проводила с ребенком на руках, и не потому, что дочь была беспокойной и требовала постоянного внимания, а просто потому, что мне нечем было больше заняться. Я даже в магазин без разрешения свекрови выйти не могла. Потому что с коляской меня никуда не отпускали, а попросить Тамару Борисовну остаться с внучкой, было особым делом. Нет, внучку она любила безумно, и готова была с ней возиться, играть, заниматься ею, но всё это в моём присутствии. А как только мне требовалось куда-то выйти, например, в больницу или навестить родственников, понянчиться с Лизой свекровь соглашалась не всегда. Только если считала, что повод для моего отсутствия достаточно веский, а у неё на всё было своё мнение. Доказать свою точку зрения, если Тамара изначально со мной не согласна, было практически невозможно.

Да и за пределами дома моих проблем никто всерьёз не воспринимал. Мама, в принципе, не хотела вникать, у неё как раз на горизонте замаячило новое замужество, а сестра считала, что я бешусь с жиру.

– Юлька, ты сумасшедшая? – вопрошала она, когда нам всё же удавалось увидеться и о чем-то поговорить. – Ты живешь, как сыр в масле катаешься. Ни о чем не переживаешь. Тебе не надо думать, сколько тебе муж в зарплату принесет, и хватит ли вам с детьми месяц прожить. У тебя всё есть, – повторяла сестра слова моей свекрови. – А ты ещё находишь, на что жаловаться!

– Даш, со мной там даже никто не разговаривает, – пыталась донести я свою проблему. – Я там для мебели.

– Со мной бы все прекратили разговаривать, – вздыхала в ответ сестра. – Хоть на день. Я хотя бы выспалась.

Все мои жалобы начинали казаться мне глупыми, эгоистичными и беспочвенными. Но я всё же предпринимала ещё одну осторожную попытку:

– Вася дома почти не появляется.

– Так он работает! Его с утра до ночи на лесопилке видят. Радуйся! Не болтается, как некоторые, по улице. Работает мужик!