– Что стряслось? – спросила женщина, строго глядя на Матрену.
– Ничего, Аннушка! Это я ногу молодой снохе случайно отдавил, – громче, чем обычно, пробасил Яков Афаначьич, чтоб жена услышала.
Матрена открыла было рот, но свекр так злобно взглянул на нее из-под кустистых бровей, что она отвернулась и покраснела. Ставя второй горшок щей перед Тихоном, она отвела взгляд в сторону, чтоб не видеть лица мужа.
– Не слишком-то проворная тебе женка досталась, Тишка! – воскликнул Яков Афанасьич и теперь уже нарочно шлепнул Матрену по заду. Матрена сжала зубы и уже готова была развернуться и ударить наглого мужика по широкой морде, как тут внезапно Тихон вскочил со своего места и закричал:
– Ты, батя, Матрену мою не трожь!
Голос его прозвучал по-ребячески звонко, он весь покраснел от волнения пуще прежнего и даже кулаки сжал для убедительности. Яков Афанасьич сплюнул в сторону, хмыкнул довольно и потрепал сына по плечу, как расшалившегося щенка.
– Никак мужаешь, парень? – насмешливо спросил он.
Тихон ничего не ответил и, не притронувшись к дымящимся щам, встал из-за стола и выбежал на улицу, хлопнув дверью.
– Ты, парень, расти, да с родителем палку-то не перегибай, а то ведь треснет тебе же по лбу! – грозно гаркнул мужчина вслед сыну.
Матрена притаилась, как мышь и наблюдала за Тихоном в маленькое кухонное оконце. Тихон взял топор и принялся яростно колоть дрова. Он колол огромные тюльки с таким остервенением, что щепки летели во все стороны. В эту самую минуту в груди Матрены разлилось что-то теплое, а губы девушки расплылись в улыбке.
Той же ночью Матрена на цыпочках, чтоб никто не услышал, прокралась в комнату Тихона. Притворив за собой дверь, она прислушалась к мерному посапыванию, а потом позвала:
– Тиша! Тиша, проснись!
Сопение стихло, Тихон заворочался, а потом резко соскочил с кровати.
– Кто здесь? – испуганным шепотом спросил он.
– Да я это, я! – торопливо ответила Матрена и подошла к парню ближе.
– Матрена, ты? Тебе чего? Случилось что?
Голос Тихона прозвучал сонно и взволнованно.
– Ничего, – ответила Матрена, – поблагодарить тебя захотелось.
Тихон сначала удивленно округлил глаза, а потом опустил их, будто высматривал что-то на полу.
– Чего меня благодарить-то? —смущенно буркнул он.
Матрена взяла мальчишку за руку и слегка пожала ее. Она не знала о том, что чувствует в это мгновение Тихон, но у нее самой по спине побежали мурашки, а в груди стало горячо.
– Ты хороший, Тиша. Знаешь, я рада, что судьба нас с тобою связала. Я ведь думала, что ты капризный, избалованный сопляк, но нет, ты, Тиша, настоящий мужчина.
Тихон ничего не ответил, тогда Матрена снова пожала его влажную ладонь и тихонько, на цыпочках, вышла из комнаты. Поднимаясь в свою комнатушку, она вдруг остановилась на лестнице. Ее насторожил странный шум, доносящийся из комнаты Настасьи.
– Вот полуночница! Опять, наверное, засиделась за своим вышиванием! Пойду-ка растормошу её! Спать пора!
Матрена тихонько подкралась к двери и приоткрыла ее. Просунув голову в образовавшуюся щель, она всмотрелась в темноту. Но то, что она там увидела, заставило ее остолбенеть от ужаса…
Глава 3
Заглянув в комнату Настасьи, Матрена обмерла не то от удивления, не то от страха. Руки и ноги ее задрожали, но сама она при этом не могла сдвинуться с места, словно намертво приросла к полу. Перед ней стоял Яков Афанасьич. Лицо его было мокрым от пота, лысина блестела в темноте. Тяжело дыша, он натянул на себя портки. Увидев Матрену, он грубо оттолкнул ее в сторону и поспешно вышел из Настасьиной комнатушки.
Какое-то время Матрена стояла и молчала, не в силах вымолвить ни слова. Гнетущая тишина легла на ее плечи тяжким грузом.
– Настасья? – собравшись с духом, тихо позвала Матрена.
Настасья не откликнулась. У Матрены сдавило грудь от нехорошего предчувствия. Старшая невестка лежала на кровати – бледная, как покойница, с задранной кверху ночнушкой. Матрена устыдилась, увидев ее обнаженные бедра, отвернулась поспешно.
– Настасья! Настасьюшка! Что случилось? Он тебя снасильничал? Вот же Кощей! Старый козел! – дрожащим голосом проговорила Матрена.
Настасья повернулась на бок, прикрылась одеялом и прошептала:
– Вот тебе неймется, Матрена! Угомонишься ли ты? Не насильничал он… Сама я…
Матрена округлила глаза, открыла рот от удивления.
– Как это – сама?
Настасья обернулась к девушке, глаза ее горели дикими огнями, щеки пылали, рыжие завитки у лица растрепались.
– Ой, а ты будто не знаешь ничего про то! Такая вся невинная, что овечка! – прошептала она и улыбнулась ехидно.
Улыбка Настасьи сверкнула в темноте, как звериный оскал. Матрена отпрянула, на душу ее вновь лег тяжелый камень.
– Ты, Настасья, вечно загадками говоришь! Конечно, я не знаю ничего, но догадываюсь и хочу помочь тебе! – всхлипнула Матрена.
– Да не нужна мне твоя помощь! – закричала Настасья, – Какой от тебя толк?
Она отбросила одеяло, вскочила с кровати и толкнула Матрену в грудь.
– Ты здесь живешь без году неделя! Ты ничегошеньки не знаешь, чего тут у нас творится! Сидишь себе в своей каморке, бед не знаешь! Вот и сиди, пока дают сидеть. Только знай, что и твое спокойствие недолго продлится!
Лицо Настасьи скривилось, по щекам потекли крупные слезы.
– Расскажи мне все, как есть! – воскликнула в ответ Матрена.
Она схватила Настасью за руку, но та вытолкала ее из своей комнаты. Перед тем, как захлопнуть дверь, она прошипела ей в лицо.
– Чего рассказывать? Скоро и сама все узнаешь!
Поднявшись к себе, Матрена залезла в кровать и накрылась с головой одеялом. Несмотря на духоту, ее знобило. Она лежала и тряслась, обхватив себя руками. В голове, точно дикие пчелы, роились тяжелые мысли.
– Что за чертовщина тут творится? – то и дело шептала Матрена.
Лишь под утро взволнованную девушку сморил сон. Но едва она заснула, как в комнату к ней заглянула свекровь.
– Подымайся, Матрешка! Работы сегодня много! Некогда разлеживать.