Водяница

Она вынула из седой шевелюры полукруглый гребень и зачесала им свои редкие волосы назад. Гуля взяла Снежка на руки и пошла с ним в дом за солью.

– Руки-то после собаки хоть вымой прежде чем мне соль сыпать! – прокричала ей вслед старушка.

Когда Гуля, спустя пару минут, вынесла из дома кулек соли, старуха взяла его, недовольно поджала губы и, еще раз недружелюбно зыркнув на Гулю, ушла восвояси. А Гуля вернулась домой, села на кровать и взяла в руки книгу. От волнения она никак не могла уловить суть прочитанного и перечитывала одну и ту же строчку не один десяток раз. Спустя час домой вернулась баб Дуся. Она сунула Гуле под нос ароматный пучок.

– Мяту нарвала у Томы. У моего-то дома никак мята не растет. А у Томки, как сорняк – все кругом в мяте.

– Мне мама говорила, что мята все плохое и нечистое отгоняет, – сказала Гуля.

Баб Дуся улыбнулась. Улыбка у нее была добрая, в глазах играли маленькие искорки.

– Да так можно про каждую траву сказать, Гуленька. Все травушки что-то да отгоняют. Насчет нечисти мамка твоя, скорее всего, выдумала, а вот то, что мятушка душевную хворь прогоняет из человека, если ее пить по стакану в день, вот это я точно знаю, поэтому и нарвала для тебя целую охапку.

Баб Дуся поставила на стол маленький заварочный чайник, весь в темных разводах, со сколом на узком горлышке.

– Вот сейчас кипяточком залью, настоится и будем с тобой пить чай.

Гуля кивнула, а потом, вспомнив о сегодняшней гостье, сказала:

– К тебе бабка какая-то приходила. Злая и ворчливая. Я ей соли отсыпала, она попросила.

Баб Дуся причмокнула губами и недовольно нахмурилась.

– Анастасийка, наверное, с соседней улицы. Про муку-то свою, небось, опять спрашивала? – в голосе ее прозвучала насмешка.

– Угу, – промычала Гуля и улыбнулась.

– Надо было ей в рожу солью кинуть, чтоб она сюда больше не таскалась! – с хитрой улыбкой проговорила баб Дуся, – вот мука будет, отдам ей долг и все выскажу, что о ней думаю! Зараза такая! Еще что-то она у тебя спрашивала?

– Нет, – ответила девочка, – только смотрела на меня, как на диковинку. Все тут на меня как-то странно смотрят.

– Ну, не каждый день к нам в Заозерье гости приезжают, вот и смотрят. Ничего, через неделю привыкнут, – успокоила Гулю баб Дуся.

Гуля села за стол, наблюдая за проворными движениями бабушки. Снежок, обнюхав платье баб Дуси, улегся под столом, положив голову на лапы.

– Бабушка, а вот ты мне говорила, что в своей комнате молишься. А ты правда веришь в Бога? – неожиданно спросила Гуля.

Бабушка обернулась и удивленно взглянула на нее.

– Верю, – ответила она, – а чего это ты об этом спрашиваешь?

Гуле вдруг стало стыдно за то, что она без разрешения осматривала сарай, но мама ей всегда говорила, что жить проще, когда все делаешь вовремя – говоришь, когда нужно говорить, спрашиваешь, когда нужно спросить, и молчишь, когда нужно молчать. Люди вечно путают все местами и, тем самым, усложняют себе жизнь. И Гуля собралась с духом и произнесла:

– У тебя иконы в сарае лежат. Я случайно увидела. Тебе разве они не нужны?

– Иконы?

Баб Дуся замешкалась, но лишь на пару секунд, а потом произнесла уверенно:

– Ах, иконы! Так я их специально все из дома-то вынесла.

–Зачем? – искренне удивилась Гуля.

– Вера, она не в иконах, а в сердце.

Баб Дуся замолчала, уголки ее губ поползли вниз. Потом, видя пристальный и ждущий Гулин взгляд, она села на лавку и задумчиво вздохнула:

– Не знаю, поймешь ли ты…

– Я уже не маленькая, бабушка. Мама со мной всегда обращалась, как со взрослой.

Вспомнив о маме, Гуля вновь почувствовала, как ее тоска поднимается вверх со дна души. Видимо, лицо девочки стало таким несчастным, что баб Дуся тут же положила руку ей на плечо.

– Ладно, раз не маленькая, то расскажу коротенько.

Взгляд ее стал загадочным, она словно смотрела в саму себя, вспоминая то, что когда-то с ней произошло. А потом она заговорила тихо и медленно, делая паузы после каждого предложения:

– Давным-давно, когда мамка твоя была чуть старше, чем ты сейчас, проходил через наше Заозерье старец. Звали его Емельян. И вот попросился он ко мне на ночлег. Так уж вышло, что никто его в нашей деревне к себе не впустил, а мой-то дом был последним. На меня у него была последняя надежда. Ну я сжалилась, да и впустила его. Хотел Емельян в сарае на сене ночь спать, но я ему в кухне на лавке постелила. Какой-никакой, а все равно человек, а не скотина. Одежда на Емельяне была вся изношенная и рваная, но глаза-то его были добрыми и внимательными. Я его по доброте душевной отогрела, накормила, напоила, да спать уложила. А ночью его одежду перестирала да заштопала.

Баб Дуся замолчала, задумчиво глядя в стену. И Гуля, не выдержав, спросила:

– И что потом?

Она вздрогнула, посмотрела на внучку и улыбнулась.

– А ничего. Просто порой, Гуля, вот такие обычные добрые дела по-особому награждаются. Оказался старец Емельян сильным колдуном. За мою доброту и бескорыстность он меня одарил тем, о чем я и мечтать не смела…

– Чем же? – с интересом спросила Гуля.

Баб Дуся поднялась с лавки и принялась разливать по чашкам ароматную мяту.

– Я тебе рассказать об том не могу, Гуленька, это секрет, – загадочно ответила она, – но это было мое самое большое желание, и колдун-то этот его взял и исполнил.

Баб Дуся поставила перед Гулей чашку и насыпала на блюдце мелких баранок, которые были такими твердыми, что об них можно было запросто сломать зубы.

– Ну и про иконы-то он мне сказал. Дескать, я деревяшкам разрисованным поклоняюсь. А истинная вера должна быть в сердце. Я тогда все иконы-то и убрала из дома.

Гуля задумчиво покачала головой.

– А мама говорила, что иконы наш дом защищают.

– Почти все так считают. Но не надо выдумывать то, чего нет.

Баб Дуся замолчала, задумалась, а потом губы ее расплылись в улыбке, и она воскликнула:

– Ой, Гуля, мамка твоя еще какая выдумщица была! В детстве-то чего только не выдумывала! Была даже у нее тетрадка такая, она туда всякие небылицы записывала. Даже страшилки какие-то там были.

Гуля с интересом посмотрела баб Дусе в лицо. Как бы ей хотелось посмотреть на эту мамину тетрадь!