Кружева

– Спасибо милая, мне достаточно слова соседки, а она говорит о тебе только хорошее.

Выходя из подъезда, Люба увидела, как Лев Семёнович достал из салона машины пакет и пошёл ей навстречу. Проходя мимо, он буркнул:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте. – Ответила девушка. И неожиданно для себя окликнула мужчину – Лев Семёнович! – Он удивлённо остановился и посмотрел на Любу.

– Я хотела вам сказать, что вы замечательный сын. И ещё… я на вас нисколько не сержусь.

Лев Семёнович кивнул в замешательстве, а девушка направилась на трамвайную остановку. Она не видела, как мужчина тоскливо посмотрел ей вслед и тихо сказал:

– Жаль, очень жаль…

Пританцовывая, Люба шла по тротуару. После посещения этой чудесной квартиры, ей было так хорошо, что хотелось пуститься в пляс. Она думала об этой волшебной сказочной старушке. С какой любовью всё сделано в этих полных света комнатах! Как там чудесно, только Свет и Любовь!

Проезжавшая мимо иномарка притормозила. Из окна, улыбаясь, на неё смотрел очень симпатичный молодой мужчина и махал рукой, приглашая подвести. Девушка скорчила ему забавную гримасу и отрицательно покачала головой. Парень улыбнулся ещё шире, посигналил и уехал.

В трамвае сидячих мест не было, и она прошла на заднюю площадку. Встав у окна, Люба опять стала рассуждать о своей квартире. Она выбирала дом очень долго. Это был не серый заводской район, а достаточно новый, но уже обжитой, с деревьями и клумбами. К тому же, до дома родителей было всего три остановки езды на автобусе. Дополнительным плюсом, выбранной квартиры было то, что на работу она могла ходить пешком. Любе нравилась планировка своей квартиры. В комнате, которую она называла спальней, была большая лоджия. Вторая комната была названа залом для приёмов и имела большую площадь, чем первая. Девушка улыбнулась, представив этот зал; там не было ни обоев, ни линолеума, ни дверей, а проём закрывал полог из полиэтилена. Пока удалось сделать только отделку кухни и туалета с ванной. В спальне выровняли стены, и папа Витя купил и настелил линолеум. На лоджии и в коридоре отец раскидал куски линолеума, которые ему отдал кто-то из друзей. Из мебели на кухне были только шкаф, стол и два табурета. Ещё Любе удалось купить новый японский холодильник, которым девушка очень гордилась. На окно мама Зоинька сшила очень красивые шторки из тюля и ткани цвета морской волны. Девушка абсолютно спокойно относилась к спартанскому образу жизни, вся мебель в её спальне поначалу состояла из дивана и табурета. Для вещей папа сколотил конструкцию, похожую на те, которые стоят в магазинах одежды, и теперь у неё на плечиках висели не только платья, но и простыни, полотенца, наволочки. Рядом с этим сооружением стояло шикарное зеркало, которое дополняло ощущение магазина одежды. Зеркало было большое, в красивой белой оправе с позолотой. Это был подарок коллег по работе. Люба вспомнила своё новоселье, и непроизвольная улыбка заиграла у неё на губах.

Первые пару месяцев, после покупки квартиры, папа Витя и мама Зоя постоянно бегали к ней, пытаясь, навести хоть какой-то уют. Вернувшись с работы, Люба напоила родителей чаем и объявила, что завтра у неё состоится новоселье.

Папа с мамой опешили и спросили, куда же она собирается усаживать своих гостей? Девушка засмеялась и сказала, что праздник у неё будет в греческом стиле:

– Я им говорю, что у меня нет мебели, а народ требует новоселье. Вот постелю на пол эту клеёнчатую скатерть, а по краям накидаю одеял и подушек, будем на них возлежать, как греки на пирах. Сейчас сделаю пару салатов, купила две бутылки вина, фрукты… Обжираться вредно!

– И в какое время состоится это мероприятие? – поинтересовалась мама.

– После работы идём ко мне. Кто на выходном, тоже должны подтянуться.

Когда вечером Люба, вместе со своими гостями пришла домой, то остановилась от неожиданности. В спальне, рядом с диваном стоял новый стол, накрытый её скатертью. Стол был уставлен тарелками с бутербродами, мясными и рыбными нарезками, домашними солениями и прочими деликатесами. С кухни пахло чем-то вкусным. На двух табуретах лежала широкая доска, покрытая покрывалом. С торцов стола, красовались два новых стула.

– Похоже, вечеринка в греческом стиле отменяется! – Воскликнул санитар Игорёк – В русском стиле мне нравиться больше! Сколько жрачки! Ура!

Вспоминая об этом, девушка почувствовала, как в груди у неё потеплело. Милые родители, они не раз говорили, что уделяли ей мало внимания, и пытались теперь это компенсировать. Подходя к дому, девушка тихо сказала:

– Мой “Райский уголок”, ты ждёшь меня?

Свою квартиру, она называла про себя только “Райским уголком”. Закрывая глаза, девушка видела, как у неё всё тут будет. Какие будут висеть люстры, какую она купит мебель, какого цвета будут стены в комнатах и шкафчики на лоджии. Сегодня, после посещения квартиры Серафимы Матвеевны в её видениях вдруг добавились кружева. Люба уже собиралась спать, но вдруг вспомнила о чёрном платье. Стоя перед зеркалом, она не могла скрыть своего изумления. Из зеркала на неё смотрела девушка с подиума. Она собрала свою каштановую копну, подняла волосы наверх и заколола шпилькой. Маргарита Игоревна была права, платье ей очень шло. Любе показалось, что она стала похожа на кинозвезду.

