Крайний Север

Вот почему я, изрядно покусанный, пою сегодня славу комарам – благородным воздушным разбойникам! Комары – храбры и неистовы в неравном бою с человеком. Они, как и положено рыцарям, предупреждают о нападении. Они всегда готовы честно погибнуть за свои комариные убеждения! А лягушкам – и в пищу годятся. Так что в круговороте жизни у комара есть своё достойное место.

За краем моря

Торжественно и плавно, словно продольная трещина на лобовом стекле автомобиля, пересекает одинокая чайка светло-голубое, почти белесое, пространство выгоревшего августовского неба над синевато-изумрудным морем. А люди глядят и глядят…

Радостью или печалью, или чем-то ещё, вовсе необъяснимым, но пронзительные крики чаек волнуют душу всегда, особенно там, где их самих и не видно, только голоса. Особенно на рассвете…

Да что ж они так истошно кричат? Что ж они душу-то мне выворачивают? Это раньше когда-то было : «над седой равниной моря». Теперь иначе, теперь над мусорными баками да над помойкой возле тундрового поселка. Их уже и не чайками зовут. Иное прозвище нашлось – халеи, помойные птицы… Этим чтобы плодиться и процветать – моря не надо.

Тащат рыбаки сеть к берегу. А чайки рыбу у них тащат. Бдительные. Всё рассчитают, не лезут на рожон, но и спуску не дают, стоит только зазеваться. Оставят люди рыбью мелочь на берегу, чуть отойдут в сторону и… начинается извержение белоснежного облака чаек над пищей, делёж беспощадный, беспредельщина.

Есть такая восточная средневековая поговорка: «Убейте его! У него нет друзей!» Смысл её ясен: лучшая характеристика личности – её отношение к людям. Если у человека за всю его жизнь не появилось ни одного друга, значит, вот такой вот он человек, что никому от него никакого добра нет, только зло. А зло надо искоренять. Ради добра людям. Но когда следишь за белоснежным кипящим комом дерущихся чаек, убеждаешься, что количество в качество не переходит. Чаек много. Очень. Только друзей здесь нет. Одни враги. Все для всех враги. Наблюдаешь и радуешься мысли о том, что люди – не птицы. По крайней мере, не эти.

Образ чайки – образ мечущейся, страдающей, одинокой души в её кратком полёте над вечной стихией времени. «Море времени». Есть такое выражение. Что если и в буквальном смысле время – это море? Огромное, безбрежное. Летит чайка-душа над бездной моря и всё пытается разглядеть: что в нём? И что там, за краем моря? И есть ли он – этот край?..

Сынок

Снова звоню домой жене. Отвечает. Через несколько мгновений слышу голос сына: «Папа! Папа!» Ему скоро два года. Затем связь начинает прерываться какими-то помехами. Треск. Пиканье нажимаемых кнопок. И всё. Связь обрывается. Звоню снова. Повторяется то же самое. И так – несколько раз подряд. Наконец, удается спросить: – Что там у вас происходит? «Твой сын целует телефонную трубку», – отвечает жена. Чувствую, что плохо вижу. Это слёзы…

Северные чудики

Замечательные люди живут на Севере! Ни на кого они не похожи! Не каждый их поймёт. Вот идёт женщина – в шубке, в фирменных высоких зимних сапогах на точёных остреньких каблучочках по жестокому морозу. Размашистым шагом. Явно с работы. Темнотища. Ночь полярная. Идёт, ни в чём не сомневается. Ничегошеньки не боится. Подходит к шикарному огроменному джипу с затемнёнными окнами. Хрясь – нежным кулачком по стеклу:

– Можно? … твою мать!

И оттуда, из джипа, радостный такой, даже нежный, широкий мужской голос в ответ:

– Можно-можно! Мать твою …!

Какая широта души, а?! Ведь про маты оба даже не задумываются. Да, ну? Какие ж это маты? Это ж – любовь жаркая, северная, до гробовой доски! И ругань эту вовсе руганью не воспринимают – оба! И счастливы оба! Вот так вот. Хотя, может, они и незнакомы даже? Не знаю, не знаю…

Захожу в магазин, поесть беру: того-сего, по мелочи. Продавщица считает

– С Вас 187 рублей.

Достаю :пятитысячную купюру, других денег при себе нет. А у продавщицы явно нет сдачи. Что делать будем?

– Да, ладно, – машет она мне рукой, – идите!

Отворачивается и уходит вообще. Вот такой вот народ. Северяне…

Вешаю почтовый ящик в общем коридоре на первом этаже рядом с другими. У меня – новенький, ровненький. А соседские – все какие-то погнутые и частью облупленные. Следующим вечером вижу печальную картину: мой почтовый ящик избит донельзя, металлическая дверка выгнута внутрь явно целенаправленными ударами, били скорее всего ногами. Свежая краска, увы, облуплена и покоцана.

М-да, думаю: что же дальше-то будет? А дальше – ничего. Всё как у всех, ящик больше никто не трогает. Мало того: давно уже замечаю, что и писем чужих никто неделями не трогает. Ничьих писем. Даже, когда они не в ящиках, а так просто – рядом лежат. На полочке. И квитанций на получение переводов денежных – тоже никто не трогает. У северной логики, даже хулиганской, нет прямых путей.

Выхожу однажды из аэропорта, беру такси. Цены местные знаю. Спрашиваю для порядка:

– Сколько?

Заламывает двойную цену. Начинаю спорить. Таксист – ни в какую не сбавляет. Ну, и чёрт с тобой! Сажусь в машину. Едем. Дорогой разговорились. О том, о сём, о жизни, о семье. Подъезжаем к дому. Лезу в карман за деньгами, а он… машет рукой: – Какие деньги? И не думай даже! Мы же свои – северяне!

Так и уехал. Ни копейки не взял… Ну, что за люди? Где ж таких чудиков ещё встретишь?

Колея

Вот она: длится и длится бесконечно – снежная колея зимней дороги. Она делается из снега, растолканного грейдерами и примятого тяжеленными волокушами «Кировцев». Всюду только снег. И дорога тоже из снега…

Есть общее в поведении водителей, пробивающих зимник: сами водители могут быть какими угодно разными, но есть одно, в чем все они поступают совершенно одинаково. Ни одного исключения из этого правила я не встречал…

У любого пути есть начальная и конечная точки. Разумеется, водитель знает, откуда он выехал и понимает, куда ему следует прибыть. Но самой дороги-то нет! Я показываю ему путь в безбрежной многосоткилометровой снежной целине. И этот факт, что никакого пути впереди нет, что это мы обязаны его проложить, совершенно выбивает его из обыденности.

Он не знает чего опасаться, и потому постоянно ноет, нудит, ворчит, внутренне паникует. Он не в себе. Он то и дело снижает скорость, он радуется каждой непредвиденной остановке, он, как говорится, выбит из колеи! Как так? Надо ехать, а ехать некуда, колеи-то привычной нет! Некоторые начинают спорить со мной, им вечно кажется, что мы заблудились и едем не туда! А куда ехать «туда» – они сказать не могут. И это их бесит и пугает.

Но не об этом я хотел сказать, а о том, как ведут себя водители в следующий раз: после первого благополучно пройденного от начала и до самого конца пути. Как бы они ни критиковали пройденную трассу, какие бы сомнения ни выражали… после того, как путь пройден, абсолютно все водители ведут себя одинаково: отныне и навсегда они ездят именно этим путем по собственной колее! Никаких отклонений ни вправо, ни влево!

Они могут продавить и изнахратить колею так, что по ней можно будет идти, как по окопу, но с колеи не сойдут ни на пядь! В крайнем случае – пророют колёсами параллельную колею. Всё руганное прежде забыто. Нет ничего лучше своей собственной на раз уже приведшей к успеху колеи. Никакими клещами их с неё теперь не выдрать.

