Крайний Север

В интернете пишут: «По ощущениям – минус 58». Интересный термин придумали: «по ощущениям». Всё живое словно замерло в ожидании. Главное – пережить, переждать. Когда-нибудь стужа непременно кончится. И начнется жизнь!

Гора Мертвецов и Проклятые Острова

«Если идти от Горы Мертвецов всё время прямо на северо-северо-восток, то можно добраться до берега моря как раз напротив Проклятых Островов»… Подобная фраза кажется целиком взятой из какого-нибудь фантастического романа ужасов. В юности своей сроду бы не подумал, что это имеет какое-нибудь отношение к реальности. Однако, имеет. Я был на Горе Мертвецов. Посёлок Тазовский до 1947 года назывался Хальмер-Седэ, что в переводе с ненецкого и означает «Гора Мертвецов». А Проклятые Острова существуют и поныне. Находятся они в Карском море неподалеку от посёлка Гыда. Попасть туда можно именно так, как я сказал вначале – надо идти прямо на северо-северо-восток по голой тундре от Горы Мертвецов.

Июньская зима

Июньские снега рыхлые, мяклые, вроде как последние. Сверху снег, снизу вода. Падают снега белой крупой, мелкими окатышами, мечутся, будто крутят легкую новогоднюю канитель, застревают возле каждого приглянувшегося уголочка, прячутся за любой трещинкой-щелью. А то прикидываются ледяной коростой на асфальте. Но только тронешь ногой – сразу размокают вокруг ботинка. По рекам вода течет – верховодка. Лёд под ней притаился, умываются ледяные поля талой водой, не сходят с места, словно приклеились к берегам.

Плывут по небу мутно-серые снеговые июньские тучи… Налетит промозглый ветер, снесет с них охапки свежего снега, и снова несутся снежные хлопья к земле, струятся позёмкой вдоль стылой промороженной за зиму полярной тверди.

Дождь над тундрой

Словно вылетев из седла и стремительно падая, колышется дождь на ветру, рассыпаясь на брызги, шорохи, шелесты и шлепки… И длится это с раннего утра до самого вечера, и длится, и исчезает внезапно, так же, как началось. Подобно целующемуся с небом колокольному звону, дождь растворяется в лужах, распластавшихся по тихой земле, пропитанной свежей влагой, И следит он несметными сияющими тоскующими глазами за удаляющимися облаками и солнцем, вспоминая все свои шорохи, шелесты и шлепки, как вспоминают бурные годы юности. Но не будет прощания. Не будет… Ибо уже восходит, стелется ночной туман и тянется в даль бескрайнюю…

Красная тундра

Коротка осень в тундре! Но краше этого времени года нет у неё. Поутихла мошкара, не слышно разбойного комариного писка. Расцветает тундра жизнерадостными яркими красками, не как коротким летом, когда всё вокруг только зелено, нет. Осенью она становится цветной. Красной – от алого до вишнёвого и кирпичного. Жёлтой – всех оттенков от бледно-желтого, почти белого до оранжевого (особенно при свете солнца!) Зелёной, ещё летней – от нежно-салатового до тёмно-изумрудного. Бело-голубоватой – от ягеля. И все эти сокровища многоцветья перемешаны порой так затейливо, что невозможно оторвать взгляда от этакой красоты! А по зеркалам рек да озёр – то здесь, то там – парные жемчужные пятнышки – лебединые семьи. Смотришь на красную тундру и понимаешь, почему слова «красный» и «красивый» – родственные, одного корня. Смотришь на жёлтую – солнышку радуешься, словно раздарившему земле свои тёплые лучи… С вертолёта всё видно, как на ладони. Не зря Пушкин признавался в любви к осени: «Очей очарованье!» Действительно, так. Жаль, что не довелось ему видеть осенней тундры. Вот где уж точно: очарованье очей! Глядишь, глядишь на этот сплошной ковёр, а глаза – совершенно не устают. Словно некий безумно гениальный живописец устроил гигантскую бесконечную выставку картин. И в каждой – своя изюминка. И ни одна не повторяет другую… Жаль, коротка осень: только долетели до вертодрома, как потемнело сырое небо, замелькали в воздухе быстрокрылые снежные «мухи». Но надежда ещё не сгинула: авось, к утру потеплеет, и вернётся ещё на раз попрощаться к людям красная тундра?

