Шапито

Казалось бы, все идет тихо и мирно, никто не пристает, кормят и поят, но это оказалось затишьем перед бурей. Бурей в долгие полтора года. Я не сразу этого понял, лишь сейчас, когда пишу это письмо. Да, это и правда было затишье перед бурей, и я чувствовал это. Было что–то странно напряженное в том, что меня не выпускали из особняка, только пару раз в сад, но не более (поездка за одеждой не в счет), но было разрешено ходить буквально везде по дому, что я и делал. Я изучил каждый уголок особняка, каждую комнату, даже комнаты господ. Меня не интересовали вещи, украшения и все то, что представляло интерес для воров, и я, казалось, прошел еще одну проверку под строгим взором господина Оливера. Я осматривал каждое окно, каждую шероховатость стен, крепость дверей и полы, а хозяин лишь довольно улыбался, внимательно следя за мной. Он изъявил желание понаблюдать за этим лично, даже отпустил всех остальных слуг, бросил личные дела и ходил следом за мной.

– И что ты узнал? – спросил он, когда мы вошли в его кабинет.

Я снова принялся осматриваться, пока господин Оливер спустя долгие часы снова не сел за бумаги, которых оказалось навалом. Я обернулся на его вопрос и заглянул в глаза.

– Что вы точно хотите узнать?

– Все, что тебе удалось узнать об этом доме, – очередная проверка.

– Дом кажется незащищенным на первый взгляд, – начал я, продолжая осматриваться. – Но на самом деле это почти неприступная крепость, – господин Оливер лишь довольно хмыкнул. – Потайные ходы, глухие окна, форточки открываются только изнутри, усиленные стены и крепленные двери. Можно вопрос?

– Да, конечно.

– От чего вы тут прячетесь?

На это господин Оливер мне ничего не ответил, лишь ухмыльнулся и кивнул чему–то своему. Впрочем, я прекрасно понимал, что ответа на этот вопрос не последует, но не задать я его не мог. Я показал и доказал свое натасканное чутье хозяину, и тот довольно улыбался. Это была единственная цель, и я ее достиг. Я снова повернулся к господину Оливеру лицом и ожидал приказаний, молчаливо заведя руки за спину.

Он окинул меня взглядом, задерживаясь на почти заживших ранах на лице, а после снова уткнулся взглядом в бумаги.

– Будь готов к шести, – кинул он и взмахнул рукой.

– Хорошо, господин Оливер, – ответил я и вышел.

Это было первое обращение ко мне по назначению, так что к указанному времени я уже стоял готовый в холле, ожидая непонятно чего. Господин Оливер бегло спустился по лестнице и забрал из рук слуги ту самую трость и цилиндр с белыми перчатками.

– Шерри, ma fifille, мы не должны опаздывать, – неожиданно обернулся он прямо на пороге дома.

На лестнице, где буквально пару мгновений был сам господин Оливер, появилась ма бель, одетая в ночную сорочку с накинутым поверх шелковым халатом, волосы распущены, а на лице ни грамма косметики. Такой я часто видел ее на протяжении всех дней, такой образ стал привычен для меня, так что я просто снова кивнул, поймав ее взгляд.

– Mon cher, я никуда не поеду. Не сегодня, – спокойно с легкой, но несколько расстроенной улыбкой проговорила она, снова устремляя взгляд на господина Оливера.

– Что случилось? Ты заболела? – обеспокоенный, тот быстрыми широкими шагами поднялся к ней на одну ступень.

Их руки сплелись на перилах, ма бель подняла голову, заставляя господина Оливера опустить ее, чтобы заглянуть друг другу в глаза. Они так и застыли, всматриваясь и ничего не говоря, казалось, они разговаривали мысленно, чтобы никто не услышал ни единого слова. Я вновь заметил, насколько хрупкой, маленькой была она по сравнению с ним. Господин Оливер мог встать перед ней, и ма бель не было бы видно.

Они приблизились, медленно, но также доверительно прикрывая глаза и приникая к приоткрытым губам друг друга. Они сливались в нестрастном, но каком–то мучительно тягучем поцелуе, и я долго не мог оторвать взгляда от них, как это тут же сделали слуги. Мне пришлось отвести взгляд и упереться им в пол, пытаясь не замечать тихих стонов и порывистых вздохов. Я не знал, почему я не мог отвести взгляд. Я словно не желал этого, но почему… Может…

– Гарри, – вдруг воскликнул господин Оливер, вырывая меня из пучин мыслей и тут же оказываясь в дверях.

– Да, господин Оливер, – кивнул я, прекрасно понимая его без слов. – Ма бель, – кивнул я все еще стоящей на лестнице ма бель.