Истинно говорю вам: водители могут быть самыми разными по интеллекту, по характеру, по чему угодно, но это правило для всех незыблемо, как скала.

Тундровые миражи

Любой, кто хотя бы раз оказывался в тундре, наверняка ощущал некую особость, непохожесть ни на что прежде виденное – не только её природы, но и самого пространства, в котором она находится… Необыкновенно низкое небо: иногда кажется, что космос начинается сразу за стелющимися облаками, да и до самих облаков – вроде как рукой подать. То, о чем я хочу сказать, в общем-то, сложно назвать миражами в классическом их смысле. Это скорее именно неадекватное восприятие действительности под влиянием пространства и времени, в которых находишься.

К примеру, едешь глубокой ночью при свете фар в вездеходе по бесконечной заснеженной равнине, и вдруг впереди возникает огромная – до небес гора, а слева – другая, а справа – третья: по-марсиански гигантские, явно непреодолимые ни одним живым существом горные ландшафты – с безумными пропастями и вершинами. Что это? Откуда? Как теперь выбираться? Продолжаем движение прямо в горную стену, надвигающуюся на нас, и поднимаемся по ней вверх по вертикали, как это ни жутко себе представить. Наверху останавливаемся, оборачиваем фары и видим, что за нами остался совершенно незначительный по высоте бугор или край овражка. А впереди – ровное белое пространство без всяких горных признаков.

Ранняя осень. Летим в вертолёте над желто-красно-зелёно-коричнево-бурой тундрой. Летим невысоко. Внизу под нами – отдельные высокие лиственницы огненного цвета и золотистые берёзы. Озадаченно гляжу и размышляю: откуда здесь взялись такие высокие деревья? Вертолёт садится. Выхожу и тут же понимаю, что виденное мной несколько мгновений назад – никак не соответствует действительности: даже самые «могучие» лиственницы на деле ростом чуть выше меня, а березки – и вовсе карликовые. А смотрел я в вертолете на землю – через раскрытый иллюминатор, так что никакого искажающего воздействия стекла на зрение не могло быть. Да и коллеги мои видели то же самое. Удивительные люди, кстати говоря: седовласый буровик Сергей Никифорович, бодро, как мальчишка, несмотря на свои пропорции, скачущий по тундровому кочкарнику, или начальница геологической службы Анастасия Борисовна с озорной сверкающей сережкой в ноздре (между прочим, у неё – взрослая дочь) … Опытные, серьёзные люди, много лет проработавшие в тяжелейших условиях Крайнего Севера. Это они, северяне, совершают здесь порой невозможное, такое, чему любые показные телевизионные шоу с преодолениями препятствий, которые транслируются на всю страну… в подмётки не годятся! Горжусь ими точно так же, как своим земляком Фарманом Салмановым, когда-то на свой страх и риск приведшим в тюменские болота свою геологоразведочную партию и в результате открывшему для страны уникальные по запасам залежи нефти и газа. А ведь никаких указаний «сверху» у него не было! И если бы он ошибся – головы ему не сносить. Но он не ошибся…

С нами в вертолёте – Михаил из организации со странным названием ООО «Страйк». Миша – мужик здоровенного роста, в теплой куртке и штанах камуфляжного цвета, загорелый и весь обкусанный местными кровососами – комарами и мошкой. Всё прошедшее лето он и его коллеги жили в палатках и занимались вроде бы странным, но непростым делом: сеяли траву в тундре. Это называется «биологическая рекультивация». Берется кусок тундры, испорченный деятельностью человека – бурением, например, – перекапывается вручную лопатами и засеивается травой. Миша – очень жизнерадостный человек, так и сыплет анекдотами, да и с голоду не даст умереть никому: пирожки и вода всегда с собой.

