– - -
Близился к завершению четвёртый курс. Большая выставка работ студентов и преподавателей Академии.
Как всегда, нежно обняв друг друга за талии, Ира и Виктор медленно двигались вдоль стендов. К ним подошли двое представительных пожилых мужчин.
– Разрешите Вам представить невообразимого, удивительного художника Ирину Палладину! Кстати, а это – её муж и по совместительству преподаватель Виктор Важин.
– Хвала учителю! Вы вырастили гения!
– Ирочка, поздравляю Вас! Вы – сложившийся художник со своим стилем, своей манерой. А самое главное, это далеко не предел! Не Ваш предел. Да, пожалуй, у Вас вообще нет предела! Творческих успехов!
Дядечки раскланялись и отошли в сторону. Виктор обнял Иру, поцеловал в лоб и тепло улыбнулся.
– Поздравляю!
– Спасибо.
Ира светилась счастьем.
– Подожди минутку, – сказал Виктор и исчез.
Ира не придала этому значения, но он так больше и не появился.
– - -
Ира вошла в утонувшую во мраке квартиру. Включила свет. Виктор сидел на полу, раскачиваясь из стороны в сторону, и выл.
– Витя.
Он перестал раскачиваться и выть, и поднял глаза на Иру.
– Ты мне жизнь сломала, – сказал он, цепляясь за всё, что можно, неуверенно приподнялся, перевалился на диван и уснул.
Ира собрала свои и Лёшины вещи. Ночь она провела в мастерской у мольберта.
Утром отнесла все свои работы в салон и забрала Лёшу от свекрови. К счастью, та ничего не заподозрила.
Уехать в родной Сочи из-за кое-каких формальностей Ира смогла только через две недели, которые пришлось перекантоваться у друзей. К счастью, никто ни о чём не спрашивал.
С Важиным она больше никогда не общалась. Оформить развод помогла подруга подруги, которая работала в ЗАГСе.
По слухам, в Академии Виктор курс больше не ведёт. Только в училище преподаёт. Общие дисциплины.
Повторный просмотр
Яркое солнце слепит и не даёт полностью открыть глаза. Сквозь ресницы видно как где-то внизу беснуется толпа, подзадориваемая священником. Из его уст слышатся то молитвы, обращённые к небу, то проклятия, рассыпаемые тоже вверх, но гораздо ниже. Толпа вторит ему.
Тело сдавлено плотной грубой тканью. Не шевельнуться. Даже дышать тяжело.
Толпа близка к истерике. Голос священника срывается. Вдруг в его руках появляется факел. Выкрикивая что-то непонятное, он носится с ним кругами и поджигает хворост. Хворост вспыхивает.
Странно. От дыма должно першить в горле и резать глаза, но почему-то наоборот стало легче дышать, и солнце больше не слепит.
Пламя. Какое же оно ласковое! Какое же оно нежное! Блаженство. Больше не душит, не сдавливает грубая ткань, не слепит солнце. Как легко! Как легко парить над толпой!
Крики стихают. Люди опускаются на колени. Они молятся.
– Она святая!
– Это – ангел!
Восклицания сливаются в единый блаженный стон. Блаженный стон переходит в стон безвозвратной утраты и отчаяния.
Священник пускается наутёк. Кто-то из толпы следует за ним вдогонку.
Стоя поодаль, за происходящим наблюдает человек невероятных размеров. Он устремляет вверх тяжёлый, пронизывающий, сверлящий взгляд и делает лёгкий взмах рукой. Жест получается какой-то неоднозначный.
Горы. Какие они красивые с неба!
Если это и есть смерть, то это и есть то единственное, к чему следует стремиться всю жизнь.
– - -
Ира открыла глаза, пытаясь понять, кто она и где она. Её тело всё ещё приятно вздрагивало от неземных ласк пламени.
Что-то до ужаса противно верещало где-то в изголовье.
«Телефон», – почти сразу – и двадцати звонков не прозвякало! – догадалась Ира, и даже, хоть и с трудом, но вспомнила, что в таких случаях обычно делают.
– Алло.
– Ну наконец-то! Дрыхнешь?
– Уже нет.
– А Люся, между прочим, бутербродов с сёмгой принесла, – «тонко» намекнула Наташа.
– Вау! Наташ, я быстренько в душ и сразу к тебе.
– Давай, ждём.
Под струями горячей воды мысли стали приходить в порядок. Однако в сознании продолжала оставаться какая-то несостыковка.
– Так. Хорошо. Понятно. Сожжение на костре – это сон. Это однозначно. Но… Снег, отключение света, поездка с Игорем всей толпой куда-то в горы, в гости к… Кажется Аристарх Поликарпович. Хм, имя-то какое редкое. Тоже приснилось?
Горячая вода мощной струёй била по телу. Ира разговаривала сама с собой вслух.
Послышался настойчивый стук в дверь и Наташин недовольный бурк: