Моя Фарниа

Моя Фарния
Екатерина Викторовна Максакова

Рим… Он не спешит раскрывать свои тайны и не старается понравиться. Рим приглядывается, посылает неожиданные встречи и словно проверяет: сможешь ли, понимаешь ли, чувствуешь ли? Не прошел проверку – тысячелетние двери захлопнутся навсегда. Но уж если ты принят, то сможешь узнать совершенно другой Рим. Консервативный, полный трогательных семейных ритуалов. Религиозный, но готовый признать право каждого на выбор. Каменный, но теплый и душевный. Мне, петербурженке, влюбившейся в Рим с первого взгляда, повезло – он меня принял. Пойдемте же, я расскажу вам о своем Риме. И вы поймете: вечный город величественно плывет сквозь века, и что бы ни происходило – все дороги по-прежнему ведут в Рим.

Екатерина Максакова

Моя Фарния

Слова, связанные в предложения, эмоции в этой книге и повествование об увиденном случились благодаря моему городу,

моей второй родине – Риму.

Благодарю Валерию за то, что она поделилась фантазиями своей дочки Адзурры, именно эта история легла в основу первого рассказа.

Спасибо Анне Принц за энергию веры.

Благодарность Елизавете Абруццезе за присутствие в моей жизни.

Вместо предисловия

Когда многое и важное хочешь высказать, то не знаешь откуда начинать: с начала, конца, а может, и середины… Так и я сидела с широко распахнутыми глазами и мыслями, упираясь кончиком ручки в тетрадь в клетку, а идеи никак не съезжали на бумагу. Было это на скамеечке в любимом парке, среди развалин Аппиевой дороги, да-да, той самой, про которую говорят, что все дороги ведут в Рим. Теребила ручку, она, кстати, была подарена папой еще в школьные годы, и писать ей одно удовольствие, она мягкая, и не надо прикладывать усилия… Высказывалась она всегда сама легко и непринужденно. Начало… Очнись…

И тут по свежескошенной ароматной травке с вкраплениями белой кашки ко мне подбегают две дружелюбные собачки средних размеров, а за ними вприпрыжку хозяин с извинениями, что они не на поводке. Одна лоснилась так, как будто ее собирали с утра на выставку, а другая была нежного персикового цвета. Впрочем, в Италии собаки счастливее всех, обласканные, ухоженные, одаренные вниманием и любовью всей семьи. Они стояли рядом с моими ногами, одинаково склонив головы, и не двигались. Хозяин сказал: пока я их не поглажу, они не уйдут. Что ж, я себе никогда не отказываю в желании потискать животных – конечно же, с их негласного разрешения, которое понятно по их поведению. И дети мои тоже, кстати, знают, к каким собакам можно подходить, а каких лучше не трогать. Обеспокоенный хозяин рассказал, что подобрал их, точнее, достал из мусорных бачков и дал имена по названию улицы, где это случилось. Дело в том, что название состояло из двух слов, так что имен хватило на обоих найденышей: Санта и Приска.

Тут я поднимаю голову и читаю название улицы, вдоль которой был разбит парк. В Вечном городе таблички с названиями выбивают на мраморных щитах одинаковым шрифтом с засечками, который называется антиква. Улица называется «Кампо Фарниа» – что в переводе значит «дубовая аллея», а на самом деле такое название носит небольшая местность в южном регионе Калабрия. Так пусть мои рассказы будут звучать как «Моя Фарниа», это слово я с особой нежностью размещу в моем мире, потому что оно начинается на «ф», букву очень важную в моей жизни, и кончается созвучно с именем моей дочери. Ну вот и нашлось мое начало.

Сценки в метро

Никогда не могла предположить, что, спускаясь в метро, буду напитываться от людей информацией и чувствовать себя частью чего-то огромного и важного. Оказывается, это для меня не менее важно, чем, например, признание других людей. Это значит, что я есть, я здесь, я занимаю вот это место и оно моё. Я люблю «читать» людей всех возрастов. Обычно, когда я возвращаюсь на метро домой, поезд наполнен студентами лицеев. Это веселая, шумная, черно-серо-белая масса, они выбирают простую и удобную одежду, и входным атрибутом у них служат, как правило, белые кроссовки – Nike или Adidas – или черные армейские сапоги Dr. Martens и бесформенные рюкзаки Eastpak на длинных лямках.

