Театр тающих теней. Словами гения

Если бы мне нужно было писать логлайн[3 - Логлайн (от англ. log line – логическая строка) – очень краткое изложение сути сценария фильма, обычно в одно-два предложения, объемом до 25 слов.] этой истории, про что кино, что бы я написала?

Ладно. Подумаю, что с этим делать, завтра.

Завтра португальская полиция начнет собирать данные. Мануэла говорит, что здешние полицейские тугодумы. Но даже эти тугодумы за день-два сопоставят факты и поймут, какое именно отношение к убитой имеет мой муж, и тогда…

Но это завтра. Или послезавтра. Или через неделю, когда мы с дочкой должны быть в Лиссабоне – в кои веки дочка на важное для нее событие пригласила. И я хочу там быть вместе с дочкой! А если хочу, чтобы полицейские тугодумы сняли с меня ограничение на передвижения, придется разбираться, кто, кроме меня, мог желать смерти женщине с кроваво-красным камнем в старинном кольце. Женщине, которая сломала мне жизнь. И без которой не было бы моей дочки. Кто-то другой бы был, а дочки бы не было.

А пока…

Дочка выходит на балкон, садится рядом. Наливает местного Vinho Verde – зеленого вина.

– Что в твоих детективах в таких случаях принято делать? И что мы делать будем?

«Будем!» Как дорого я дала бы за это «будем»! Неужели в наших отношениях впервые за столько лет намечается потепление?

Дочка. Взрослая. Почти незнакомая. И такая маленькая и родная, как в день, когда я ее родила.

Похожа на меня? Мне кажется, что похожа. Вижу в ней себя, как в молодящем зеркале, аж вздрагиваю – и жест мой, и реакция. Только ей говорить об этом не нужно. Дочку такая похожесть злит. Как меня в ее возрасте злило, скажи тогда кто-то, что я – копия моя мать! Такой погасшей и приземленной, какой к тому времени стала мама, быть категорически не хотелось. И только до ее тогдашнего возраста нужно было дожить, чтобы понять, что и мать в тот момент чувствовала себя еще вполне молодой. И смотрела, как в зеркало, в меня.

А на отца дочка похожа? Мне кажется, нет. Его черт в ней не вижу, и каждый раз удивляюсь, когда она упорно настаивает, что она папина дочка.

– Так делать-то что будем? – переспрашивает дочь.

– Думать будем. Наблюдать. Замечать детали. Ловить нестыковки. Анализировать.

– Давай! Ты в этом спец.

Думать – не мешки ворочать. Но занятие тяжелее любого физического труда. Начинаешь думать, и хочется все бросить и идти квартиру убирать, борщ варить, траву на даче косить, лишь бы не думать. Но придется.

Итак, что мы имеем?

Элитный, как с гордостью называет его Мануэла, жилой комплекс в португальской Алгарве. Прямо на берегу океана. С апельсиновой аллеей на въезде. С прекрасным бассейном, лаунджем на крыше, с зоной вилл для еще более состоятельных владельцев.

Всего, если считать по балконам, основное здание апартаментов на двадцать, хотя сложно сказать, сколько комнат, точнее, спален – здесь же считают не количеством комнат, а числом спален – в каждом. Плюс отдельные виллы сразу за бассейном также относятся к «Барракуде». Сколько вилл? Пять? Шесть? Крыш я насчитала больше, но Мануэла успела сообщить, что у некоторых вилл еще и дома для гостей имеются, что осложняет подсчет.

Большинство балконов главного здания, как и большинство видных мне окон вилл, закрыты рольставнями круглосуточно – так их закрывают, когда никто не живет. Значит, большая часть вилл и апартаментов сейчас пустует – приобретались для летнего отдыха, все отдыхают в разное время, а сдавать свою собственность временным арендаторам, как сдали мне, не все владельцы хотят – нуждающиеся в арендной плате на берегу океана апартаменты и виллы не покупают.

Основное здание «Барракуды» выстроено буквой П, такой сильно растолстевшей буквой П с широкой верхней перекладиной и разъехавшимися в разные стороны ножками – чтобы с каждого балкона был отличный вид на океан.

Два входа на территорию – основной въезд с калиткой и воротами, через которые я заезжала, и калитка в сторону океана, чтобы удобнее было спускаться на пляж. На каждом входе камеры наблюдения. Полицейские уже изъяли записи, но мы с Мануэлой до их приезда быстро на перемотке успели последние минуты посмотреть – никого постороннего не было. «Все свои».

Вот тебе и герметичный детектив как вызов детективщице, связанной ограничением на передвижение.