Та в кремовом халате казалась эфемерным призраком, который безмолвно наблюдал за всем, что происходило вокруг. И даже поспешив сбежать по лестнице к кэбу, я вновь оглянулся и почти оступился. Странное чувство укололо меня в сердце, заставляя его болезненно сжиматься и лишать меня воздуха. И так продолжалось до тех пор, пока двери не скрыли за собой поистине грустный образ ма бель.

Господин Оливер уже ожидал в кэбе и по-странному даже не обратил на меня внимания, оставляя мое опоздание и заминку на моей совести. Он бесцельно смотрел ровно вперед, хотя там не было ничего интересного, копался в своих мыслях и даже не заметил, когда кэб выехал за пределы поместья, направляясь куда–то. Я решил не трогать господина Оливера и перевел взгляд на проплывающие дома, пока не услышал грузный вздох. Он откинулся на спинку, и теперь в его глазах снова плескалось какое–то странное пламя, а на лице играла до ужаса довольная улыбка.

Мне многое казалось в этом доме странным, но это никогда не было моим делом. Я всегда должен молчать, и порой мне казалось, что лучше бы я родился немым или чтоб мне вырвали бы язык на каких–нибудь боях. В моей голове много всяких фактов, воспоминаний и грязного белья хозяев, но никто из тех не был странно отстранен и поглощен в суетливую за закрытыми дверьми жизнь дома. Господин Оливер на первый взгляд казался неким благодетелем, не требующим взамен многого, но так ли это было? Мне еще не удалось в этом разобраться, я лишь еще больше погряз в путанице отношений господина Оливера и ма бель.

Да и теперь, когда кэб остановился у главного входа незамысловатого по форме особняка, мои мысли оказались еще в большем раздрае, не желая состыковываться во что–то единое. Господина Оливера с вежливым поклоном встретили и сказали, что он может не торопиться, так как еще не все приехали, а меня просто окинули беглым взглядом и отвернулись, разрешая войти. Впрочем, ничего необычного, все как всегда. Я прошел за ним вглубь дома, куда–то за неприметную дверь под лестницей, ведущую в подвал. Откуда меня окатило знакомыми парами…

Клубы дыма парили среди извивающихся на коленях многочисленных господ девушек, которые так бесстыдно выставляли свое декольте напоказ, позволяли лапать себя везде и оставлять на молочной белой коже красноватые следы. Они смеялись, вторя мужским голосам, смеялись так, что становилось прекрасно понятно, что они уже совсем пропащие. Впрочем, чего мне их осуждать. Хоть до опиума я еще и не докатился, но кто знает, что будет впереди.

Мужчины совсем не скрывали своих желаний, пуская дым дорогих сигар в и без того удушливую, почти скрытую дымом комнату, а точнее почти целый тайный салон. Какая–то нежная певичка пела совсем незаурядную песню, заигрывала на потеху публике с пианистом, который творил финты, даже не снившиеся примерным музыкантам.

– Какой… – одна из стоявших неподалеку женщин обернулась ко мне и многозначительно окинула взглядом, господин Оливер, до этого не выражающий никакого желания и стремительно пробирающийся через толпы, попутно здороваясь, затормозил и заинтересованно немного обернулся ко мне, кидая беглый взгляд то на меня, то на эту женщину.

– Уродец? – подсказал я и наверстал упущенные пару шагов до господина.

– А если я хотела сказать «симпатяжка»? Что бы ты тогда ответил? – он подплыла ко мне едва качающейся из стороны в сторону походкой и заглянула снизу–вверх, в мои глаза, видимо, намереваясь проделать свой фирменный приемчик.

Только вот меня никак не соблазняли ни ее хорошие формы, едва прикрытое декольте и оголенные ноги, обтянутые новомодными чулками, которые так полюбили мужчины и мужья. Не соблазняли меня и ее затянутые поволокой глаза и чуть приоткрытые губы, впрочем, она привыкла к тому, что все ее хотят, и, наверное, я мог бы сказать, что не устоял бы перед ее какой–то дерзкой красотой, но нет. Меня вообще ничего не прельщало, что нравилось некоторым моих хозяевам, которые спокойно оставляли меня со своей женой, выпытывая после все подробности ее скрытого характера и жизни.

– Ничего. Иди, куда шла, – может и немного грубо, но зато сразу…

– Хам и грубиян, – она кинула на меня злобный взгляд и вернулась к своим спутникам.

– Прям все, как и рассказывали, – ухмыльнулся господин Оливер, довольно кивая головой.

