Коло Жизни. Бесперечь. Том второй

– Ты не будешь ведь, – произнес Стынь и послышалось в той молви просьба… теперь уже не требовательность, а прошение. – Отец не будешь уничтожать семя?

– Нет… не могу позволить себе такое расточительство, так как слишком трепетно отношусь к твоим силам, мой любезный, – очень ласково ответил Перший, успокоительно огладив сына по голове. – Одначе, прошу тебя более не растрачивать свои клетки. В том нынче поверь, не было необходимости, поелику покамест мы не поймем, что происходит с лучицей, никаких замыслов Родитель не позволил бы осуществлять. Да и коль прилетят гипоцентавры, девочка какой-то срок будет находится в покое… Я бы не позволил вмешиваться в ее удел Асилу или Небо, она была бы защищена, потому что постройка храмов вельми важна для Крушеца, как и для нас. Ты же, малецык, своими спутавшимися понятиями и чувствами отнял у Еси несколько лет спокойной жизни. Впрочем, надеюсь, материнство повлияет на плоть благостно и придаст ей мягкости и чувственности, что, в общем, тоже неплохо. – Старший Димург, судя по всему, скрыл в последних словах свое недовольство на замыслы сына, и сказал, значительно ровно, всего-навсе для того, чтоб последний не волновался. – Хотя очень плохо, что теперь ее отпрыски станут жить на разных континентах и когда за лучицу вступит в соперничество Вежды, за ними будет сложнее проследить. Потому белоглазые альвы и оставляли указаниям дарицам не расселяться, чтобы нашим созданиям было легче наблюдать за потомками Владелины. Да и вообще с Крушецем явно, что-то происходит, посему он не подает зов на Родителя… словно всему разучился, али наново захворал.

– Еси проводила обряды. Перед отключением Крушеца я их прощупал… их обоих. И узрел, что они проводили обряд, только я не понял, так они старались снять волнение, али пытались связаться с Родителем и нами, – вставил торопливо Стынь и широко заулыбался, нескрываемо радуясь тому, что у девушки, каковую ноне он отстаивал в запасе появились спокойные годы жизни… пусть несколько, но все же, после пережитого и это было чем-то. – Они все время проводили обряды, наверно Отец, щит Асила для них оказался слишком мощным, потому…

– Нет, – перебивая сына, протянул Перший и теперь уверенный в том, что тот успокоился, выпустил его из своих объятий. – Дело не в щите… совсем в другом… Это воочию не снятие волнения с плоти, або лучица, как и сама девочка в том уже давно не нуждаются, все переключено на зов и видения… Я убежден, по какой-то причине у Крушеца не получается настроить нормальную связь, поэтому такие невнятные толчки… размазанные, раскатистые, что я наблюдал… А то, что малецык отключился во время гибели плоти, еще раз указывает на проблемы в его состоянии. И это меня пугает, и, похоже, также сильно беспокоит Родителя. Потому сейчас надо понаблюдать, и, естественно, как я просил тебя поговорить с девочкой. Ни в коем случае не прощупывай… У вас довольно доверительные отношения, потому потолкуй с ней. – Стынь едва заметно качнул головой, и легохонько изогнул губы, тем верно символизируя Отцу. – Я понимаю, – несмотря на изменение лица сына, продолжил сказывать старший Димург. – Понимаю, что Еси не желает о том говорить, но ты должен… обязан… ради, нашего драгоценного, Крушеца… Сейчас опасно выдергивать плоть на маковку… опасно направлять бесиц-трясавиц… Нужно мягко все узнать и данное действо должен сделать ты… ты… Стынь…

Младший Димург легохонько вздохнул, точно занятый думами, и медлительно развернувшись, направился вдоль залы. Только сейчас шаг у него был степенным, всякая горячность ушла и из движений его рук, левыми перстами он нежно оглаживал крупный изумруд в перстне на правом указательном пальце, закрывающем почти полностью первую его фалангу.

– Отец… – вельми робко начал Стынь, и вновь он выступал просителем. – Вскоре у тебя с Небо будет встреча, и если ты заручишься поддержкой Асила, тогда Еси можно будет принести на маковку и одновременно осмотреть Крушеца. А девочке помочь со здоровьем.