Мисс Марпл здесь я. Надеюсь, еще не совсем традиционная старушка-детектив. Хотя кто знает, сколько было мисс Марпл, старой деве середины ХХ века. Может, немногим больше, чем мне теперь? А может, и меньше.

Итак, детектив здесь я.

Подозреваются все! Кроме меня. Это я точно знаю. Но пока полицейские мною заниматься будут, они настоящего убийцу упустят.

Придется вычислять его самой.

Убийца за одним из этих балконов. И мне придется узнать, за каким именно.

Судмедэксперт уже установил, что погибшая не утонула, это Комиссариу успел мне сказать. То есть утонула, но сначала ее задушили, а потом уже бросили в воду.

Смерть наступила не раньше чем за десять-пятнадцать минут до того, как мы нашли тело. Все это время Мануэла стояла около ворот, ждала меня, а навигатор водил меня кругами по бесконечно петляющей Руа Вашку да Гама, поэтому консьержке пришлось ждать. И мимо нее никто из «Барракуды» в это время не выезжал и не выходил.

Калитка в сторону пляжа тоже с камерой наблюдения. Ее запись мы с Мануэлой тоже на перемотке просмотрели. Ничего. Никто в это время через калитку не входил, не выходил. В пять вечера убитая была еще жива, Мануэла разговаривала с ней по телефону, объясняла той, как найти принадлежащий ее квартире келлер – хозяйственную комнату в подвале.

Значит, убийца в «Барракуде». Больше ему быть негде.

Даже тугодумы полицейские обошли все апартаменты, переписали всех жильцов и гостей, на всех, как и на меня, наложили ограничение на передвижение и своих сотрудников на центральном входе и около пляжной калитки поставили. И те стоят. Фиксируют входы-выходы, точнее, только входы, потому что выходить обитателям комплекса пока запрещено.

Камера с видом на бассейн перестала работать ровно накануне убийства. Что уже подозрительно. Случайно перестала или нарочно была испорчена? Записи того, что происходило около бассейна перед тем, как мы с Мануэлой вышли на балкон, нет.

Убили ли женщину, сломавшую мне жизнь, в другом месте раньше и бросили в воду или душили под водой, пока не задохнулась, непонятно – заключения о содержании воды в легких тоже пока нет, а если и будет, то с нерасторопностью местных полицейских нескоро, да и мне его никто не покажет. Если бы держали под водой здесь, в бассейне, она должна была сопротивляться, хоть кто-то должен был это слышать. Но судя по опросу жильцов и гостей, никто ничего не слышал, иначе Мануэла уже бы знала. Скорее, задушили где-то недалеко, где нет камер, а в воду только бросили.

Собирать информацию начинаем с главного вопроса – кому выгодно?

Кому выгодна смерть этой женщины? Кроме меня, разумеется.

Убитая. Что я про нее помню из той давней истории, сейчас неважно. Важно, что знает про нее Мануэла.

– Должна была прилететь, просила подготовить апартаменты. Потом позвонила утром, сказала, что рейс у нее задерживается. Но неожиданно днем звонила уже из своих апартаментов, про келлер спрашивала, значит, все же прилетела.

– Может, вы не все поняли, что убитая говорила вам по-английски? – Консьержку не хочется обижать, но ее английский с сильным португальским акцентом достаточно скромен.

– Так она по-португальски говорила! – взмахивает руками Мануэла. – Чисто говорила. Разве что с некоторой холодностью, как человек, который редко общается на своем языке.

– Американка говорила по-португальски?!

Не самый востребованный в мире язык, скажем прямо. Что она много лет назад русский учить собиралась, помню, но португальский ей зачем?

– Я тоже удивилась. Она ответила, что родилась в Португалии, провела здесь детство, потом семья эмигрировала за океан, когда она была еще ребенком.

Она португалка?! Не знала. Интересно, знает ли об этом мой муж? А если знает, почему мне не сказал? Хотя как я себе это представляю? «Дорогая, что у нас сегодня на ужин, а кстати, моя-то бывшая еще и португалка!»

О женщине, надолго сломавшей нашу жизнь, мы с ним не говорим. Не говорили. Но, похоже, придется.

Что нам дает то, что она португалка?

Вернулась на родину и здесь ее настигло прошлое? Но если семья эмигрировала, когда она была ребенком, то вряд ли у нее осталось здесь прошлое.

Трансатлантическая мафия? Чем она занималась последние годы, кто его знает!

Покрытые мраком тайны рода? В любом случае нужно понять, кто она, откуда, кто родители, остались ли здесь родственники.

Только этого мне не хватало, в прошлом «бывшей моего нынешнего» копаться!