Мир, где нет тебя

Они замолчали ненадолго, Игнатьев сверлил жену взглядом, а та аккуратно обошла его и остановилась у окна. Отвернулась.

– Я хотел предложить тебе это давно, – сказал он, в конце концов. – Я думаю, Соне это пойдёт на пользу. Ты можешь выбрать школу сама, самую лучшую. У моего знакомого дети учатся в Англии, он доволен. Лана, там лучшие педагоги, девочек прекрасно воспитывают. Они занимаются танцами и ездят верхом. Никакой языковой лагерь рядом не стоит с подобной школой, пойми ты это. Я думаю о будущем Сони. Она вырастет самостоятельной и прекрасно образованной.

– Я не хочу этого слышать.

– Потому что ты упрямишься!

Она резко обернулась.

– А ты просто хочешь избавиться от меня, а ребёнка отправить в интернат! Ты всё замечательно придумал, Слава!

– Я хочу обеспечить её будущее!

– Засунь свои деньги и желания знаешь куда?!

– Куда?

Лана задохнулась от возмущения и бессильной злости. И выкрикнула ему в лицо:

– Туда! Я тебе не позволю портить жизнь моему ребёнку! Жаль, что тебя родители только на два года в интернат спихнули, и ты там с лошади не упал головой об землю! Или упал?

Игнатьев лишь головой качнул, глаза закатил.

– Ты идиотка.

– А ты нашёл себе умную, да?

– Знаешь, мне даже нравится наблюдать, как ты бесишься. Хоть что-то смогло тебя расшевелить. Нужно было раньше найти себе любовницу, чтобы тебя встряхнуть.

– Ты гордишься собой?

– А ты хочешь продолжать жить в этом болоте? Лана, я тону.

– Купи себе акваланг, – зло посоветовала она ему.

Игнатьев свирепо оглядел её, с головы до ног, окинул странным, въедливым взглядом, после чего негромко, но вполне отчётливо ругнулся, и из спальни вышел. Лана ненавидела себя за то, что сделала, но всё же выскочила из комнаты вслед за ним, но довольно скоро себя одёрнула. Остановилась на верху лестницы и наблюдала за тем, как муж спускается, перепрыгивая через две ступеньки. Промчался по холлу, едва не сбив с ног уборщицу, и хлопнул входной дверью, уходя. А на неё снова смотрели. Всем было ужасно любопытно, что может приключиться в до неприличия обеспеченном семействе. И, скорее всего, радовались тому, что и у них не всё ладно. А чем хуже, тем приятнее, Лана была уверена, что перехватила пару злорадных взглядов.

Пришлось уйти. Вернулась в комнату, закрыла за собой дверь, и тут же почувствовала себя в клетке. Оставалось только заметаться по ней, от бессилия. Разговоры о школе-интернате в Европе для Сони её напугали. Да даже если не в Европе, от этого нисколько не легче. В кругу их знакомых были люди, чьи дети учились в подобных заведениях, Слава прав. Лана лично знала таких. И не считала их хорошими родителями, правда, мнение своё держала при себе. Говорить или осуждать кого-то в открытую, особенно по столь щекотливому вопросу, было не принято. Но она не могла понять, как это – отправить собственного ребёнка в интернат, и видеть его пару раз в месяц. Однажды Лана посетила закрытую школу в Подмосковье, приятельница забирала сына на каникулы, и Лана по случайности оказалась в попутчицах. Конечно, заведение производило впечатление, наверняка, от европейских заведений подобного типа отличалось мало, особенно внешне, но всё равно внутри поселилось неуютное чувство. Подстриженные газоны, гравиевые дорожки, здание школы, напоминающее огромный особняк в викторианском стиле, и дети… в форме, с учебниками, сдержанные и спокойные. Лане было откровенно не по себе. И для дочери она подобной участи не хотела, какие бы милости и поблажки ей не сулило это в будущем. Ребёнку, а тем более её ребёнку, нужен дом, каждый день. И мама. И её никто в этом не переубедит.

В дверь спальни деликатно постучали. Лана оторвалась от своих мыслей, выпрямилась в кресле и приказала себе встряхнуться. И только после этого разрешила стучавшему открыть дверь. В спальню заглянула домработница Маша.

– Светлана Юрьевна, уборку закончили. Я за всем проследила, и всех отпустила.

– Спасибо, Маша. Ты тоже отдыхай.

Дверь снова закрылась, Лана посидела в тишине несколько минут, после чего вышла из комнаты. В доме на самом деле стало очень тихо. И мрачно. За окном ещё не темно, но в доме полумрак. Лана спустилась вниз по широкой лестнице, постояла у окна в холле, затем прошла в гостиную. На комоде по-прежнему стоял портрет Марии Николаевны, с которого она смотрела на мир с присущей ей строгостью и оттенком надменности. Зачастую кажется, что люди на портретных снимках, преследуют тебя взглядом, где бы ты ни стоял, человек на фотографии смотрит на тебя. А вот поймать взгляд Марии Николаевны было невозможно. Даже когда Лана остановилась совсем рядом и глядела на неё в упор, свекровь, казалось, смотрела сквозь неё. На что-то достойное её внимания, Лана же достойна не была. Рядом с портретом цветы в вазах, лампадка и образ Марии Николаевны среди этого. В своём доме, в привычной атмосфере, по-прежнему царила и влияла на каждое решение, принятое в этих стенах. Слава вот сопротивляться начал, сбежал, а Лана, как и прежде, руководствовалась мнением свекрови. Как ни странно это звучит. Неужели муж прав? И она достойная продолжательница образа жизни его матери, переняла всё, что могла. При этом внутренне отталкивая и даже насмешничая. Но всё же превратилась в достойного имитатора.