Как тундра снегом укрывается

Неделю назад в городе выпал снег. Сразу подумалось: каково сейчас в тундре? Только что была она красной, цветной, как яркий осенний сон, а сейчас? И так вышло, что сегодня как раз понадобилось лететь с вертолетчиками-«аргонавтами» ещё раз. Маршрут выдан. Полетели. Почему «аргонавты»? Потому что на борту воздушного судна красуется гордое имя легендарного древнегреческого корабля – «Арго».

Изменилась тундра. Словно поседела за несколько прошедших дней. Реки и озера местами хрустально поблескивают первым ледком. Небо, хмурившееся сплошной облачностью все последние дни, прояснилось ненадолго, поражая глубокой голубизной. Но тени облаков – то тут, то там виднеются на заснеженном лике земли. Вызывающе яркие, с еще не опавшими желтыми мягкими иглами, лиственницы на снежном фоне поражают своей красотой и одинокостью. Сверху видно каждую отдельно, не как с земли.

Недолго солнышко землю радовало. Снова заволокла, затянула светлую даль мутно-серая вьюжная хмарь. Буквально на глазах окончательно побелела тундра. Только кое-где ещё остались темные окошечки мелких озер. Зима пришла…

Живое небо

Небо живёт какой-то своей особенной жизнью, при которой мы как бы даже присутствуем, но всякий раз умудряемся либо не замечать очевидного, либо игнорировать, отмахиваясь заботами о более насущных земных делах и делишках, о которых по прошествии времени, оказывается, и вспомнить-то нечего…

В конце декабря стояли крепкие морозы. Потом резко потеплело градусов на двадцать, а меньше чем через сутки – так же резко похолодало. Причем, буквально на глазах, практически в течение часа. Была самая середина дня. Я ехал в машине, приближаясь к городскому массиву, когда заметил седую облачную стену впереди, которая зримо, как живая, надвигалась на городские здания, накрывая их плотным непроглядным туманом от края и до края окоёма. Не до земли, а до уровня второго этажа. И не до неба, а чуть выше городских высоток. Плотная белесая движущаяся облачная стена! Буквально через минуту автомобиль оказался под ней. Колоссальное и жутковатое зрелище, словно некая громадная живая субстанция беззвучно и стремительно плыла по воздуху по каким-то своим небесным делам…

Несколько вечеров подряд примерно в одно и то же время наблюдал я ещё одно интересное явление: в густеющей мгле чувствовалась мельчайшая снежная пыль – в огромных количествах, какими бывают облака обычной пыли во время песчаной бури где-нибудь в жаркой аравийской пустыне. Но здесь – Крайний Север, здесь всё – другое, абсолютно противоположное жарким странам. Но не это главное, а то, что от этой снежной пыли, висящей в морозном воздухе, исходило тихое шуршание и потрескивание, как от электрических искорок. Образно говоря, выражение «трескучий мороз» в этот момент для меня имело самое непосредственное значение: воздух потрескивал от невидимых ледяных «искорок» и всюду шелестел, словно шевелился… удивительное явление!

Позавчера проснулся среди ночи от гула, идущего с неба к земле. Ни самолетов, ни каких-то видимых оптических явлений в темном густом небе не наблюдалось, а гул был неземной, протяжный, непонятный. Небо жило какой-то своей особой невидимой и неведомой нам жизнью… И что мы знаем об этой жизни? Ничего.

Волшебные розы тундры

Чтобы в тундре розы сами собой цвели? Да, слыханное ли это дело? А вот я их видел. И не где-то, когда-то, нет, я сегодня их видел, сегодня – 21 июня, в тот же день, когда пишу эти строки, видел своими глазами! И цветут они по всей тундре. И ни конца им, ни края нет… То непростые розы – волшебные. Руками их не сорвать, в вазу не поставить, а вот увидеть – пожалуйста, каждый может! При одном-единственном условии: надо оказаться в летящем вертолете.

Снег в тундре только-только сошёл, обнажив присмиревшую за долгую зиму буровато-серую землю. Рыхлый, одряхлевший, во многих местах тонкий, просвечивающий, лёд ещё покрывает бесчисленные озёра. А из них стебельками, образуя причудливые орнаменты, тянутся всюду мелкие речушки и ручьи, покрытые притулившимися по склонам, прячущимися от неутомимого незакатного солнца снегами…

И вот если оказаться в это время над тундрой, то оттуда, с неба, глазам откроется удивительная картина: вся земля – от горизонта до горизонта – покрыта прекрасными белоснежными розами! Озёра, ещё не свободные ото льда, – как застывшие бутоны. Старый подтаявший лёд во многих местах вобрал в себя озёрную воду, и потому основной белый цвет бутонов пропитан разнообразными, зачастую неожиданными оттенками – зеленоватыми, голубоватыми, желтоватыми, розоватыми, любыми, какие только можно и даже нельзя представить себе!

