– Принцесса!
Я остановилась, не имея никакого желания созерцать его едва скрываемую претенциозность. У меня болела голова от сегодняшних событий и ощутимой тяжести собранных на макушке волос. Однако выбора не было, и я медленно повернулась к Теодору, пытаясь справиться с бурей эмоций.
– Твои вещи! – Он сунул мне в руки сумку.
Мою сумку! Я взяла у него узелок, отметив, что там лишь половина того, чего я не досчиталась, проснувшись, не говоря уже о водке.
– Где мой меч?
– В Сокэре мы защищаем своих женщин! – Это был явный намек на то, что в Локланне мужчин нет. – Им нет нужды носить оружие.
– Значит, если на Высшем Совете решат меня убить, все большие и сильные мужчины тут же бросятся защищать меня?
– Если на Высшем Совете решат лишить тебя жизни, один меч ничем не поможет. – Он говорил без злобы, но от его прозаичного тона почему-то стало еще хуже.
Я крепко зажмурилась, чтобы не дать внезапной панике овладеть мной.
– Это что, единственный выход? Неужели вы не можете… мирно отпустить нас?
Это было настолько близко к мольбе, насколько я когда-либо себе позволяла, настолько близко, насколько могла позволить, но, когда я открыла глаза, он качал головой.
– Другие кланы узнают, и тогда прольется кровь. Мой брат и так снисходителен к вам, – добавил он несколько запальчиво, взглянув в направлении комнаты Давина. – Суд будет справедливым.
Я понимала: после всего, что Иро делает для кузена, я испытываю судьбу, но мой язык опережал разум.
– Я бы не назвала сборище людей, которые меня ненавидят и отказывают в возможности высказаться в свою защиту, судом, тем более справедливым! – с издевкой выпалила я, в голосе звучала горечь.
– На что ты рассчитывала, когда явилась сюда? – В его словах послышались нотки раздражения, так что я напряглась.
Но вопрос был обоснованным. На что я рассчитывала? Неужели меня удивило, что на кону наша жизнь, ведь сокэряне нас ненавидят? Нет. Я знала, что такое возможно, с тех пор как туннель завалило. Может, загвоздка в том, что в моем представлении сокэряне должны были больше походить на врагов, чем оказалось на деле? Я не думала, что буду делить с ними трапезу, разговаривать с ними или поддразнивать их. Я не думала, что буду понимать их, и почему-то от этого было еще хуже.
– Не знаю, – наконец ответила я, открывая дверь и заходя в комнату. – На что-то другое.
* * *
На этот раз стук не был неожиданностью. Знакомый «тук-тук-тук» еще не прозвучал до конца, а я уже была на полпути. Я открыла дверь, за ней, как и думала, стоял Давин.
– Ты не можешь этого сделать! – Он ворвался в комнату, закрыв за собой дверь.
О том, как он расстроен, говорило то, что он никак не прокомментировал закрытую уродливую хламиду с рюшами и оборками, которую Венла напялила на меня вместо ночной рубашки.
– Я могу это сделать и сделаю! – возразила я. Я готовилась к этому разговору целых полчаса, пока Венла вытаскивала шпильки из моей прически, так что мой голос был спокойным, в отличие от его нехарактерной горячности. – Мне не следовало тебя в это втягивать.
– Это смешно! Мы бывали в этом туннеле с десяток раз, и не меньше половины походов устраивал я. Я виноват не меньше твоего, и тебе это известно!
Я медленно выдохнула.
– Даже если и так, они уже знают, кто я. Мне не выкрутиться, но было бы глупо идти обоим, раз надо только одному.
Давин нахмурился.
– Посмотри мне в глаза и скажи, что если бы мы поменялись местами, ты позволила бы мне пойти одному!
– Если бы мы поменялись местами, я бы знала, что ты хочешь, чтобы кто-то рассказал нашим родным о случившемся! Сокэряне могут казнить нас и ни слова не сказать об этом, и наши родители никогда не узнают, что с нами стало, – голос дрогнул. – Я сделала это ради всех нас.
– Только домой я не еду. Я остаюсь здесь в качестве рычага давления.
– Лучше так, чем в качестве трупа, – парировала я.
Он замолчал, и я воспользовалась его молчанием, чтобы надавить на другую точку.
– В любом случае, будет голосование, а ты сам сказал, что они добьются большего, сохранив нам жизнь. Так и есть. Но если произойдет самое страшное, нет никакой надобности, чтобы наши семьи потеряли нас обоих, чтобы твоя мать страдала так же, как моя, когда потеряла единственного сына. – На этих словах я сделала паузу, а потом добавила:
– Так же, как все мы, когда потеряли Мака.
Имя прозвучало шепотом, а Давин поморщился. За все месяцы с тех пор, как погиб муж сестры, мы редко упоминали о нем. Он был частью нашей семьи еще до того, как я родилась, и его смерть ни для одного из нас не прошла бесследно. Давин не хуже меня знал, что нашим семьям не перенести еще одной утраты, не говоря уже о двух. Повисла натянутая пауза.
– Это удар ниже пояса.
– Тем не менее, это правда.
Давин сник, как будто из него вышел весь запал.
– Мне это не нравится, – сказал он, проводя рукой по волосам.
– Знаю.
Подойдя к кремового цвета диванчику у окна, он со вздохом опустился на него, устраиваясь поудобнее. Когда я подняла бровь, он пожал плечами.
– Я не собираюсь оставлять тебя без защиты.
Его тон был наигранно легкомысленным, и я ответила в том же духе:
– Надоело проводить время в одиночестве, хочешь сказать.
Хоть Давин был единственным ребенком в семье, он так и не привык быть наедине с собой.
– Я тебя умоляю, – фыркнул он. – Можно подумать, сегодня вечером я был один!
Я зажмурилась.
– Надеюсь, ты шутишь, потому что нам и без того хватает неприятностей.
– Тогда допустим, что да. Кстати о неприятностях, уверена, что не хочешь попробовать сбежать?
Качая головой, я направилась к графину на столике, где, к моему изумлению, оказалась водка. Если бы у Теодора было чувство юмора, я бы решила, что он прислал ее в шутку, но она, наверно, просто полагалась по этикету. В любом случае, я не жаловалась.
– Хочешь сказать, ведь у нас тут столько друзей, а я легко смешаюсь с толпой сокэрян. – Я наполнила два золотых кубка и протянула один Давину.