Избранное. Сказки. Том 3

Погода встала на месте и стоит, рыдает, слезами обливается, сосульками хлюпает, не знает куда ей от столбика деваться: ну, что он к ней пристал? Определиться по жизни не дает!

Растерялся столбик и застрял между прошлым и будущим. Заболел остолбеневший термометр, вызвал на дом врача и слег. Приехал врач, осмотрел больного и говорит: «С вами, голубчик, все ясно. У вас – метеозависимость, острая фаза. Лечиться надо. А столбик ваш надо удалять. Срочно. Его погода окончательно испортила».

Удалили больному столбик. Теперь он всем улыбается, к погоде равнодушен, скромным сделался: гордиться-то больше нечем – столбика нет.

Заметили это другие термометры, пожалели пролеченного страдальца, решили ему к Новому году устроить день рождения и новый столбик подарить. А он отказывается от дня рождения, не хочет нового столбика, желает старый вернуть, который удалили. Да, где ж его искать-то теперь? Кто подскажет?

Погода сжалилась, подсказала термометрам: «Между прошлым и будущим ищите». Точно! Его же там прищемило! Вынули, почистили, подарили. Тут и Новый год наступил. Для всех.

Яичко

Плачет дед. Плачет бабка. А курочка Ряба молчит, тужится, яичко рожает. Не простое яичко, а золотое. Тяжёлое. Да ничего у неё не получается. Не идёт яичко. «Может, ей кесарево сделать?» – спрашивает дед бабку – «Денег-то в избе совсем уж нет. Зубы не на что вставить». Молчит бабка, плачет: курочку жалко. Последняя.

Вдруг, откуда ни возьмись, мышка! Испугалась бабка, да как закричит! Да, как на табуретку вскочит! И дед испугался, за топором побежал. И Ряба испугалась, да как родит с перепугу! Ай-яй! Не золотое яичко, а простое! Вот беда!

Слезай, бабка, с табуретки! Положи, дед, топор на место! Успокойся, Ряба! Ушла мышка домой, не будет хвостом махать, не нужны ей ваши простые яйца.

Три брата

Жили-были три брата Гурьян, Бурьян и Смутьян. И была у них мечта: побывать где-нибудь в дальних странах, на морях-океанах, на необитаемых островах. Не всю же жизнь в деревне жить да дрова рубить? Ну, их – эти дрова. Только это им так казалось, что мечта у них была. А мечте такое совсем не казалось, мечта всегда мимо пролетала. Высоко-высоко в небе, еле видать. То с севера на юг, то с юга на север, то с востока на запад, то с запада на восток. Всегда мимо. Просили братья, кричали, руками махали, чтоб внимание обратила и с собой забрала. Не слышит. Шибко высоко летает. Говорит брат Смутьян Бурьяну и Гурьяну: – Давайте её в силки поймаем, тогда и поговорим хорошенько: никуда не денется, с собой заберёт.

Наладили братья засаду: зерна отборного насыпали, ягоды всякой разложили. Ждут. Обратила мечта внимание, позарилась на вкусное пропитание и попалась. Кричит, плачет, крыльями хлопает, просит её отпустить. Только кто же это своё счастье отпустит? Никто. Не за тем ловили.

– Возьми нас с собой, – говорят братья мечте, – тогда и отпустим. А не возьмёшь: суп из тебя сварим. Даром, что ли, ловили тебя?

Согласилась мечта и унесла Гурьяна, Бурьяна и Смутьяна в даль далёкую, как они раньше хотели. Летела мечта, летела. Тяжело троих мужиков на себе таскать. Измучилась вся, исхудала, истаяла и растворилась в небе. А мужики в море упали. Барахтаются. Плывут не знамо куда. А что поделаешь? Сами же путешествовать захотели. Пристали к какому-то острову. Тот – от них. Они – следом. Выбрались на сушу. Ни дров, ни деревьев. Одни лопухи. Стали думать: как им домой вернуться. Смутьян вдоль берега ходит, корабли высматривает и кричит. Бурьян в лопухи забрался, чтобы братья думать криками не мешали да и заснул там. А Гурьян на гору полез, чтобы оттуда что-нибудь подходящее высмотреть. Взобрался, смотрел-смотрел, ничего подходящего не высмотрел.

Спит Бурьян сладким сном и видит во сне родную деревню. Как же в ней хорошо жилось: и дров полно, и изба под боком! Эх, вот бы вернуться да семечек пощёлкать! Разморил его сон, окутал облаком и унёс восвояси. А братья на волшебном острове остались. Ручей нашли, водоросли собирают, на рыбу голыми руками охотятся, в лопухи складывают, брата Бурьяна ругают ни за что. Надоело острову их ругань слушать, уплыть от них захотел. Испугались братья, вцепились в его лопухи, никак от него не отстанут. Пришлось острову плыть с ними до самой деревни. Там только они его отпустили.

Живут теперь дома, никуда больше не собираются. И мечта их деревню стороной обходит: не буди лихо, пока оно тихо.

Титул

В одном королевстве у всех были титулы. У всех, у всех, у всех. Кроме одного человека. Кого только не было: и их превосходительства, и их высочества, и их преосвященства, и их высоко и просто благородия. И только у одного человека не было абсолютно ничего. Его так и звали – «Эй, ты!» или «А, ну, иди сюда!» Согласитесь: не очень удобно. Стали все вокруг его стыдить, попрекать разными словами, чтобы он немедля шёл к королю за титулом. И пошёл всеми помыкаемый человек к его величеству за титулом, но не дошёл. Охрана даже во двор его не впустила. А возвращаться – тоже нельзя: заклюют же все, зашикают, загнобят вовсе. Стоит человек у дороги, ждёт короля, когда тот куда-нибудь из ворот выйдет. День стоит. Ночь. Ещё день. Ещё ночь. На третье утро король, попивая чай с лимоном и сладкими лакомствами, посмотрел за окно и, от нечего делать, обратил внимание на человека. «А это что за ничтожество там торчит?» – спросил король у их превосходительств, их высочеств, их преосвященств, их светлостей и их высокоблагородий (обычных благородий завтракать с королём не пускали). Все наперебой начали его величеству объяснять. «Ну, раз он у нас один такой, то и титул у него будет единственный в своём роде, зовите его «Ваше ничтожество!» Все дружно засмеялись. С юмором был король, ничего не скажешь, любил оригинальничать.

Не обиделся человек, когда ему передали королевскую волю… Поблагодарил придворных, обрадовался, что теперь можно уйти и ушёл. А куда – не сказал. Да, и не спрашивал никто. А вскоре и спрашивать стало некому: нет больше никакого королевства. Почему? Сами догадайтесь.