– Ну да, – говорила я негромко. И задумывалась о том, что, наверное, со мной что-то не так, раз меня вечно всё не устраивает. Не нашлось на тот момент в моей жизни ни одного человека, который взял бы меня за руку и согласился с тем, что очень трудно чувствовать себя одинокой среди людей, которых следует называть своей семьёй.
Единственное, что меня радовало, так это дочка. Она росла такой чудесной, такой красавицей. И, как мне казалось, была очень похожа на меня. Те же темные глазки, темные волосы, которые завивались милыми кудряшками на висках. Лиза была любознательна и энергична. Как только подросла и начала ползать, я едва успевала её догнать, когда она с крейсерской скоростью направлялась к тому предмету, что её заинтересовал. Моя единственная отдушина. Я смотрела с ней мультфильмы, читала дочке сказки, лежала рядом с ней на лоскутном одеяле и наблюдала, как она перебирает яркие игрушки. Лиза смеялась беззубым ртом, на щеках её появлялись милые ямочки, а моё сердце таяло. Таяло, как воск, и из меня в такие моменты можно было лепить всё, что угодно. Для своей девочки я готова была на всё. Даже запереть себя в комнате на следующие лет десять. Сидеть здесь и наблюдать за тем, как она растет. Вот только её папа мало, что видел и наблюдал в процессе взросления ребёнка. Вася просыпался до того момента, как Лиза успевала открыть глаза, и появлялся дома зачастую тогда, когда я укладывала ребенка спать. Даже выходные у нас не были выходными. У Васи всегда находились какие-то дела, он куда-то уезжал с отцом или ему необходимо было встретиться с друзьями.
– Что ты злишься на него? – укоряла меня свекровь. – Вася работает всю неделю, он устает. Надо же ему когда-то отдыхать.
– Я не спорю, – пытаясь сохранить спокойствие, говорила я. – Но я считаю, что он иногда может и с нами отдохнуть.
– С кем это – с нами?
– Со мной и с дочерью.
Тамара Борисовна отмахивалась.
– Глупости. У мужчин должны быть свои развлечения. Вас он и так каждый день видит.
– В том-то и дело, что не видит.
Тамара после таких моих всплесков эмоций, обычно устремляла на меня укоризненный взгляд.
– Юля, перестань капризничать.
А я не капризничала, я попросту задыхалась в этом доме. Задыхалась, понимая, что ничего лучшего у меня никогда не было. Но мне было морально очень тяжело чувствовать себя запертой в клетке, пусть и в условиях, лучше которых я никогда не знала.
На первое день рождение Лизы, мы, кажется, впервые собрались за столом всей семьёй. Гости приглашены не были, только самые близкие, мы втроём, родители Васи, его бабушка и дедушка и ещё тётка с семьёй, родная сестра Тамары Борисовны. Первый семейный праздник после свадьбы на моей памяти. До этого дня к нам в дом даже никто из родственников не захаживал, жили все своими семьями, обособленно. И эта оторванность от жизни меня здорово напрягала. Изо дня в день видеть лишь пару-тройку знакомых лиц, и больше никого, не находить с ними общего языка и замалчивать все свои обиды, согласитесь, очень психологически тяжело. Особенно, понимая, что мои обиды, моё мнение никому и не нужно. Я и на первом празднике собственной дочери больше напоминала наёмную няню, чем её мать. Сидела с краю, у детского кресла, занималась дочкой, и лишь прислушивалась к разговорам, что шли за столом. Вася, напротив, был весел, разговорчив, вел себя, как гостеприимный хозяин. Но на что я не смогла не обратить внимания, так это на то, что меня, лично меня, он, можно сказать, не видел. Даже сидел на другом конце стола, рядом с родителями, и общался с родственниками, а не со мной.
Тот вечер дался мне очень тяжело. Я была растеряна, потому что не ожидала такого отношения. Я была расстроена из-за того, что мои надежды на этот вечер не оправдались. Я ведь ждала, что мы с мужем проведем вечер рядом, рука об руку, глядя на общую дочь и гордясь ею. А Вася даже не обратился ко мне за вечер ни разу, по крайней мере, в моей памяти ни одно его слово, ни один взгляд не отложился.
А вечером, уже после того, как праздник закончился, я спустилась на кухню, чтобы подогреть бутылочку с кашей для Лизы, и невольно услышала разговор свекрови с сестрой. Они устроились на кухне, пили чай и негромко беседовали. Я почти переступила порог кухни, как вдруг поняла, что говорят они обо мне. И машинально сделала шаг назад, за дверь.
– Всё так, как я и предполагала, – говорила свекровь сестре. – Надо было думать, на ком женишься. А теперь у них, Оксан, ребенок, Юля сиднем сидит в доме, а Васе даже стыдно кому-то признаться, на ком он женился.
Моё сердце взволнованно заколотилось, щеки вспыхнули, и захотелось убежать. Но я продолжала стоять на месте, не в силах пошевелиться.
– И так все знают, – проговорила родственница.
– Знают, конечно. Кто забудет? – И тут же вздохнула. – Женился на смазливой мордахе и красивой заднице. А теперь ни то, ни другое не нужно. А куда денешься?
– Ему-то что, Тома. Он на тебя её оставил, и сбежал на работу. Скоро жить на лесопилке будет.
– Лизоньку жалко. За что ей всё это?
