– Можно мне сказать? – сердце невольно пропустило удар. Справиться с минутной слабостью получилось быстро. Я не знала, будут меня слушать или нет, но ведь не зря же я сюда пришла.
– Господа, вы позволите? – Виктор поднялся со стула, прежде чем кто-либо хоть что-то сказал. Очевидно, позволение ничье ему не требовалось.
Он подошел ко мне и сгреб в охапку, буквально вынеся из репетиционного зала. Мы едва свернули за ближайший угол, как он зашипел мне на ухо:
– Ника, какого дьявола ты сюда приперлась? Ты хоть понимаешь, насколько здесь все серьезно?!
– Максим, – едва слышно выдохнула я, надеясь, что он сам все поймет.
– Что? – он нахмурился.
– Это твой брат напал на Раиса утром. И он подкинул ему микросхемы, и меня подставил тоже он. Телефон, с которого мне звонили, принадлежит Марии, я…
– Тшш… – он приложил палец к моим губам. – Ника, я все это знаю.
Теперь настала моя очередь удивляться. Губы округлились, я вся превратилась в немой вопрос, что это, черт побери, значит. Он… знает?! Он что, сам стоит за всем этим?!
Картина мира в очередной раз сделала невероятный переворот. Я была словно выброшенный из поезда жизни пассажир. Поезд мчится все дальше и дальше, а я лишь смотрю на него, сама оставаясь на обочине железной дороги, помятая после падения.
– Максим неплохой финансовый аналитик, но вот затирать следы не слишком хорошо еще научился. Даже ты его раскусила.
– Что все это значит? – сердце словно вырезали из груди и сунули прямо мне в руку. И оно еще трепыхалось, истекая кровью, но это была агония.
– Ника, если ты думаешь, что я за этим стою, то ты ошибаешься. Макс делал все это лишь с одной целью – достать меня. Это из-за меня он стал вампиром и, в общем, похоже, так и не простил мне этого. А с месяц назад я рассказал ему про свои исследования. Что ищу способ заранее выявлять людей с определенным набором генов… И, видимо, он решил остановить меня во что бы то ни стало. Сначала стравил нас с оборотнями, но когда арбитры закрыли на это глаза, начал искать другой способ. Каким-то образом выяснил, что у Раиса появилась дочь, начал это раскручивать…
– Но… как давно ты узнал, что это его рук дело?
– Догадываться начал раньше, но точно все стало понятно два дня назад. Мария, которую он привел… она морф. Может менять внешность по своему желанию. Я сначала подозревал ее в собственной игре, но нет. Она просто влюбленная дурочка. Я ведь сказал тебе, что все уладил. Наконец разобрался и со СМИ, и с полицией, даже акции «Алмаз-фарм» снова пошли вверх… Макс во всем сознался после того, как я прижал его. Мы поговорили, он умолял дать ему еще один шанс…
– И ты ему поверил? И даже посадил меня после этого к нему в машину? – последнее мне казалось особенно отвратительным. А что если бы тот решил просто прикончить меня, чтобы досадить своему создателю?
– Он не стал бы. Я его знаю семьдесят лет… – покачал головой Виктор.
– Видимо, плохо знаешь! Он подставил тебя! Сразу же после того, как ты дал ему этот самый «второй» шанс. За решетку по людским законам посадить у него не вышло, так значит, он решил пойти по вашему правосудию?
– Тише… – мужчина тяжело вздохнул. – Ника, мне уже много лет, а Макс… Дьявол, он же был мне как приемный сын.
– Так ты ради приемного сына был готов пожертвовать тем, кто еще не родился?
Лицо мужчины окаменело, он облизнул сухие губы и произнес на грани слышимости:
– Пожалуйста, не говори так. Ты не представляешь, насколько больно это слышать.
– Ты не представляешь, насколько больно это слышать мне! Я пришла сюда, думая, что тебя надо спасать! Почему ты не скажешь им, кто виноват?
Хреновы манипуляторы! Есть тут хоть что-то настоящее и правдивое?
– Его убьют, Ника. Я… нет, – он на мгновение прикрыл глаза. – Я сам с ним разберусь.
Внутри вскипела настоящая буря. Он издевается? Разберется он, как же! Я сутки просидела без воды из-за депрессии какого-то престарелого подростка-эмо?
Вырвав руку из хватки Виктора, развернулась и зашагала обратно в зал для репетиций.
Раис встретил меня довольной улыбкой.
– Я так сегодня ни на какое свидание не попаду… – едва слышно прошептал Нагицкий, даже не пытаясь скрыть кислую мину на лице.
– Можете заканчивать свое заседание, – громко произнесла я, – Виктор не нарушал договор.
– Что ты несешь?! – Раис даже привстал. – Меня вырубили! Натравили полицию! Мне пришлось бежать из тюремной больницы… А ты говоришь, не было нарушения.
Руслан опасливо покосился на родителя и, на всякий случай, отошел подальше.
– Ника! – Виктор стоял позади, в его взгляде была невысказанная просьба.
– Виктор не нарушал договор, потому что Раис первый его нарушил, – закончила свою мысль я.
– Что?! Она лжет! – рассвирепел мой биологический папаша.
– Это довольно серьезное обвинение, – нахмурился Герман. – Ты понимаешь, что может грозить за…
– Он сказал, – я повысила голос, перебивая мужчин, – «подтверждаю, что не трону больше ни ее, ни твоего ублюдка. Ни словом, ни делом, как говорится…». Но, тем не менее, он отравил мня.
– Это наглая ложь!
– Ложь? Ты сам мне в этом признался! – легко парировала я. – Мне стало плохо, я начала задыхаться, как только мы отъехали от театра, а потом меня рвало… и… Максим Алмазов сказал, что у меня странный вкус крови. Это теоретически могло быть следами отравления. Но мне повезло, похоже. Отравитель из моего папаши так себе.
Каждое из сказанных слов было правдой. Я не знала, имело ли это значение.
На мгновение в репетиционном зале воцарилась гробовая тишина, которую нарушил Раис:
– Мерзавка! – он вскочил со стула, двинувшись на меня, но Виктор оказался быстрее, бросившись наперерез, успел остановить его, легко откинув в сторону, словно бы тот ничего не весил.
Руслан тут же поспешил на помощь к отцу, закрывая того собой. Парень оскалился, словно дикий зверь, и +Виктор нехорошо усмехнулся, глядя на него, и предупреждающе покачал головой. Весь его вид словно говорил: «Не стоит этого делать, мальчик».
– Сказанное тобой правда? – осторожно уточнил Герман, словно бы не замечая, что вот-вот снова начнется драка.
– От первого до последнего слова, – кивнула я.
– Она лжет! Это не так… – заорал Раис, тяжело поднимаясь на ноги.
– Ты сам сказал, что отравил меня!
– Да, но…
Нагицкий перевел удивленный взгляд на Галавиц.
– Это совсем меняет дело, – хмыкнул меценат.