Отчалили, ушли в синеющее безбрежное далеко, глубокие, словно зимние сны, льды крупных широких рек. А здесь, у озёр, всё ещё висят над ручьями проседающие ярко – белые сугробы, в точности повторяя собой каждую извилинку, каждую речную морщинку. И оттого кажется сверху, что ручьи и речки – это нежные стебли огромных роз – с шипами ложбинок и овражков на них…

И когда видишь с неба, как усыпана этими нерукотворными, незримыми с земли волшебными розами вся тундра, то чудится вдруг, что и у нас, людей, всё будет хорошо, и что беды наши однажды пройдут, а то и вовсе минуют нас, и что все ошибки простятся, а все заблудшие вернутся домой…

Ведь если даже в этих вчера ещё пустынных и диких, суровых краях цветут нерукотворные розы, значит, кто-то непременно нас любит. Любит бескорыстно, не требуя ничего взамен, любит и прощает всех, даже тех, кто не хочет об этом знать…

Мохнатый пассажир

Есть на тихом севере Туруханского края местечко такое – Ванкором называется. Когда-то этого названия никто и знать не знал, а теперь спроси хоть кого – каждый хоть краем уха да слышал. Открылось в тех местах большое нефтяное месторождение. И теперь там много народу работает.

А вот дорог туда проезжих отродясь не было. Лес вокруг да болота на сотни километров. И поскольку грузы разные для работающих постоянно нужны и не всё подъемно для авиации, то и построили люди к тем местам временную зимнюю автодорогу из снега, полили её водой, чтобы снег в крепкий лёд обратился, чтобы надольше её хватило для перевозок. и начали по ней ездить грузовые машины.

Дорога долгая, нередко шоферам приходится ночевать прямо в кабине. Куда тут денешься, если вокруг на сотни верст порой никакого жилья? Всякое случается в рейсе. Вот и появилась вскоре среди водителей такая легенда: есть, мол, на дороге место, где стоит возле неё песец и ждёт проходящей машины. И если водитель останавливается и открывает кабину, – песец тут же в неё заскакивает, садится на пассажирское сиденье и смотрит вперёд. Машина отправляется дальше уже вместе с пассажиром. И так – до определенного места, когда вдруг зверек начинает беспокоиться, всем видом своим требуя, чтобы его немедленно выпустили. Дверь кабины открывается, песец спрыгивает и исчезает за сугробами.

Но и это не всё! На обратном пути можно снова встретить того же песца-«автостопщика», ожидающего у обочины «попутки»! И история повторяется, но теперь уже в противоположном направлении.

Так ли это было – проверить не могу, но песцов на буровых видел своими глазами предостаточно. И не раз. Кормятся они возле людского жилья. Сами приходят. Правда, при одном условии: если рядом с жильем нет собак. А появятся собаки – и не поминай лихом! Уходит песец. Хотя я думаю, что недалеко уходит. За человеком ведь глаз да глаз нужен. Какой же песец человека без присмотра оставит?!

Гыданская щука

Тонким янтарным слоем, словно растительное масло, просачивался из-под земли и растекался по небу искристый солнечный свет. Над дремлющей красновато-черной тундрой мягко сквозило незримое весеннее время. И вот, наконец, далеко-далеко, на самом горизонте пробилось и расцвело красноватое полусонное солнышко.

Побежали его лучи по плоским ледяным полям посреди полуоттаявшего озера, просверкали, гарцуя, по гребням озерных обрывов на северной его стороне, где доживали, хоронясь от июньского тепла, остатки лежалого зимнего снега, и унеслись в неяркую тундровую даль.

Ещё не осмелела, не подняла головы звенящая мошка, не распоясались комары, не разыгрались назойливые слепни. Не успели пока. Короткое благодатное время покоя над всей тундрой. Именно в такой вот день возник над озером Долгим быстрокрылый вертолёт. Выгрузились из него двое парней в новеньких энцефалитках, вытащили из чрева воздушного судна по рюкзаку и пошли, пригибаясь от вертолётного ветра, к ближнему берегу, свободному ото льда. Впрочем, на Севере энцефалитных клещей, слава Богу, нет. Видимо, на складах, где выдаётся полевая одежда, изучением подобных тонкостей не слишком увлекаются. Выдали – и выдали.