– Ну ладно. – Подумала девушка, бросая платье в тазик. – Сполосну и повешу на плечики, может, будет повод надеть. Немного велико декольте и коротковато внизу, но оказывается я такая красивая…

Вся следующая неделя была очень загруженной. Лариса ушла в отгулы, Светочка ещё не вышла из отпуска, утром и вечером Люба бегала к Серафиме Матвеевне делать инъекции. Странно, но девушка совсем не чувствовала усталости, у неё как будто открылось второе дыхание. Сделав укол, Люба даже не хотела сразу уходить из этой светлой квартиры. По вечерам старушка рассказывала о своей жизни. Оказывается, маленькую Симочку вывезли из блокадного Ленинграда.

– Мне тогда было три года. – Вспоминала Серафима Матвеевна. – Но я хорошо помню, что нам всегда было страшно, гремели взрывы, и всегда хотелось кушать. Доктора говорили, что я потому и не выросла, что в детстве была голодная. Про родителей ничего не знаю. На бумажке, зашитой в пальто, было написано – Зуева Серафима Матвеевна – 3 года и всё. Уже работая на заводе, я пыталась найти кого-нибудь из родных, но безуспешно. Видимо все умерли…

В детском доме меня очень любила сестра-хозяйка тётя Клава. Женщина хотела забрать меня к себе, но ей не разрешили, потому что была больна и уже не молоденькая. Кстати тётя Клава и научила меня держать в руках крючок и спицы. В детском доме я была самая нарядная, она мне, то кофточку свяжет, то шляпку, то из своей старой юбки выкроит маленькую юбочку. В детском доме у всех одежда была одинаковая, но мне, почему- то разрешали надевать ту, которую для меня шила и вязала Тётя Клава. Я училась в седьмом классе, когда её не стало, для меня это было как будто, умерла мама. Свою родную мать, из Ленинграда, я не помнила.

В двадцать лет я вышла замуж, мы вместе работали на заводе. Федор работал в горячем цехе, а я в девятом станочницей. Жили мы с Федей хорошо, ссорились очень редко, но только с ребёночком ничего не получалось. Я долго ходила по врачам, обследовалась, сказали, что вроде бы мы с мужем здоровы, но деток нам Бог так и не дал.

Серафима Матвеевна замолчала. Люба увидела, как она устала.

– На сегодня – всё! – Остановила её девушка. – Сейчас измерим кровяное давление, и я ухожу, а вам пора спать.

По дороге домой Люба думала об этой маленькой бабулечке, которая имела очень слабое здоровье и при этом железную волю. Ни разу не пожаловалась, ни кого не ругает, работает столько, что молодые позавидуют. Она сама иногда ноет, правда, делает, это молча, но всё равно нужно прекращать.

Войдя домой, Люба громко сказала:

– Здравствуй, мой “Райский уголок”! И ей показалось, что в квартире стало больше света.

Утром, поставив укол Серафиме Матвеевне и осмотрев её, Люба отложила тонометр и покачала головой:

– У вас очень низкое давление и пульс слабенький. А давайте-ка я вам ещё один укольчик сделаю. – Девушка достала из сумки коробку с лекарством и отломила ампулу, не дожидаясь согласия старушки. Серафима Матвеевна замотала головой:

– Может пока не надо. – Сказала она.

– Это хорошее лекарство, вам будет лучше. – Настаивала Люба.

– Просто я вчера все деньги отдала Кларе. – Проговорили старушка, опустив глаза.

– Ни каких денег мне не нужно. – Улыбнулась девушка, набирая лекарство. – А кто такая Клара?

– Клара – это наша с Федей приёмная дочь. – Вздохнула Серафима Матвеевна.

Люба ввела лекарство и держала тампончик на месте укола, немного похлопав по руке:

– Я не знала, что у вас есть дочь. Вы скажите ей, пусть купит хорошую курагу. Вам было бы неплохо съедать каждый день по несколько штук.

– Хорошо, я скажу. – Тихо проговорила старушка, опустив глаза.

Первым кого увидела девушка, поднявшись в своё отделение, был Витёк из шестой палаты. Он как всегда скаламбурил по поводу её имени:

– Ура! К нам снизошла Любовь.

Мы долго ждали это чудо.

Больные чахли. Вдруг она,

Явилась к нам из ниоткуда… – продекламировал больной. Левую руку он выставил вперёд, а правую прижал к груди, в области сердца.

– Я тоже рада тебя видеть, Витёк. Как самочувствие? – Ласково спросила девушка.

Парень показал руку с оттопыренным вверх большим пальцем и сказал:

– Было великолепно, сейчас восхитительно, а вечером, наверное, будет вообще шикарно!

– Ну, вот и ладушки, скоро подойду, полежим под системкой. – Люба погладила парня по руке и пошла переодеваться.

У Виктора Дронова был врождённый порок сердца, осложненный тяжёлым заболеванием, перенесённым в детстве. Сейчас его готовили к третьей, очень серьёзной операции. Парня любили и персонал и больные за лёгкий характер, обычно его ласково называли Витьком. Еще его называли “Женихом”, так как парень симпатизировал Любе. Он не раз предлагал ей руку и сердце, в полушутливой форме, зная всю правду о своём здоровье.