– Что ж, моя бесценность, мне не сложно повторить, коли ты не понимаешь, аль делаешь лишь таковой вид, – протянул Перший и неторопко опустился на свой трон, слегка при том опершись дланями о его покатые облокотницы. – Девочку сейчас нельзя перемещать, лучице нельзя встречаться со мной или бесицами-трясавицами… Еще опаснее вводить обоих в беспамятство… Это не только распоряжения Родителя, но и мое понимание… Тогда, когда девочка чуть не погибла, а Крушец отключился, надо было принести их обоих на маковку… Но ты, решил по другому, хотя я тебя снабдил четкими действиями. Хорошо, я принял твой выбор, впрочем, сейчас приносить их на маковку недопустимо и дело даже не в Сирин-создании, дело в самой лучице… Поколь мы не будем уверены в ее состоянии ничего… ничего предпринимать нельзя. – Бог медлительно оперся спиной о высокий, резной ослон трона и самую малость прикрыл глаза, точно устав от тугодумия али несогласия сына. – И еще… Не думаю, что Небо будет, так трепетно относится к твоей клетке, как я… Небо вне сомнений тебя любит… тебя, но вряд ли он будет также любить то, что ноне растет в Еси. Скажу более, он предпримет все, чтобы плоть потеряла сие семя, потому как хочет, абы лучица рождалась в его отпрысках. Ведь сейчас, как ты понимаешь, сложно будет определить, что дитя родится белым, не черным. Так, что коли хочешь сберечь ту малость жизни в девочке укрой ее дополнительным щитом и более не выноси с под него. Ибо Небо вельми недоволен всем происходящим… Не только замыслами Родителя, но и тем, что Дажбу опередил Круч, а теперь девочка оказалась и вообще у нас. И его недовольство выльется, в поиски Еси… И в тех поисках будут участвовать не только создания Расов, такие как гарцуки, дзяды, но и, вероятно, особо приближенные помощники брата Рарог-создания… Насколько я ведаю, они давеча прибыли в Млечный Путь из Галактики Отлогая Дымнушка, их привез малецык Воитель, с каковым ты встречался оногдась на маковке… Потому, мой милый, коли ты не прекратишь выдергивать Еси, ее место будет вмале определено.

– О… я об этом не знал и не подумал, спасибо Отец, что подсказал, – встревожено произнес Стынь, и на его большой лоб наползла с под низу легохонькая бороздка, вздетая поднявшимися выспрь бровями, сделавшая выражение лица виноватым. – А может ты, Отец, поставишь щит?

– Нет, – властно отозвался Перший, и легошенько качнув головой, тем самым точно враз отворил дотоль прикрытые веками очи. – Мой щит по условиям соперничества не позволительно ставить. Да и потом Небо знает, как он выглядит… Но он не ведает, как выглядит твой, посему ты можешь быть спокоен. Небо не скоро его найдет, и так как гипоцентавры прилетят сразу в три места на Земле, построят там себе для жизни города, как любят делать, зачаток будет в безопасности… Ну, а потом, когда плод наберет силы, и Небо станет спокоен, что ребенок белый, он его не станет уничтожать. Понеже достаточно сильно привязан к тебе, и побоится расстроить. Так, что глаз, мой милый, все же придется поправлять гипоцентаврам. И да… вот еще, что когда отправишься в систему Шуалина, возьми с собой Круча. Поколь в Млечном Пути нет Асила нужно, чтобы наша кроха, как можно меньше проводила времени обок меня. Оно как, милый малецык, итак слишком от меня зависим. Я страшусь, что когда прилетит Асил, Круч и вовсе не захочет к нему возвращаться… Такое уже было и не стоит тому сызнова повторяться.

Глава седьмая

Стыню так и не удалось помочь Есиньке с глазом, хотя в ближайший месяц он не раз проводил толкование с Отцом, впрочем всяк раз слышал один и тот же ответ. Не уступал сыну Перший по причине того, что боялся навредить Крушецу, словно ощущая, что с тем происходит дюже неладное.