Лана сжала руку в кулак, продолжая разглядывать лицо свекрови. Почему-то вспомнила сегодняшний разговор с родственниками мужа из Рязани. Как те рассказывали о своих делах и событиях в своей жизни, в своём городе. Ей было неинтересно и скучно. Рязань была лишь названием города, Лана понятия не имела, что за жизнь там. Ей не интересно было про провинциальные пробки и новый гипермаркет, признаться, она не знала нынешней жизни за пределами Москвы. За пределами центра столицы и закрытого посёлка, в котором издавна проживали Игнатьевы. И Фрося была самым экстравагантным и выпадающим из привычного круга и образа человеком для неё. Если честно, Лана не была собой довольна. В этот момент, обдумав своё положение, она была недовольна и испугана. А что она будет делать, если муж всерьёз решит выпихнуть её из замкнутого круга высших кругов столицы? И что она ему противопоставит, если он захочет «устроить жизнь» Сони? Разведёт руками и удовлетворится алиментами, которые он решит ей назначить? А много Слава не даст и ничего для неё не сделает, просто потому, что так сможет на неё влиять и контролировать в дальнейшем. А в суде будет доказывать, что она не в состоянии содержать дочь. Потому что ничего не умеет, и ни к чему не приспособлена, только к тому, что он способен оплачивать. И тогда случится ужасное, она будет видеть дочь по часам, в его присутствии, или в присутствии адвокатов. И она себя не запугивает, в их окружении подобные истории случались не раз, и не два. И для отвергнутых жён не заканчивались ничем хорошим.

Она отвернулась от портрета, прошлась по просторной гостиной. Захотелось заорать или завыть, но побоялась, что её всё же может кто-то услышать. Та же Маша. А показать прислуге свою слабость и отчаяние было нельзя, в любом случае.

– Маша!

Девушка появилась в гостиной через пару минут, с распущенными волосами и в домашнем платье. Лана вспомнила, что уже успела отправить её отдыхать. Пришлось извиняться.

– Простите, Маша. Но мне нужно, чтобы вы вызвали для меня машину. Я уезжаю.

– Конечно. Я позвоню Мише…

– Нет, Маша. Вызовите машину из города. А я пока соберу вещи.

– Светлана Юрьевна, вы уезжаете? – Девушка удивилась и даже забеспокоилась. Так, по крайней мере, показалось, и Лане даже приятно стало, чуть-чуть. Хоть кому-то в этом доме не безразличны её действия и поступки. Но девушку всё же стоило успокоить, и для начала улыбнуться.

– Я еду к матери. У неё… проблемы. Если кто-то будет интересоваться, именно так всем и говори. Я уехала к матери, в Ярославль.

– Хорошо.

Маша казалась озадаченной и сбитой с толку, но спорить не стала, машину вызвала. Правда, когда спустя час Лана садилась в эту самую машину, а водитель укладывал её чемодан в багажник, переспрашивать и уточнять ничего не стала. А Лана гадала, позвонит ли она Игнатьеву и доложит ли о её поступке. Ей всегда было интересно, кому Маша больше предана в их доме – ей или её мужу. Всё-таки она проработала в их доме больше трёх лет, и определённо должна была кому-то симпатизировать.

– Куда вас отвезти? – спросил водитель, когда они выехали за границу посёлка.

– На Курский вокзал.

Несмотря на вечернее время, Москва бурлила и горела разноцветными огнями. Даже Курский вокзал, наверное, самое что ни на есть традиционное и непритязательное место в городе, жил своей жизнью. Странной и непонятной, по крайней мере, для Ланы. Вокзал изменился, она помнила его не таким, а ведь десять лет назад сошла с электрички именно здесь. А сейчас шла по залу и оглядывалась. Смотрела на людей, на электронное табло, один раз вынуждена была шарахнуться в сторону, чтобы не столкнуться с женщиной, обвешанной тюками. В кассе пришлось переждать небольшую очередь. Подала банковскую карту в окно и попросила:

– Билет до Нижнего Новгорода, пожалуйста.

Она ехала домой.

Мама откровенно ахнула.

– Куда ты едешь?

– Домой, – коротко повторила Лана.

В трубке повисло тягостное молчание, а Лана в это время смотрела в окно скоростного поезда, который мчал её прочь от Москвы. А Любовь Аркадьевна осторожно поинтересовалась:

– Что случилось?

Пришлось быстро глянуть по сторонам, с первого взгляда не скажешь, что кто-то прислушивается к её телефонному разговору. Но Лана всё равно понизила голос.

– Я бы не хотела говорить об этом сейчас. Но… у меня проблемы.

– Ты со Славой поругалась?

– Нет. Не ругалась. Но, мне кажется, что всё кончено.

Мама вместо того, чтобы ахнуть или неприятно удивиться, вздохнула.