Шут. Книга III

Шут. Книга III
Елена Андреевна Кочешкова

Вчера ты – нищий акробат, сегодня – дворянин и лучший друг короля, твоя прекрасная невеста ждет первенца, а жизнь наконец обрела равновесие и покой. Однако коварная судьба не дает передышек: грядет война, а старые враги опять готовы свести счеты. Но именно в этом вихре опасных событий раскроются многолетние тайны и бывший маленький шут узнает, кто он такой на самом деле.

Елена Кочешкова

Шут. Книга III

Часть первая. Интриги

1

– Да стой же ты спокойно, несносный мальчишка! – Госпожа Иголка сердито дернула его за пальцы и ловко расправила вдоль плеча кожаную мерку. – Что за репей тебе под хвост попал?

Шут порывисто вздохнул и переступил с ноги на ногу. Вовсе это был не репей, и не под хвост. Но не сообщать же каждому теперь, что этой ночью ему приснился совершенно чудесный говорящий сон. И вместо того, чтобы вытягиваться по стойке смирно перед мадам Сирень, Шуту больше всего хотелось бежать в цветочную лавку и скупать там подряд все букеты – от полевых ромашек до королевских роз.

– Патрик! Ну в чем дело?! – Портниха отложила в сторону свою измерительную ленту и посмотрела на Шута так, что и захочешь – не соврешь.

– Я… я расскажу, – он даже не пытался спрятать глупой улыбки. – Расскажу. Потом. Сейчас не могу. Мне… мне к Элее очень надо!

– Ох, Пат…

– Что – «ох»? – весело передразнил он мадам Сирень. – Как будто вы мерок моих не знаете! Да уже сто раз по ним шили!

– Сто, не сто, – усмехнулась швея, – а глаза меня не обманули. Ты подрос немного. И в плечах чуть пошире стал. Малость, конечно, а все ж на новые-то размеры костюм получше выйдет.

«Подрос? Вот так фокус!» – Шут мельком глянул на себя в большое зеркало, стоящее между полкой с отрезами ткани и большим цветком в кадушке. Отражение его было совсем обычным. Ну отросли волосы ниже лопаток, надо б их постричь давно уже… Ну лицо не такое круглощекое, как во время последней примерки… И глаза будто стали темней, а взгляд тверже. Но, что ни говори, а росту в нем если и прибавилось, то это только мадам Сирень и могла разглядеть.

«Кто б мог подумать», – удивился он и торопливо стал натягивать просторную белую рубашку из Руальдова гардероба. Его собственные почти все пожрала моль: некому было их перетряхивать да присыпать травами, которые гонят прочь всяких паразитов.

Цветочная лавка располагалась совсем недалеко от дворца. Шут даже дублет не стал застегивать – набросил как попало и быстро побежал через оживленные улочки Внутреннего Города.

Дыхание весны уже коснулось Золотой: воздух был наполнен запахами пробуждающейся влажной земли, теплыми ветрами с юга и птичьим щебетом.

Ворвавшись в лавку, Шут припечатал к столу большую серебряную монету.

– На все! – выдохнул он.

Перепуганный цветочник недоуменно посмотрел на монету, потом на всклокоченного дикоглазого посетителя с шальной улыбкой на лице.

– Чего это вы, господин Патрик, с утра носитесь, точно вас бешеный пес покусал? Кто же так шумит спозаранку? Вон дверь мне едва не разбили. – Все-то он преувеличивал, этот зануда. Дверь у лавочника, хоть и с окошком узорчатым, а покрепче иных ворот. – Каких цветочков изволите? В букетах, в вазах? По сколько штук?

Шут растерялся. Прежде он никогда не делал таких покупок. Если надо было произвести впечатление на дам, обрывал розы прямо с куста в саду. Лавочник поглядел на гостя и усмехнулся: все понял без слов. Выкрикнул двух своих подмастерьев и что-то им быстро растолковал.

– Куда доставить-то? – спросил, уже снуя между вазами и выбирая один цветок за другим.

– Доставить… я думал сам отвезти. – Шут вовсе не хотел лишний раз давать пищу для дворцовых слухов. А если ученики цветочника побывают в новом доме бывшей королевы, то пересудов уж точно не миновать.

– Сами! – воскликнул лавочник изумленно и словно бы даже сердито. – Да на эти деньги знаете, сколько выйдет? Только вдвоем и управиться!

Мгновение Шут колебался, потом махнул рукой и быстро объяснил, как добраться. А к словам своим добавил еще одну серебряную монетку поменьше.

– Узнаю, что разболтали, – сказал он с самым серьезным видом, – пришлю к вам моего шамана. Он-то лишних слов не любит… – Шутил, конечно, но искренне надеялся, что получилось достаточно внушительно.

