п. (как раненый зверь) ДОКТОР, да посмотрите на меня, кого я могу учить? И чему? Я хорошо умею с разбегу кидаться головой в стену, это, пожалуй, все.
П. (пишет в блокноте) Нет, это на самом деле интересно. Не помню, чтобы раньше вы кого-либо боялись. Я вас не узнаю!
п. Нет, слушайте, ну как мне еще вам объяснить разницу между страхом и логикой?!
П. Давайте по порядку. Еще раз. Что от вас требуется?
п. (мрачно) Дополнительно заниматься с какой-то малахольной.
П. Интересно.
п. Вот мне тоже будет интересно, когда меня посадят за рукоприкладство.
П. Кстати, а почему вы называете ее малахольной?
Я сижу в пустом маленьком классе, стол передо мной усеян сухими (то есть теперь уже влажными) салфетками, и я борюсь с желанием выйти в окно. Нет, по крайней мере в магазин за новой порцией салфеток мне точно придется выйти, иначе мы все здесь утонем. Моя зараза пахнет кошками и загадочно молчит. Другая – теперь, к сожалению, уже тоже моя зараза – ревет не переставая, потому что минут десять назад я попросила ее назвать ее любимую книгу. Я чувствую себя очень странно: по-моему, впервые в жизни я не самая неадекватная личность в комнате.
Блин, ну и как мне еще ее называть – эмоционально неустойчивой?
– У меня есть два основных тезиса, – говорю я повелительнице котов, выпроводив свою подопечную в туалет. – Во-первых, по-моему, она дислексик. Если это так, то ей надо к врачу. Во-вторых, еще немного такого общения, и к врачу понадобится мне.
– Делайте свое дело, – отвечает эта старая черепаха, то снимая, то надевая очки, – ваша задача подтянуть ее по литературе. Она совершенно не соответствует уровню моих занятий. Если так пойдет и дальше, то нам придется с ней распрощаться.
– Ну так давайте ускорим этот процесс. Распрощаемся побыстрее. Как она будет здесь учиться, если у нее от книг повышенное слезоотделение?
– Милочка, тренируйтесь, я в вас верю, у вас все получится, – одним непрерывным медленным треком увещевает меня она.
Ну конечно, думаю я, стерва ты чешуйчатая, ищешь повод поиздеваться только потому, что лень самой заниматься с ученицей. Так эта плакса хоть бы еще читать умела.
– А что мне будет, если я ее вдруг случайно убью?
– Вряд ли вас оправдают, – жизнерадостно говорит она, – но у вас же, как это… смягчающие обстоятельства… Может, придется в больнице немного полежать.
О нет.
Я забираю рюкзак и пулей несусь домой, пока они меня не догнали. Мне жизненно необходимо устроить кому-нибудь истерику.
Разговор с родителями
В эту игру играют родители (Р) и ребенок (р). Время и место абсолютно не имеют значения, потому что все равно все кончается одинаково.
р. Я…
Р. Милая, звонил твой доктор. р. Да, я…
Р. Он сказал, что есть какая-то конфликтная ситуация в университете.
р. Ну да, там…
Р. И что ты захочешь ее с нами обсудить.
р. Естественно, захочу. Мне нужно…
Р. Милая, имей терпение дослушать взрослых до конца, когда они к тебе обращаются.
р…
Р. Вот и славно. Он сказал, что в общем и целом вы с ним все обсудили, и он считает, что для тебя никакой угрозы в случившемся нет.
р. То есть…
Р. Он был довольно убедителен, и мы с папой склонны полагаться на его точку зрения. Доктор ведь не будет советовать плохого, да, милая?
р. (молча пинает кроссовкой стену)
Р. Так что ты хотела рассказать нам с папой?
Занавес.
– Ок, – говорю я наутро.
– Что «ок»? – интересуется мама, намазывая бутерброд маслом. – Мне не нравится твой жаргон, милая.
– Давно ли это жаргон, – бормочу я под нос.
– Я не расслышала.
– Не страшно, – говорю я, – просто не надо говорить с филологом про жаргоны.
– Как скажешь, – покладисто отвечает мама. Она определенно ждет от меня акции протеста против насильственного репетиторства. Как бы не так.
– Я говорю «ок» к тому, что я согласна.
– Согласна быть учительницей? – подозрительно спрашивает мама, капая медом на стол.
– Давай только не называть это «учительницей». Омерзительное слово. Плохо пахнет, плохо одевается и не спит с мужчинами. Впрочем, ладно, все равно у меня есть условие.
– Какое же?
– Я больше не пью таблетки, – говорю я.
– Мне кажется, мы это уже обсудили.
– ВЫ – да, но вот только я не понимаю, почему ВЫ обсудили то, что отправляется в МОЙ организм.
– Девочка моя, – проникновенно говорит мама, – ты вряд ли в состоянии отвечать за свои поступки, поэтому…
– Поэтому вот то, что и требовалось доказать, – подытоживаю я. – Я в состоянии отвечать за свои поступки только тогда, когда это удобно вам и мировой медицине. А когда нужно пить химическую бесполезную дрянь, от которой меня рвет дважды в неделю и от которой я не могу писать, влюбляться и видеть цветные сны в программе телепередач, так это сразу меняет мое состояние. Не пойдет. Надоело. Короче, я бросаю пить таблетки и иду заниматься с умственно отсталыми. Если я кого-нибудь убью, привези мне мой плед в тюрьму, там вроде холодно.