И когда после очередного локдауна у меня наконец-то появилась причина спуститься в метро, для меня это был праздник вселенского масштаба: сердце уверенно колотилось, я была необычайно возбуждена, и это только потому, что нахожусь среди людей. И вот второй локдаун. После того как я выходила из дома только за продуктами, я решилась спуститься в метро. Это всего каких-то двадцать ступенек вниз, никак в моем лютом Санкт-Петербурге, где на эскалаторе спускаешься около минуты, которая кажется вечностью. Я вижу людей, я понимаю, что люблю их, что они мне нужны, чувствую скорость города, считываю настроение пассажиров, заглядываю в чужие глаза, рассматриваю руки, интересуюсь обувью.

В римском метро нет раздельных вагонов, поезд – это один сплошной длинный изгибающийся тоннель: освещение холодное, оранжевые пластиковые сиденья, блестящие поручни и сдержанное количество рекламы. И вдруг чей-то голос в начале состава начал петь в микрофон, звук так смело и беспрепятственно распространялся, давая четко понять, что в метро безопасно, спокойно и даже, поверьте, уютно. Зашла девушка, ей не более двадцати, скромно и бесшумно села напротив меня. Высокая, стройная, милая, интеллигентная. Мне на секунду показалось, что у моей старшей дочери будут такие же вьющиеся светло-русые волосы. От этого она заинтересовала меня еще больше, и даже сейчас я могу воспроизвести в памяти ее образ в мельчайших деталях. Я прекрасно помню, что от нее исходила умиротворенная энергия счастливого человека, который живет полноценной жизнью в полном согласии с собой. Мне также показалось, что родители гордятся ей. На ней были светлые джинсы с высокой талией и геометричным вшивным поясом, они оголяли тонкие лодыжки, обувь, конечно же, была надета на босу ногу. Сапоги с металлическими заклепками не были плотно зашнурованы, отчего белая кожа светилась в промежутках шнурков. Обычный укороченный, обтягивающий бадлон темно-бордового цвета и черный однобортный пиджак из букле. Сумку ей заменял строгий гладкий рюкзачок, а еще на плече была простая холщовая сумка формата А4 с ярким геометричным логотипом студенческой организации. Она достала конверт, в котором была квитанция об оплате, может, газа, а может, воды, и погрузилась в эти бессмысленные цифры, даты и графики. Как я часто замечаю, чтобы понять все эти циферки, нужно еще одно высшее образование, в этих квитанциях и вправду достаточно сложно разобраться, главное, найти сумму, период и до какого числа оплатить.

Спустя время зашла девушка с походным рюкзаком (тут сразу понимаешь: сегодня пятница), он выглядел как огромный, прилипший к спине пузырь. Красным платком в стиле хиппи к нему была привязана простая алюминиевая походная кружка. Потом я обратила внимание на пакет в ее руках, он был именно тот, в котором только китайцы перевозят национальную еду. Поднимаю выше взгляд, да, она китаянка. Худенькая, невысокая, с черным, гладким, блестящим – идеальным – каре, которое подчеркивало красоту ее темных глаз. Как правило, вы не встретите местных китайцев, которые, например, бегают в парке или выгуливают собаку, сидят в баре, в смысле, они не тратят время на развлечения, а думают только о работе. Поэтому мне показалось, что родилась она в Риме и родители у нее итальянцы китайского происхождения.

В эту секунду состав окутала ненавязчивая музыка, это были популярные современные песни, ровно те, которые хорошо знает русская публика (Челентано, Моранди, Аль Бано), исполнял их, как оказалось, парнишка-цыган.

Многие пассажиры уткнулись в свои маленькие голубые экраны,почти никто не читал бумажную книгу, сейчас это большая редкость. Я обычно свой телефон не достаю, а погружаюсь в тайное наблюдение, что доставляет огромное удовольствие. Мы уже приближались к центру города, к остановке «Термини», это сердце Рима, железнодорожный вокзал. Кстати, название происходит от глагола «терминаре», что значит «заканчиваться», то есть то место, где заканчиваются все пути.

