Она была серьезна.
– Нигде?
Я тоже была серьезна.
– Да, – сказала Камилла. Она задумалась. – Иногда я себя не ощущаю, – сказала она, – мне кажется, что я – мираж, эфир, нереальность. Я иду по улице, и мне кажется, что сквозь меня сейчас пройдут люди. Или какие-нибудь события, которые происходят со мной… Порой мне кажется, что эти события и не происходили вовсе, ведь меня нет. Или когда, например, я разговариваю с людьми, мне бывает даже удивительно, как это они воспринимают меня всерьез? Ведь я – всего лишь мираж, эфир, нереальность.
Помню, я тогда улыбнулась. В моей жизни просто не было такого человека, которого я воспринимала бы более серьезно, чем Камиллу. И даже сейчас, когда ее действительно нет в моей жизни.
– Меня не отпустят родственники, – сказала Камилла Эйбу Робинсону в тот день в кафе на углу университета.
На что Эйб Робинсон только мило улыбнулся.
– А ваших родственников мы возьмем на себя, – сказал он.
Мы с Камиллой переглянулись: мало кто мог справиться с ее родственниками против их желания.
– А вы сами хотите сниматься? – спросил Камиллу Эйб Робинсон.
– Можно попробовать, – сказала Камилла, – моя жизнь не богата событиями.
– Не может быть! – сказал Эйб Робинсон.
Камилла пожала плечами. Думаю, она вряд ли понимала, что в восприятии окружающих людей ее красота мало вязалась с серой и будничной жизнью.
– А о чем сценарий? – спросила я Эйба Робинсона.
Эйб Робинсон наконец-то перевел и на меня свой милый взгляд.
– А сценария пока нет, – сказал он.
Я даже рот от восторга раскрыла.
– Да ну? – сказала я.
Вот дают эти киношники, они уже без сценариев художественные фильмы могут снимать.
– Нет сценария? – удивилась Камилла.
Эйб Робинсон замялся.
– Ну, – сказал Эйб Робинсон, – сценарий дело наживное, мы там чуть ли не каждый день сочиняем по сценарию.
Мы с Камиллой с недоверием посмотрели на него.
– Но почему тогда вы хотите именно меня снимать? – спросила Камилла. – Я думала, что подхожу вам под какой-нибудь определенный образ.
– В общем-то так и есть, – сказал Эйб Робинсон, – вы удивительно подходите под весь наш фильм.
– Который существует пока только в проекте? – сказала Камилла.
– Можно сказать и так, – сказал Эйб Робинсон.
Мы с Камиллой опять переглянулись.
– Не хотите ли вы сказать, что у вас даже проекта пока нет? – сказала Камилла.
А Эйб Робинсон, видимо, уже хорошо знал, что в этой жизни всегда лучше говорить правду сразу, чтоб не запутаться впоследствии.
– Все примерно так и есть, – вздохнул Эйб Робинсон.
Камилла улыбнулась.
– Как интересно, – сказала Камилла.
– Да, и главное, как необычно, – сказала я.
Но Эйба Робинсона ничего не смущало, он был уверен в себе на двести процентов.
– Ничего особенного, – сказал нам Эйб Робинсон.
Будто у них там чуть ли не каждый фильм снимается таким странным образом.
– Но тогда меня тем более не отпустят мои родственники, – сказала Камилла.
– Буквально через пару дней у нас будет сценарий, – сказал Эйб Робинсон.
– Тогда и будем договариваться, хорошо? – сказала Камилла.
– Хорошо, – кивнул Эйб Робинсон.
И он ушел довольный и радостный, ему почему-то очень нужна была для его фильма именно Камилла, и она была согласна. Мы с Камиллой еще долго смотрели вслед жизнерадостному Эйбу Робинсону и слышали веселую песенку, которую он громко сам себе насвистывал.
Скажу сразу, что сценария у Эйба Робинсона не было ни через два дня, ни через три, ни через неделю, ни через две недели.
День спустя в кабинете Эйба Робинсона было еще одно совещание. Эйб Робинсон, Джек Марлин и Люк Беррер сидели в креслах за круглым маленьким столом и потягивали кофе из белоснежных чашек. Они придумывали сценарий.
– Учтите, что мы должны сделать фильм века, – предупредил всех Джек Марлин.
– О да, да, конечно, – полностью согласился с ним Люк Беррер.
И Джек Марлин, и Люк Беррер склонились над столом и пожали друг другу руки. Эйб Робинсон грустно за ними пронаблюдал.
– Итак, что мы имеем? – подвел итоги Джек Марлин.
– Главную героиню, и больше ничего, – проинформировал его Люк Беррер.
– Ну как же! – патетически воскликнул Джек Марлин. – А четыре стороны света, а холодное-горячее, а плюс-минус?