А я и не отрицал, лишь дальше последовал за ним, стараясь на сей раз не отставать. Весь этот накуренный дым скрадывал все те светящиеся красным фонари, которые висели под самым потолком. Дым становился красноватым, но никто не обращал на это внимания, как и на необычной формы фонари, красную мебель и своеобразные шпильки, торчащие из кое–как собранных волос девчушек. Это было чем–то неожиданно новым, как и шелестящая шторка, ведущая в другое помещение, состоящее полностью из разноцветных бусин. Это было настоящей диковинкой, но я сдерживался, чтобы не заворочать головой по сторонам от любопытства. Обычно такие вот подвалы редко отличались каким–либо разнообразием интерьера, чаще всего обычные мягкие до утопания в подушках софы, низенькие столы, заставленные бокалами и полными вазонами сигар и сигарет.

Но не здесь. Здесь все было так причудливо сделано, и теперь уже азиатские мужчины играли на каких–то странных инструментах совсем не похожую на нашу музыку. И, как ни странно, они мне нравилась. Веселила, как–то, хотелось улыбаться, но нельзя. Поэтому точно также аккуратно юркнул за господином Оливером в помещение за бусинами и чуть не поперхнулся от обилия разносортного дыма.

– Оливер, – воскликнул кто–то, и я даже порывался прикрыть господина Оливера, но тот так широко заулыбался и раскрыл объятья.

– Арчибальд!

Мужчины обнялись, наперебой спрашивая друг у друга о делах, пока некий Арчибальд был в отъезде. По разговорам было мало чего понятно, за исключением того, что господин Оливер очень рад видеть здесь Арчибальда. Он никогда так не улыбался, поэтому я немного присмотрелся к неизвестному, пытаясь запомнить его лицо. Обычное, чем–то смахивающее на лицо…

– Господин Оливер, – тихо обратился я к нему, вежливо склонившись к его плечу, – могу я задать вопрос?

– Да, спрашивай, – отвечал он в голос, словно ему было все равно на то, о чем они говорят.

– Этот некий мистер Арчибальд ваш брат?

Господин Оливер слегка отодвинулся от меня и повернулся в мою сторону с удивленным взглядом, а после громко засмеялся, распугав сидящих за круглым красным столом джентльменов.

– А ты первый, кто догадался, – пояснил он, а после повернулся к другим. – Представляю вам моего слугу – Гарри, – слишком неожиданно господин Оливер представил меня другим.

Под этими взглядами стало совсем уж неуютно, они пронзали насквозь, словно пытались проникнуть в самую мою душу и найти там что–то, нужное только им и по известной только им цели. Потемневшие от витавших в этом маленьком, совершенно не проветриваемом помещении, паров глаза вцепились в меня, словно я был куском свежайшего мяса для оглодавших хищников. Противное, липкое чувство, которое я давно уже не чувствовал, да и вряд ли бы когда–то еще захотел его прочувствовать. На душе тут же стало мерзко, но я промолчал и даже не скривился, лишь пробежался по лицам джентльменов, не узнавая никого, кроме…

– Снова тебя продали, а, вшивая ты собака, Уолтер?

Это был мистер Круч, и он был уже довольно пьян, хотя, даже не будь в его крови и капли алкоголя, он сказал бы тоже самое, наверное, даже с большей желчью в голосе, которой он плевался налево и направо. Мне приходилось пару раз сталкиваться с ним, но не сказать, что я был с ним знаком напрямую или как–то нормально представлен, он узнал мое имя только от моего тогдашнего хозяина господина Майлза. Не более. Мне приходилось пару раз сопровождать господина Майлза в дом мистера Круча, так что немного был знаком с его характером, особенно в мою сторону. Да и такое отношение далеко не новость для меня, уже свыкся и принимал все сказанное мимо ушей.

На слова мистера Круча я ничего не ответил, лишь легко склонил голову в знак приветствия, все также стоя за спиной господина Оливера. Мне не интересовали его слова, хотя я успел уловить на пару секунд скривившееся лицо господина Оливера, словно ему было неприятно это, словно это именно его обозвали столь низкими, оскорбительными для его статуса словами, а не меня. Это было что–то очень странное, но я выкинул это из головы, как излишки, это не мое дело. Если мое, господин Оливер сам об этом скажет.

Только вот мистер Круч не унимался, ехидно усмехался, попивая янтарный виски и смахивая излишний пепел с сигары.

– А тебе идет, – ухмыльнулся он и показал жестом на свои щеки, давая ясный намек, про что он говорил. – Тогда ты смотрелся уж больно простовато, – и громко засмеялся, откидываясь на спинку замудренного стула.