Заходит мужчина с собачкой средних размеров, без породы, она белая с незначительными черными пятнами. Ее окрас, движения, то, как она переставляла лапки и заглядывала в глаза пассажирам, как бы говорило: «Я пришла вам показаться, погладьте меня, я так хочу вашего внимания». Обычно собаки располагаются под сиденьем, их держат строго на очень коротком поводке, и они беспрекословно слушают хозяина. Эта же собачка полежала под сидением минутку, вылезла, отряхнулась, переместилась в центр вагона, повернулась на звуки музыки и стала слушать.

Нонно Ромоло

Ему уже за восемьдесят, и я очень жалею, что знаю его только мои десять римских лет, потому что он человек твердой мудрости и нескончаемого терпения. И каждый раз, разговаривая с ним один на один, у меня невольно увеличиваются уши и в памяти откладывается каждое слово. Его имя мне, русской, произносить правильно достаточно сложно: Ромоло. Все «о» должны звучать чисто и однозначно, без скатывания в «у» и одинаково долго. Да, да это тот самый Ромул – первый римский царь, который, убив своего брата Рема, основал на Палатинском холме Вечный город. Ромоло вырос в семье мелких негоциантов (отец производил и продавал ремни из натуральной кожи). Был последним, девятым ребенком, и воспитывала его сестра по имени Лучия, которая впоследствии подорвалась на послевоенной бомбе в центре города и осталась слепой. А он взял на себя роль ее глаз, гулял с ней; когда она покупала платье, детально описывал, какое оно; красил ей ногти, делал укладку, проводил с ней вечера. Как принято было во многих семьях того века, мужчины имели только одну обязанность и функцию: работать.

Его жена, моя свекровь поддержала традицию, и поэтому Ромоло даже не знает, как варить картошку или яйца… Однажды оставшись наедине с моей дочкой, не знал, как поменять подгузник, ну, это мелочи. Потому что он с легкостью завораживает детей. Моим дочерям часто рассказывает сказку про свою собаку – английского бульдога, которая ходила на красных каблуках, путешествовала по амальфитанскому побережью с маленьким чемоданчиком, наполненным разноцветными купальниками. А еще он и им красит идеально ногти. Наше знакомство произошло неожиданно, я открыла дверь и увидела на пороге синьора в тяжелом добротном кашемировом пальто. Мы очень быстро нашли общий язык, и сейчас я открываю ему свои переживания и мысли. По его глазам я могу понять все: как дела, какой климат у них со свекровью, напуган ли он, доволен ли… По утрам он все еще работает, ест и спит мало. Прочитал всего переведенного на итальянский Достоевского и Чехова. Знаю, что когда к нему подкрадываются плохие мысли, он берет гантели и упражняется с легкостью и энтузиазмом. С утяжелителями в руках он сразу становится моложе, уж никак не нонно – дедушка.

Про девочку по имени Челесте

Для начала скажу, что знаю девочку с именем Челесте, она живет с родителями в очень уютном и сладком, как зефир, мире. Солнце заливает ее город щедрыми контрастными тенями, отчего углы зданий, арки и перекрестки дорог кажутся реальностью иного измерения. Ночью сон девочки охраняют неподвижные совы, а под утро их сменяют неторопливые улитки. Мама Челесте занимает простую, но очень важную должность: она каждый вечер отточенными и быстрыми движениями зажигает огни во всем городе. А папа – носит круглые очки и лечит людей. И вот однажды Челесте почувствовала, что ее комната стала маленькой и тесной: ножки упиралась в стенку кроватки, любимому мишке совсем не оставалось рядом места. Она мечтала: приедет железный блестящий кран, подставит свой нос к ее окошку и пристегнет еще одну просторную и уже обставленную комнату, в которой будет и кроватка пошире и подлиннее с балдахином, и пузатый шкаф с ящичками и полочками, и стол как у взрослых, и маленький телевизор....

Комплимент на Трастевере

Был обычный рабочий осенний день, комфортная температура способствовала для неспешных прогулок по городу. Мы наслаждались с сестрой одному из колоритных районов Рима – Трастевере, дословно это название переводится как за Тибром. Подходило время обеда, все столики на уличных террасах как то быстро заполнились обедающими и остались уже не очень располагающие места.

