Шут. Книга II

Однако теперь он понял, что двигало теми людьми, которые отказывались от жизни.

Пустота.

Темная пустота величиной с бездну. Она поглотила его целиком, не оставив и крошечной лазейки, куда могло бы заглянуть солнце. Шут просто не понимал, зачем ему дальше жить. Он всего лишился – своего короля и места в жизни, своей Силы и даже сына. А главное – стал настоящим убийцей… Нар умерла из-за него.

Шут больше не верил, что тучи разойдутся и боги подарят ему новый смысл существования.

Ваэлья все это видела, конечно, и без устали взывала к его осознанности, напоминая, что уныние есть погибель для души. Притом погибель, не достойная мага. В перерывах между вливаниями в своего ученика супов и отваров она постоянно пыталась отвлечь его от тягостных мыслей. А на замечание об утрате Силы лишь пожала плечами и сказала, мол, это вполне закономерно, переживать не о чем – все вернется, когда окрепнет само тело.

Да он, впрочем, и не переживал. Это было так мелко по сравнению со смертью Нар и пропажей мальчика… Мысли о том, что он оказался причиной гибели их обоих, стали для Шута его кошмаром, его плахой, на которую он поднимался каждый день, стоило лишь проснуться и открыть глаза. Отвлекающие маневры Ваэльи, ее настойчивые попытки занять Шутов ум неизменными упражнениями для сосредоточения позволяли забыться на время, но это было подобно попытке удержаться на поверхности болота – только непрерывное движение позволяло избежать стремительного ухода в трясину. Стоило лишь на миг остановиться, задуматься – и конец…

Единственным, от чего удивительным образом становилось легче, стали мысли о его спасительнице. Только вот за целую неделю Элея так и не нашла больше времени заглянуть к Ваэлье и порадовать Шута своей улыбкой, похожей на прикосновение солнечного света. Конечно, она ведь не знала, что ее прихода он ждал, как засыхающее дерево ждет ливня.

Утро было хуже всего. Ночь приносила забвение, если только его не нарушали кошмары. Но они, хоть и ужасные, случались не всегда. А вот утра наступали каждый день, заставляя Шута вновь и вновь возвращаться в реальный мир, где его ждали болото и персональная плаха. А телесная немощь добавляла этой картине мрачных красок. У Шута не доставало сил даже подняться с кровати, и он сгорал от стыда, когда приходилось дергать колокольчик для вызова горничной или, отводя глаза в сторону, звать Пера – пожилого, но все еще крепкого слугу, который у Ваэльи не только выполнял обязанности кучера, но и делал по дому разную мужскую работу. В том числе этому доброму человеку приходилось таскать Шута в уборную, благо та была недалеко…

Наверное, именно поэтому, не в силах больше терпеть унижение и стыд, на четвертый день Шут попробовал встать. Кончилось это тем, что он с грохотом брякнулся об пол, не сделав и пары шагов. На шум, разумеется, прибежала матушка Кера и, причитая, позвала хозяйку. В результате, как будто ему было мало ущемленной гордости и отбитых коленей, пришлось еще выслушивать сердитые наставления: Ваэлья взяла с Шута честное-расчестное слово «не вылезать из постели, пока она сама не разрешит, и ничего страшного, Пер уж как-нибудь не надорвется».

О том, что случилось у заброшенного храма, ведунья не спрашивала. А сам он не имел достаточно решимости рассказать ей о событиях, ставших причиной гибели Нар, пропажи ее сына и его собственной странной «болезни». Ему казалось, стоит лишь начать говорить – и от падения в бездну не спасет уже ничего… ни мысли о королеве, ни мудрые слова наставницы.

И Шут молчал. Лежал, часами глядя в потолок и почти неосознанно пытаясь заново овладеть своим телом. Нет, жить-то он, конечно, не особо хотел, но оставаться беспомощной обузой считал и вовсе немыслимым. А чего же он хотел? Найти сына? Вернуть Силу и стать настоящим магом? Возвратиться к Руальду, вымолить у него прощение за все и, как прежде, быть придворным дураком? Шут снова и снова думал о том, ради чего пришел в этот мир. Какую цель назначили ему боги при рождении и отчего не забрали к себе, но руками Элеи вернули обратно?