Однако, Еси в отличие от Стыня и Липоксая Ягы совсем не тревожил глаз и потеря зрения. За прошедший после первой близости с младшим Димургом месяц девушка и вовсе окончательно перестала видеть. Черное пятно полностью поглотило видимость и остановило движение в самом глазу. Если, что и волновало юницу, это лишь редкий приход Стыня да смена их места встречи. Теперь он уносил ее не на остров затерянный в океане, а на крошечный островок посередь реки Иловай, выглядывающий из воды своим круглым пятачком, поросший невысокой травой и по краю, вроде тына окруженный рядьями ярко-алого петушка.

Волновал Еси только редкий приход Стыня. Обаче, появилось то, что стало ее очень сильно пугать… И пугать стало с недавнего времени. Ибо давеча в голове девушки давление и туман рассеялись, и вновь появились тягучие стоны. И если раньше Крушец пытался закричать и звал в тех всплесках Отца, днесь слышались только его тягучие стенания, смысл которых юница не понимала. Однако, она ощущала, что это связано с той божественной душой, о которой толковал Липоксай Ягы. Право молвить, девушка боялась зримой двойственности меж собой и душой. Так, точно в ней единожды существовало две разные сущности, дотоль бывшими единым целым, а после лечения вакан разделившихся… распавшихся… раздробившихся.

Есислава понимала, что об этом надо потолковать со Стынем, не только как с возлюбленным, но и Богом. Тем паче тот все время спрашивал ее о жизни у манан, но вместе с тем боялась и вовсе чем-либо с ним поделиться. Думая в данном случае, как присуще человеку, что ее явственная болезнь может расстроить их отношения.

Тем не менее, Есиньке все же пришлось рассказать о произошедшем у манан, одначе, утаив и про боль во время вмешательства вакан, и про стенания Крушеца. Девушка лишь поведала Стыню о видениях… и поведала, потому как они вновь появились. Днесь видения прошлого приходили с учащающейся частотой, если по первому сие были дымки ушедшего, возникающие раз на дню, вмале они стали проявляться четкими фрагментами… четкими и весьма ясными. Почасту в тех видениях девушка видела многорукую, голубокожую женщину, и, даже ощущала на своей коже ее полюбовные, родительские поцелуи. Реже она зрела белокожую, худую и очень красивую женщину с миндалевидным разрезом очей, в которых и вовсе не имелось ни радужной оболочки, ни зрачка, всего-навсе белая склера наполняла их внутренность, а по ней иноредь кружили золотые спирали, аль они и вовсе меняли цвет на золотистый, такой, каким подсвечивалась кожа Богов. В моменты тех видений Еси ощущала дикую и явно болезненную тоску и тогда слышала те самые тихие стоны.

– Что это такое? Кто эти женщины? – наконец решившись, рассказала о своих новых видениях Богу Есислава.

Это произошло, как и понятно, на острове, где разбил приют для их любви Стынь… И где, несмотря на отсутствие какого-либо навеса, всегда царил полумрак и прохлада, будто солнечные лучи обходили его стороной, очерчивая тем самым едва зримую полусферу. Младший Димург, к собственной радости добившийся требуемой от него Отцом доверительности, возлежал на левом боку, подперев голову рукой, и нежно гладил перстами лицо лежащей подле него девушки, проводя по коже ее щечек, выпуклой спинке носа, аль алым устам. Услышав молвь юницы, он напряженно замер, перестав даже голубить ее кожу, остановив движение перста на верхней полноватой губе с четко прорезанными уголками, а после очень тихо ответил:

– Это женщины из твоего прошлого.

– Моего? – удивленно переспросила Есислава и Стынь медленно кивнул.

Когда девушка впервые рассказала о видениях ушедшего у манан, а Стынь передал Першему, последний не просто услышанному расстроился, он зримо испугался. И присутствующие на тот момент в зале Стынь и Круч это увидели. Старший Димург погодя сумел справиться с собственными чувствами и предал взгляду спокойствие, а толкованию властности, потому попросил сына быть более внимательным к тому, что рассказывает девочка и на вопросы ее отвечать предельно правдиво и четко.