Источником необычных оптических явлений в тундре иной раз бывает и сам человек. Помню, как однажды поздней ночью (или ранним утром? На часах была половина пятого) на промороженной февральской дороге между тундровыми посёлками Газ-сале и Тазовским встретилось автомобилю, в котором я ехал, бескрайнее стадо совхозных оленей. В воздухе висел морозный туман. При свете фар, скользящем по оленьим головам, в тумане возникло бесчисленное количество огромных шевелящихся теней от оленьих рогов, настоящий призрачный лес! Потрясающее зрелище!

Когда, прокладывая зимник посреди ночного мрака, долго всматриваешься в снежную целину тундры перед собой, всякое начинает мерещиться. Кажется, что и снег оживает, шевелится, создавая причудливые мгновенные образы из фантастического мира. Мне лично виделась серебристая ледяная голова оленя, возникшая прямо из снежной целины, поглядевшая на приближающийся вездеход и растворившаяся в том же снегу…

Летающая земля

Иногда посреди неба в облаках встречается неизвестная земля. Парит она над землёй нашей бесшумно – с травой, с лесами и озёрами своими… А потом исчезает куда-то… Если летать высоко и быстро, на самолётах, к примеру, то такое вряд ли когда заметишь. Тем более, что по какой-то вероятно очень убедительной причине почти всегда и вылеты и прилёты приходятся на самое сонное время суток. Пассажирам не уснуть бы стоя, до кресел бы добраться: нет им дела до неба за иллюминаторами. Расселись и – баюшки. Но если не сразу заснёшь, то во время набора высоты за бортом своего воздушного корабля увидишь бескрайние армады ярко сияющих звёзд – не вверху, а внизу – на ночной земле. Этот земной роскошный звёздный ковёр будет раскачиваться под тобой, то вздымаясь с одной стороны самолёта, то громоздясь в вышину – с другой… Бесчисленные сказочные городские огни! Сначала – близкие и яркие, затем – всё тусклее… Но полностью они так и не исчезнут во тьме, их сменят огни деревень и посёлков, речных кораблей, ночных полустанков и поездов. То реже, то чаще, но так и будут они плыть далеко внизу – до самого рассвета.

А землю посреди неба легче всего наблюдать с вертолёта. Летит он невысоко и обычно в светлое время суток, до земли – всего ничего: несколько сотен метров. Облака рядом – рукой подать. И вот иногда, если погода безветренная, а вертолёт медленно опускается, вдруг среди дымчатых облаков появляется земля! Настоящая! С лесами и перелесками, с изумрудными лугами и быстрыми ручьями, даже с коровами и пастухами, или – с оленями и чумами, если это где-то на севере случилось… По – всякому бывает. И плывёт всё это тебе навстречу. А вверху – облака. А внизу – тоже облака! Вот же диво-то дивное!

Только потом начинаешь понимать, что это недвижная прозрачная вода огромного озера так зеркально отразила в себе небо с облаками, что само озеро показалось продолжением неба. Наверное, именно так и рождаются мифы о летающих островах? Но то – всего лишь острова, а тут – вся земля как бы поднялась в воздух и поплыла навстречу! И я это видел сам, запомнил, вам рассказал. Может, и вам повезёт, увидите ещё не такое…

Стужа

Глянешь за окно, а там ничего не видно. Стужа. То ли дым, то ли туман висит: сплошная хмарь. Очертания домов, людей, машин, сугробов, заснеженных деревьев – словно покрыты толстым полу-призрачным слоем блекло-серого инея цвета вечных сумерек…

Улицы обезлюдели. Всё время хочется спать, даже на ходу – в движении. Звуки сделались ватными, словно смёрзлись. Чем дышать – не понятно. Носом – леденеют ноздри, ртом – во рту становится холодно так, что нестерпимо ломит зубы. Иногда в морозном тумане мелькает торопливая темная фигурка пешехода, устремившегося к редкому автомобилю или автобусу. И всё. Опять никого…

В полдень сквозь белесую муть проглядывает солнце – идеально ровный белый кругляш – без лучей, без всякого сияния вокруг. В тундру никто не едет. Даже сумасшедшие…