Ведь не просто же так?

Чем больше он размышлял, тем сильней проникался убеждением, что бессмысленная его жизнь, похоже, имеет какое-то значение, скрытое от него самого. Но какое? Уж наверное не ублажение господ глупыми шутками. Да пусть даже и умными… Шутом может быть кто угодно, и господину Патрику просто повезло оказаться при дворе в Золотой Гавани. Может, права была Ваэлья, когда говорила, что ему дано больше, чем другим. Может, права была Нар, когда уверяла Шута, что он должен следовать своей судьбе мага? И, может, именно эта судьба приведет его к решению загадки?

«Но ведь я не маг, – тут же начинал спорить сам с собой Шут. – Ну какой я маг? Это ведь смешно… Во всех сказаниях маги были вершителями судеб, они решали, каким путем должен двигаться мир. У них были цели. Было понимание. А я?.. Я даже за себя-то никогда толком решить не мог. Разве есть у меня право брать ответственность за других? Разве могу я перестать быть шутом? Разрисованным дураком?»

Еще живя в лесу, Шут понял, что совсем не знает жизни. Весь мир его много лет оставался ограничен дворцовыми стенами, которые давали и защиту, и пропитание. А за их пределами… кем он был без своих бубенцов? Как сложилась бы судьба монастырского найденыша, выживи он тогда в свои пятнадцать, но не окажись под сенью Солнечного Чертога? Что сделал бы мир с мальчишкой, который шарахается от оружия и не умеет драться? Который не может постоять не только за себя, но даже и за свою возлюбленную, случись такая в его жизни. Да что там возлюбленную – просто любую женщину, которую обидели бы на его глазах.

Почему-то представилась Элея… Ярко вспомнилась ночь их побега. Эта беспомощность… ничуть не лучшая теперешней, порожденной недугом.

И стало Шуту так беспокойно, так щемяще-тревожно от этой мысли, что он ужом завертелся на своей опостылевшей перине, а потом не выдержал – отбросив одеяло, решительно сел и поставил ноги на пол.

Из щели под дверью тянуло холодом, и пальцы тут же замерзли. Шут поморщился и, поджав их пару раз, осторожно перенес вес тела на обе стопы. На сей раз он не спешил. Глупо падать больше не было охоты.

«И кто бы мог представить, что мне надо будет заново учиться ходить. Думать, как это делается…»

Ему действительно приходилось осмыслять всякое движение, всякое напряжение мышц. Зато через несколько минут Шут стоял. Стоял спокойно и прямо, не колыхаясь из стороны в сторону, точно былинка на ветру. Для этого пришлось собрать все свое сосредоточение в узел и не думать больше ни о чем.

И прекрасно.

Он медленно поднял руки, разведя их в стороны, точно крылья. Шут слушал свое тело. Каждую его частичку. Каждую мышцу, связку, сухожилие… Он заново возвращал себе себя. И знал, что вернуть тело – не самое сложное. Гораздо трудней будет собрать воедино душу, искалеченную убийством Нар, насилием людей в масках и почти двумя месяцами блуждания по бесконечным лестницам и лабиринтам того мира, куда забросила его чужая сила.

Но тело было первично. Для начала следовало восстановить именно его.

3

– Мне кажется, дружочек, ты наконец принял для себя какое-то решение, верно? – спросила Ваэлья на следующий день. Рано утром она, постучав, заглянула к Шуту и теперь смотрела на него внимательно, крутя в руках пучок какой-то травы.

Шут кивнул. Он сидел, прислонясь спиной к высокой подушке, и мог видеть, как могучие порывы ветра клонят из стороны в сторону ветви липовых деревьев за окном.