Нам пришлось немного побродить по узким закоулкам этого исторического района. Так всегда: чуть свернёшь от привычного маршрута, отклоняясь совсем незначительно от курса, и бах: еще одна миниатюрная уютная площадь, как отдельный микромир, и здесь кипит своя жизнь. Плотно ютяться узкие здания в неравное количество этажей, блестящая табличка с именами братьев адвокатов, монотонно журчит вода в фонтане, три травертиновых ступеньки ведут в храм, для овощной лавки разгружают малюсенькую машину, только такие могут маневрировать в этой части города. Чинно идут два монаха в коричневых одеждах, за выставленным от бара единственным столиком сидит синьора с белой собачкой и допивает кофе. Все на своих местах.

Стоишь и думаешь: сколько же еще в Риме неизведанных уголков, переулков и площадей. Мы уперлись взглядом на совсем неприглядную тратторию, над дверью сливающаяся с фасадом незаметная вывеска, мусорные бачки у входа. Помню, что под ногами расстилалась мостовая с большими булыжниками, между которыми было значительное расстояние, что даже мои удобные квадратные каблуки туда проваливались. И было неудобно ни только что идти по ним, ну и тем более стоять. Меня на самом деле привлек запах суго или мясного рагу с томатной пастой, обычно его ставят варить еще утром, и к часу дня он утягивается, становится наваристым и божественно вкусным. Нам сюда!

Наконец-то мы нашли местечко, обрадовались, что от души накормят почти что домашней римской кухней. Зашли внутрь, неожиданно откуда-то из темноты звонким ciao нас поприветствовал мужчина. По решимости его голоса я сразу подумала, что это – хозяин. Высокий, стройный, в светлых джинсах, белой рубашке и кроссовках. Он жестами дал нам понять, что нам надо идти в сторону коридора, обогнуть угол и выйти на улицу. Во мраке первого этажа или технического помещения этого заведения, я все же смогла рассмотреть когда-то блестящую коричневую плитку с геометрическим рисунком, где-то её сменял светлый мрамор с тонкими серыми разводами, он был протерт до значительных гладких углублений. Вдоль стен располагались внушительные жестяные упаковки томатной пасты с характерным изображением повара в белом колпаке, такие образы повсеместно используют для привлечения туристов. Где-то виднелись баки с арахисовым маслом. Меня всегда мучает вопрос: если средиземноморская кухня базируется на оливковом масле, то почему на задворках римского общепита зачастую можно увидеть арахисовое масло…Но больше всего меня поразили мраморные раковины с высокими краями и кранами в виде буквы “г”, не удивлюсь, если в них и по сей день моют посуду.

К нам подошел официант и показал один единственный свободный столик на двоих, нам его даже было не видно, его поставили в свободное маленькое пространство между рядами сдвинутых столов. В Риме если клиент зашел внутрь, то ему обязательно найдут местечко, каждый посетитель – на вес золота. Стоял радостный гул из местных посетителей и туристов, в воздухе витали запахи разнообразных знакомых блюд, солнышко комфортно пригревало, воробьи роились рядом в надежде на хлебные крошки. Официанты быстро разносили тарелки и кувшины, умело передвигаясь между плотно расставленными столами. Мне это напоминало столовую в учебном заведении или в большом учреждении. Я слышала все, кто о чем говорит и на каком языке.

Сели. Мой стул и стол шатались, тк им пришлось тоже стоять на неровной мостовой, вымощенной камнями. Это был популярный мебельный гарнитур из икеа, два стула и компактный складной стол, деревянные решетчатые горизонтальные поверхности и тонкие металлические ножки, точно такой же стоит у меня на террасе в домике на море и во многих открытых барах и кафе в вечном городе. Они легкие и просто складываются. Этот антураж придает атмосферу домашнего комфорта и совсем неофициального настроения что ли, при котором можно себе позволить фривольности не сидеть с напряженно прямой спиной и шутить немного на повышенных тонах, чего нельзя себе позволить в ресторанах с белыми скатертями, вышкаленными официантами и сомелье.

Если присмотреться, то город в котором я живу, лишен шика и роскоши, современных деталей, а тем более и блестящего хай тека, это не присуще римлянам, для них главное – это удобство в обслуживании и экономия места.