– Разве такое может быть? – погодя вопросила Есинька и нежно улыбнулась золотому сиянию кожи Стыня, сызнова поглотившему все коричневу. – Ведь люди не могут вспоминать свои жизни. По верованиям дарицев душа человека многажды раз перерождается, однако он не может вспомнить события прошлых жизней.

– Потому как, – Димург на чуток задумался, стараясь подобрать правильность объяснений и нескрываемо тревожно, вероятно, также как давеча в зале слушая его, смотрел Перший, оглядел девушку.– Они те воспоминания… вроде как снимаются… смываются с души.

– В огненно-солнечной реке Смородине? – повторила юница слова из древнего предания дарицев.

– Ну, можно и так сказать, – глубокомысленно протянул Стынь, сейчас понимая, что сказывать ту самую правду не стоит.

– А я значит не душа, – чуть слышно продышала Есинька и сомкнула глаза, наслаждаясь теплом этого дня, легкими едва ощутимым касанием о тело любимого. – Я значит эта… как же они говорили… Ах, да, лучица… Внутри меня живет не душа, а лучица, потому я ощущаю эту раздвоенность, да?

Девушка смолкла, ожидая ответа от Бога, на слова, каковые она вельми хорошо разобрала, прозвучавшие из уст одной и второй женщины из видений. Впрочем, Стынь не ответил. Еси медленно отворила глаза и узрела в черных очах Зиждителя испуг… явственный, который точно блеснул крупными боками слез.

– Почему ты молчишь, Стынюшка? – нежно проронила юница, вкладывая в величания Бога всю свою человеческую чувственность.

– Ты чувствуешь раздвоенность… давно? – низким гласом поспрашал Димург и девушке показалось, дрогнул не только он, но и столь мужественные черты лица возлюбленного.

Стынь скоро перевел взор с лица девушки и взглянул на маленькую с ноготок голубую бабочку, нежданно возникшую над алым соцветием петушка, торопливо замахавшую своими махими крылышками. Он явно желал прощупать Еси, но так как это в категоричной форме запретил делать Отец, благоразумно погасил свое желание и перевел взгляд на порхающую бабочку, иль может божественной мощью его взора мгновенно вызванную. В этот раз, однако, не ответила Есислава, она почасту так делала… особенно если это касалось испытанного у манан, и также почасту переводила разговор в иное русло, оное интересовало лишь ее. Вот и сейчас, она, резко поднявшись, села и оглядела омывающую со всех сторон островок зеленую реку, вяло волокущую свои переполненные илом и потому такие тяжелые воды, с тем боясь потревожить общение двух находящихся на нем.

– Те женщины из видения, имена которых я не уловила, – молвила Есинька продолжая говорить о том, что тревожило ее. – Они называли меня по разному… лучица, госпожа, Владелина… Владелина… Я была в прошлой жизни ею… И если ты даже не ответишь Стынь, – дополнила свою речь девушка неотрывно уставившись на выскочившую из воды блеснувшую своей серебристой чешуей большущую рыбину. – Ничего не изменится. Я теперь уверена, что в прошлой жизни была этой Владелиной… Теперь понимаю, почему Боги ко мне приходят. Огнь, он наверно и есть Отец этой самой лучицы, моей души… естества.

– Нет не Огнь, – торопливо отозвался младший Димург, и также поднявшись с травы, покрывающей оземь на островке… мелкой, словно мурава. – Огнь предок твоей плоти… Лучица хоть и связана с ним, в целом, как и со всеми Богами, не является его порождением.

– Значит это Перший… Перший мой Отец, – чуть слышно дыхнула Есиславушка, и торопливо развернувшись к Стыню уткнулась лбом в его такую же темно-золотую грудь лишенную волосяного покрова, нежно туда поцеловав. – Перший мой Отец… так я чувствую… слышу… знаю. Ох! как я тому рада! – дополнила она много порывистей, так и не услышав ответа от Бога, каковой всего-навсе полюбовно прикоснулся губами к ее виску.