Кайзу при дворе побаивались. Какие только слухи о нем не гуляли! Поговаривали даже, будто чужеземный колдун может убить одним взглядом. Или одним словом лишить мужской силы. Друзья смеялись над этим меж собой, но разубеждать никого не торопились.

Решив дела с цветами, Шут ненадолго вернулся в свою комнату во дворце. Он хотел, чтобы букеты к его приезду уже были на месте, и потому позволил себе недолго поболтаться на перекладине.

Теперь ему редко удавалось доставить себе такое удовольствие.

Элея наверняка ждала его, сидя у окна: когда Шут подъехал на своем новом жеребце, она уже стояла в дверях, светясь от радости.

– Патрик, это все ты? – она обвела рукой гостиную, заставленную цветами. Воздух был наполнен нежным ароматом сотен роз. Шут кивнул, улыбаясь, и заключил ее в свои объятия.

– Ты почему молчала?

– Молчала? – Элея удивленно приподняла брови. – О чем?

«А вдруг я ошибся?» – внезапный страх молнией обжег нутро, но в следующий миг Шут просто открыл глаза по-другому и уже наяву увидел то, что узнал ночью. Вернув себя в привычный мир, он заулыбался еще шире.

– Об этом, – его ладонь бережно накрыла живот Элеи, а губы сами собой отыскали любимую ямку на шее. – Об этом…

Она замерла на мгновение и вдруг обняла его порывисто, жарко.

– Патрик… мой Патрик… Я боялась. Боялась сглазить…

– Глупенькая.

Шут целовал ее, уже не пытаясь остановиться. Но прежде, чем он успел зайти слишком далеко, Элея сочла, что пора несколько сбить высокую торжественность минуты. Немного отстранилась и, лукаво улыбаясь, вздохнула:

– Ради всех богов, выброси уже это несносное тряпье! – Она со смехом потянула за воротник Шутова дублета. Он так и носил этот костюм из Брингалина, пропитанный кровью и потом, повидавший долгие дороги через степь. Шуту казалось, что некогда синяя, но давно потемневшая ткань хранит силу тех земель, тех испытаний, которые выпали на долю путников.

Два дня после этого он не ходил – летал. Не понимая, в чем дело, придворные удивленно перешептывались у него за спиной, множа домыслы и предположения. Наверное, кто-то даже и угадал. Шуту было все равно. Он почти не общался с обитателями Чертога и, если б не Руальд, вовсе не казал бы носу во дворец. Как Элея, которая наотрез отказалась даже на одну ночь остаться в этом муравейнике.

Уже больше недели они жили в небольшом, но очень славном особняке на окраине города. Совсем на окраине. Там, куда возницы только за двойную плату соглашаются ехать, потому что в обратный путь все равно желающих не найдется. Но Шуту возница был не нужен: у него теперь имелся свой конь – пепельно-серый жеребец, не особенно породистый, зато с добрым характером и длинной черной гривой, которая во время быстрой скачки больно могла хлестнуть по лицу. Шут не велел ее остригать: ему казалось, коню это не понравится… Элея на такие его домыслы только улыбалась. Сама она вовсе не хотела никуда выбираться, часами могла сидеть у камина и возиться с нитками. Шута это удивляло: прежде королева была глубоко равнодушна к рукоделию. Впрочем, теперь-то он знал, откуда взялась эта задумчивость и склонность к созерцательным неспешным делам.

А мог бы и раньше почувствовать, дурень слепоглазый.

Мысли о чуде, что поселилось у Элеи под сердцем, наполняли Шута невыразимым теплым счастьем. Никогда прежде ему не доводилось испытывать подобных чувств.

«Он будет мой… по-настоящему мой. И никто не отнимет его у нас».

Шут не знал, кого ждет Элея, но почему-то был уверен, что у нее родится именно мальчик.

А на третий день счастье закончилось. Как всегда, неожиданно.

Он просто шел к мадам Сирень по дворцовым переходам, весело насвистывая мелодию, которую услышал во сне. А потом вдруг замер, будто его чугунной сковородой по макушке огрели. Пошатнулся и как стоял, так и сел посредь коридора. Голова кружилась до тошноты, а плечо вспыхнуло яростной болью. Шут рывком задрал свободный кружевной рукав и с тоской уставился на ящерицу, темные узоры которой налились кровью и пульсировали в такт ударам сердца.

«Опять… – Он с ненавистью стиснул зубы, стараясь не закричать от боли, которая закручивалась все сильней. – Что же это… Неужели теперь всегда… так будет?»