Мне хотелось ворваться на кухню и поинтересоваться: всё это – это что? Что я делаю не так? Не люблю своего ребенка, не забочусь о ней? А то, что её отец предпочитает быть от нас подальше, так это не наша с дочерью вина!
Я ушла. В гараже под домом была микроволновая печь, я спустилась туда, в полной прострации, погрела кашу, а затем поднялась обратно в спальню. Вася, которого оставили играть с дочкой, пока я хожу на кухню, похрапывал, развалившись на кровати, а Лиза лежала рядом с ним и крутила в руках подаренную днем игрушку. Я остановилась рядом с кроватью, смотрела на мужа. И, наверное, именно в тот момент поняла, что больше его не люблю.
Интересно, куда уходит любовь?
ГЛАВА 4
Никуда любовь не уходит. Зачастую любовь медленно выгорает в душе. От невнимания, от потери взаимопонимания, интереса и желания общаться, узнавать друг о друге что-то новое. Выгорает от обид и разочарований, от долгих, бесплотных ожиданий. Любовь вытесняет быт и заботы, но с этим можно и нужно бороться. Только при условии, что этого хотят оба. Одному очень трудно плыть против течения. Мне потребовалось довольно много времени, чтобы придти к окончательному выводу – у нас с Васей нет семьи. Есть он, и есть мы с Лизой, отдельно. Конечно, ещё Васины родители, но они всегда на его стороне, за его спиной, как крылья. У меня крыльев не было, поддержки не было. Я так ждала, что моей поддержкой в жизни станет муж, ведь мы были так влюблены. Но не случилось. И я всерьёз растерялась, жила, будто на автопилоте. Каждый день был похож на предыдущий, и не вносил в моё существование никаких перемен.
Вася пропадал с отцом на лесопилке, а я оставалась с дочкой и свекровью в доме. Никто не ругался, никто не предъявлял никому никаких претензий, не скандалил, в доме стояла тишина. Даже разговоров не было слышно. Только за ужином семья общалась, а я лишь присутствовала где-то рядом, с дочкой за компанию. Потому что папе нужно общаться с ребенком, нужно наблюдать, как она растет. А делать это Вася мог только вечером. И то не каждый день.
– Ты моя красавица, – говорил он нараспев, беря дочку на руки. Несколько раз подкидывал Лизу вверх, та начинала безудержно смеяться, Вася улыбался дочери в ответ, а затем с чистой совестью передавал её мне на руки. Его взгляд на моем лице даже не всегда задерживался. Честно, я чувствовала себя няней, приживалкой в их доме. От меня ничего зависело, от меня ничего не ждали, мнения моего не учитывали. И муж, и его родители были убеждены, что я должна быть благодарна за то, что мне позволили стать частью их семьи, взять одну с ними фамилию, жить с ними под одной крышей.
– Что ты делаешь на лесопилке с утра до вечера? – задала я как-то вопрос мужу. Он даже в выходные торопился уйти из дома, в то воскресное утро я сидела на постели, прижимая к себе ещё не до конца проснувшуюся дочь, и наблюдала за его деятельными сборами.
Вася обернулся, взглянул на меня в удивлении.
– В каком смысле? Я работаю.
– Доски пилишь?
Он уловил в моём голосе сарказм и недоверие, и недовольно поморщился.
– Юль, не начинай.
– Я не начинаю, – качнула я головой. – Мне просто любопытно. Может, хотя бы в воскресенье ты останешься дома, и мы куда-нибудь сходим?
– Куда?
– Прогуляемся с ребенком. Зайдем в магазин, выберем ей комбинезон на весну, Лиза из всего выросла.
– Мама сказала, что купит.
– При чем здесь твоя мама? – не сдержалась я. – Я мужа прошу купить дочери одежду, а не его маму. У меня, вообще, муж есть, как считаешь? Или только его мама?
– Как же ты достала скандалить, – неожиданно заявил Вася, а я замерла с открытым ртом. Я обиделась не столько на его пренебрежительный тон, сколько на безосновательное обвинение. Это был наш первый с ним разговор за несколько месяцев.
Я сделала глубокий, осторожный вдох.
– Вася, я думаю, что нам нужно серьёзно поговорить. Обсудить всё.
Он ко мне повернулся.
– Что обсудить? Что в нашей жизни, вообще, можно обсуждать? Тебе плохо живется?
– Не кричи, – шикнула я. – Ты пугаешь ребенка!
– Это ты пугаешь ребенка, – парировал он. – Своими нелепыми претензиями! Да любая была бы рада оказаться на твоём месте! А ты ещё находишь причины жаловаться?
– И на каком же я месте? – Я осторожно пересадила дочку на кровать. Старалась голос не повышать, чтобы Лизу не пугать, она и без того смотрела на нас круглыми, непонимающими глазками. – Взаперти с твоей мамой?
– Перестань трогать маму, – проговорил Вася, будто выплюнул. – Она делает для нас всё. И для меня, и для тебя, и для нашей дочери. А ты ещё пальцем о палец в этом доме не ударила!
– А мне на это разрешение не дают! – не сдержалась я. – Я в этом доме даже не имею права в собственной комнате кресло передвинуть!
– А с какой стати тебе его двигать? – Вася нахально ухмыльнулся, глядя мне прямо в глаза. – Ты что, его покупала? Твоё дело заботиться о ребенке, – добавил он сурово. И у него на самом деле получилось сурово, без всяких эмоций.