После этого разговора Стынь несколько дней к Еси не приходил, сославшись на свое отбытие в соседнюю систему, чем вельми ее расстроил. Впрочем, девушка понимала, что у Бога есть обязанности… Ведь она не знала, что каждый его шаг сейчас контролировался Першим. И старший Димург решил, что покамест надо им обоим воздержаться от встреч. Думая, что может так присутствие Стыня влияет на Крушеца. Предоставляя возможность человеческому, поколь… поколь более значимому взять власть над ними обоими.

Есислава, несомненно, расстроенная отсутствием любимого меж тем была счастлива подле Липоксай Ягы, человека которого всегда считала своим отцом. Вещун же чья жизнь теперь существовала только в дорогом чаде, старался всеми силами спасти ее зрение. Посему за более чем месяц пребывания обок него Есиньки обратился не только к кудесникам, но и к помощи местных темнокожих шаманов. Право молвить, знания которых были далеки даже от знаний дарицев, посему шаманы никак не могли поправить зрение девушки. Весь этот месяц, что был наполнен для юницы любовными и тайными… тайными даже для Липоксай Ягы, встречами со Стынем, старший жрец готовился к проведению обряда по наречению Есиславы своим преемником и наложению на нее не только статуса, но и обязанностей. Впрочем, девушка о том ни желала, ни говорить, ни даже слушать и всякий раз демонстративно разворачиваясь, уходила. Во-первых, теперь… после пережитого она не собиралась поддерживать верования дарицев, а во-вторых, уже имела любимого, и по той причине не хотела пользоваться положенным старшим жрецам послугами наложниц… а в ее случае наложников.

Спустя два дня, как произошел разговор на острове меж ней и Стынем, поутру Еси стало рвать. Не пришедшее в свое время очищение юница посчитала временной задержкой, но когда ее стало тошнить, а после и рвать, поняла, что она ждет ребенка… Ребенка от любимого Стынюшки… ребенка который нарушал все традиции дарицев и старших жрецов, к касте которых Есиславу относили.

В эти же дни из Галактики Крепь вернулся Асил и на очередной встрече с братьями, Перший рассказал о видениях девочки. Боги сидели в зале на маковке Димургов, в пухлых сизых облаках, в тон, похоже, плывущим мрачным кучным полотнищам в своде и той молви, что высказал зримо расстроенный старший Димург. Не менее озабоченным смотрелся Асил, потому как круговерть из-за коей его вызвал Усач, оказалась, на самом деле, лишь тонкой пылевой прорехой и могла быть заштопана им самим. Обаче, самим недовольным в зале был явственно Небо, который по началу долго искал щит, установленный Асилом над Еси, когда же, наконец, его нашли дзяды, выявилось, что Круч отдал девочку Стыню. А теперь еще получалось, что у лучицы и вовсе наблюдаются признаки болезни.

– Надобно Перший, – молвил Рас, стоило только смолкнуть старшему брату. – Изъять девочку на маковку и осмотреть… Несомненно, с лучицей, что-то происходит. И это не просто какая-то хворьба али отключение, как было в первой жизни. Это может оказаться более серьезным. Я выделяю свой голос на данное действо. Асил, ты, что о том думаешь?

– Если Отец считает это необходимым, – незамедлительно отозвался старший Атеф. – Конечно, мой голос – да!

И тотчас тягостно вздохнул… Асил был вельми удручен… У него последнее время все складывалось как-то не очень. Не только Усач, так несерьезно подвел его, этой несущественной прорехой. Не только Круч разрушил его замыслы, отдав девочку Стыню и днесь весьма недовольно уходил от Першего. Но теперь выяснялось, что проблемы у лучицы воочью начались с того момента, как она попала к мананам, а значит к нему. Асил, как и все Боги, нынче нуждался в поддержке… И ту поддержку мог оказать один Перший. Он мог и умел убедить, поддержать, но нынешнее его зримое расстройство, лишало сил и самого Асила, посему Бог не только мрачно смотрел на все, а деревце в его венце попеременно краснело, или вспять бледнело, но и тягостно дышал.