– Выбрал жить, если я не ошибаюсь… – ведунья смотрела серьезно. Очень серьезно.

– Да… – он вздохнул, отбросил с лица непослушную прядь, мимолетно подумав, что надо бы попросить ленту для волос. – Только вот… не знаю я, матушка, как жить с этим всем.

И, обхватив голову руками, он выпустил свою боль наружу. Рассказал все. Начиная с того, как много значила для него странная дикоглазая колдунья Нар, и заканчивая ее смертью, не поддающейся никакому пониманию. Никакому для него прощению.

– Патрик, милый, но разве же это твоя вина?! – Ваэлья, до той поры тихо сидевшая на краю его постели, даже вскочила со своего места. – Мальчик мой дорогой, ты разве не понял, что она сама накликала на себя беду? Эта твоя маленькая ведьма… прости, но она была глупая. Верней… неопытная. Она дважды подписала себе смертный приговор. Первый раз – когда закрепила заклятье Руальда на свою жизнь. А второй – когда позволила тебе вернуть магическую силу.

– Как это – на свою жизнь? – Шут удивленно уставился на Ваэлью. Нет, он не надеялся найти себе оправдание, но и просто понять, что случилось на самом деле, было для него очень важно.

– А то и значит… – Наставница со вздохом села обратно на кровать. – Эта степнячка рискнула всем. Накладывая чары на Руальда, она взяла за основу собственную жизненную силу. Заклятье нельзя было разрушить иначе как через ее смерть. Именно поэтому королева Нар получила такую власть над своим мужем. Именно поэтому конец ее был предначертан в тот миг, когда она открыла тебя твоему дару. Она сама обрекла себя на гибель.

– Если бы только я знал… – Он зажмурился, пытаясь понять, как совсем иначе могли бы сложиться их судьбы. Но вместо этого снова увидел окровавленные камни и тонкую, почти детскую ладошку, выскальзывающую из его рук.

– И что тогда? – наставница, почуяв неладное, крепко ухватила его за запястья и вернула в реальность. – Ты смотрел бы, как твой король медленно сходит с ума? Как власть прибирает к рукам чужеземная ведьма?

– Не знаю… – Шут качнул головой. Он все еще пытался представить себе, как жил бы сейчас, кабы догадался заранее об истинной сущности Руальдова заклятья. – Быть может, нашел бы способ помочь ей снять свое колдовство. Она ведь и сама уже была ему не рада.

Ведунья лишь усмехнулась горько.

– Полагаешь, эта строптивая девочка стала бы тебя слушать? И ей хватило бы опыта исправить содеянное? Пусть даже с твоей помощью? Патрик… время не воротишь вспять. И что было – то было. Ничего нельзя изменить. Глупо занимать свой ум мыслями о несбыточном. Что толку от твоих терзаний? Разве они что-то исправят? Сделают мир лучше?

Шут пожал плечами и вздохнул.

– Я не могу, матушка. Просто не могу простить себе этого… как бы мудро ни звучали ваши слова. Простите.

Он отвел глаза в сторону и, отгоняя страшные видения того дня, стал пристально разглядывать одинокий сухой лист на голой ветке за окном. А потом тряхнул головой и решительно взглянул на наставницу.

– Вы не думайте, я все понимаю. Конечно, слезы лить толку нет. Но я… я сделаю все, чтобы теперь исправить хоть что-то.

Ваэлья кивнула, будто заранее ждала этих слов.

– Ребенок? Полагаешь, он жив, верно?

– Я надеюсь…

Ведунья помолчала несколько мгновений, а потом промолвила негромко.

– Значит, хочешь искать его… Но как, Патрик?

Он и сам не знал. Однако лелеял надежду, что, вернув силы своему телу, а постепенно и духу, вновь обретя Силу, сумеет почувствовать, где находится его сын.

Нет. Не так.

Не его.

Нельзя больше считать мальчика своим. Даже в мыслях. Это сын Руальда. Наследник Крылатого Трона.