Находится Долгое чуть восточнее среднего течения реки Варнгэяха, Варнгэ – по-ненецки значит ворона, а яха – река. Следовательно, Варнгэяха – Воронья река. Течет она с запада, с Гыданского полуострова, в сторону Енисея. А из озера берет начало ручей, впадающий в Хэяху, речку, которая ниже и позже сливается с той же Вороньей.

Худощавый дылда Сергей и приземистый азиатски круглолицый Васёк – два дудинских эколога. Поводом посетить Долгое стала чья-то срочная надобность в отборе анализов воды. Вертолет за ними должен был вернуться через час-полтора – после залета на ненецкое стойбище семьи Тэсидо, перебравшейся недавно вслед за своими олешками в низовья Варнгэяхи. Однако, была у парней ещё одна потайная идея: успеть хоть малость порыбачить на открытой воде Долгого.

Идея-то была, а вот подготовиться к ней времени не хватило, как всегда. Задание свалилось, будто снег на голову, и собирались наспех. Всё ж таки по крючку-тройничку в заначке оказалось, леска, хотя и толстенная, но у Васьки тоже нашлась. А вот ни грузил, ни поплавков – не обнаружилось в помине ни у того, ни у другого, сколько они ни перетряхивали свои пузатые старенькие рюкзаки. После суматошных поисков, перемежаемых поглядыванием на часы, удалось обнаружить на берегу полусухую полутрухлявую доску, оторвать от неё подсохшую часть и разделить эту часть на два импровизированных «поплавка» чудовищных размеров и несуразной формы.

Грузила изобразили из двух старых гаек непонятно-ржавого возраста. Роль живицы-молодицы приняла на себя дважды отмороженая в дудинских холодильниках корюшка, увы, явно подрастерявшая положенные ей ароматы свежего огурца.

На поиски и изготовление удилищ времени вообще не оставалось, потому ребята решили обойтись без них и забрасывать леску с руки, «закидушечным» способом.

Серега, впрочем, уныло считал такую «рыбалку» – делом дохлым, проигрышным и… не спешил. А вот Васька – нет, Васька невозмутимо и упорно, несмотря на нудные причитания товарища, собирал снасти, затем он раскрутил их над головой и забросил в суровые северные воды озера.

Кажется, прошло лишь одно мгновение после того, как несчастную корюшку поглотила озерная пучина. И вот уже изменившийся в лице Сергей визжит под руку Василию очевидное: «Клюёт! Тащи!» Ошарашенный подобной скоростью событий Васёк тащит. После некоторых совместных усилий на берегу появляется довольно приличных размеров щука, пляшущая из стороны в сторону по белесому ягельнику.

Улыбающийся Василь наклоняется над добычей, дабы вынуть из пасти щуки заветный крючок, и тут же с удивлением обнаруживает, что ни на какой крючок щука и не думала попадаться. Она, как завзятая собака, просто не отпускала от себя добычу – несчастный искалеченный трупик дудинской корюшки.

Мало того, попытка Василька отнять у неё честно ею добытое, была расценена явно неприветливо настроенной озерной хищницей как посягательство на личное имущество со всеми вытекающими отсюда последствиями. А именно: щука, набросилась на обидчика с такой яростью, что Васёк был вынужден отскочить в сторону.

В последующие несколько минут парни настолько увлеклись неожиданным конфликтом с разбушевавшейся щукой, что едва не прозевали приближающийся, уже вовсю стрекочущий вертолёт.

У пилотов график жёсткий, ждать некогда. И растерявшиеся, очумелые экологи бегом, хватая на ходу свои пожитки, ринулись от сверкающего на солнце озера Долгого к грохочущему, разгоняющему вкруг себя ледяные вихри с кусочками мха и мелкой прошлогодней листвы, вертолёту. И осталась геройская щука, которой всё ж таки «прилетело» несколько ударов сапогом, в прибрежных мхах рядом со своим последним трофеем…

Много всякого случается на земле. Через боль и страдания, через ошибки и неудачи приходит к нам порой опыт жизни. И что такое в масштабах Вселенной это маленькое, нелепое, а для многих, увы, вроде бы даже забавное событие, произошедшее на берегу заполярного озера? Наверное, так и есть оно для кого-то…

А мне вот жаль, нестерпимо жаль того, что всё так нехорошо, неловко получилось. Ну, что такое щука? Всего лишь рыба…

Но ведь и она – живое существо! Ведь так? И пусть это существо можно убить, даже не задумавшись о том, что оно живое, просто так убить, ни за что и ни для чего, пусть, вот только убийство – это ведь всё равно не победа. У живого можно отнять жизнь, но невозможно одержать победу над тем, кто никогда, никогда, никогда не сдаётся…