– Успокойся, мой милый, – умягчено произнес Перший, направляя ту молвь Атефу, и явственно ощущая его смурь. – Мы с тобой все обсудим, и осторожные действия Усача, и поведение Круча… Не надобно только так дышать и гневаться, меня сие вельми раздражает… По поводу лучицы, я уже сказал вам. Поколь нельзя девочку перемещать на маковку, абы данное действо может стать опасным. Видения… видения это просто ужасно, это точно болезнь, нарушение всего развития. Но мне непонятно одно, почему лучица не подаст зова… Может все же получился какой-то временный сбой, и вмале все пройдет. Ведь, ты, Небо, говорил, она сама обучалась… Похоже уже тогда, что-то случилось и Кали-Даруга того не определила.

– Все было выполнено, как велел Родитель, – задумчиво протянул страший Рас, и в голосе его прозвучало огорчение… Огорчение, досада, но всего-навсе на собственные поступки, которые могли принести урон лучице, кои, будто отозвались в поверхности его облачного кресла, где сизость цвета сменилась на свинцовость с белыми крупными чревоточинами.

– Я, малецык, тебя ни в чем не упрекаю… Уж если кого упрекать только меня, – протянул Перший и провел перстами по коже лица, с тем смахивая оттуда нежданно выплеснувшееся зримое расстройство. – Но думаю, что сейчас нельзя торопиться… Надо быть весьма осторожными, посему хочу, чтобы Стынь принес мне отображение девочки. И с ним я отбуду к Родителю… Уверен, Родитель сумеет нам посоветовать, как поступать с лучицей.

Есиньку рвало уже второе утро, а слабость и головокружение соседствовали весь день. Девушка старалась скрыть свое состояние, но Липоксай Ягы его почувствовал и повелел Житовабу осмотреть ее ясность, на что, как и понятно, от последней получил отказ… Отказ, который озадачил знахаря, однако еще больше Липоксай Ягы, вероятно, приметившего частое отлучение своей девочки куда-то… Куда-то без объяснений.

Одначе бес, прицепленный к старшему жрецу, немедля передал испытанные волнения уже выпущенному из каземата Мерику… А черт в свой черед доложил Господу Стыню… Стынь же, получивший указания от Отца на выполнение того самого отображения, не мешкая прибыл к Есиньке. Бог, в морг, выхватив девушку из сада, унес ее на остров. Очевидно мгновенность переноса, али то, что нынче Еси особенно тошнило, едва ноги ее коснулись поверхности земли, как она торопливо кинулась к воде и туго сотрясаясь, вырвала все, чего так долго удерживала в желудке.

– Ох, Стынь! – подымаясь с корточек, и утирая мокрые от воды губы ладонью, проронила юница. – Я беременна, понимаешь какой ужас.

– Ужас? – изумленно повторил младший Димург, и оглядел девушку, одним махом окинув с головы до ног. – Если ты считаешь это ужасом, я моя прелесть, могу избавить тебя от того… от ужаса.

– Ах! Да, нет! Я не о том, – девушка шагнула к Богу, и, приникнув к груди того, глубоко втянула его дух схожий с ночной прохладой. – Я о том, что теперь делать, – пояснила она.

– Ежели ты решишь оставить ребенка, – достаточно ровно отметил Стынь, правой рукой обхватив и прижав к себе хрупкое тельце юницы, тем словно заслоняя от замыслов Родителя. – Судя по всему, его будет надобно родить.

– Конечно, родить, тем более это твое дитя… Твое, мой любый Стынюшка, – спешно проронила Еси, вроде как даже испугавшись, что Бог прямо днесь, по ее столь неразумным словам, лишит того с кем она уже однозначно сроднилась. – Просто, как теперь быть с Липоксай Ягы?.. Как я ему скажу, что жду дитя… и от кого?

– Ежели ты страшишься того ему поведать, – тотчас молвил Димург, успокоительно поглаживая Есиньку по вьющимся рыжим волосам. – Я ему скажу. И, естественно, объясню, что это мое дитя. И, что это великий дар, ибо Боги вельми редко дарят людям от себя продолжение. И, да, моя радость не тревожься, малыш родится белым. Ну, быть может самую малость смугловатым. Он будет похож на тебя. – Стынь ухватил перстами подбородок юницы, и легохонько вздев ее голову, не скрывая испытываемой нежности к ней, добавил, – на тебя… моя Еси.