Пропавший сын

Захотелось разрыдаться. Контрольной теперь не существовало. Включила свет и ужаснулась. Вся куртка в грязи и шапка тоже. А до завтра ничего не высохнет. Значит, идти мне в школу не в чем. Эту курточку я купила в комиссионке. Другой одежды не было. Я жила одна. Бабушка скончалась полгода назад. Мне уже было на тот момент восемнадцать. Мама жила в столице. Она уехала на заработки, когда мне был пять, и с тех пор я редко её видела. Отец давно спился и умер. Я осталась жить в нашей маленькой девушке. Училась тогда в одиннадцатом классе. В школу из-за частых болезней меня отдали на год позже, чем сверстников. Так и получилось, что я оканчивала одиннадцатый класс уже совершеннолетней. Собиралась поступать на учительницу русского и литературы.

На следующий день я никуда не пошла. С трудом постирала куртку, и теперь она сушилась на балконе. Мне казалось, что она всё равно осталась грязной. Из окна видела, как Вадим чистит снег у подъезда, а потом смахивает его со своей машины. Один раз он, словно почувствовав мой взгляд, посмотрел вверх. Я вздрогнула, отпрянула от окна. Щёки сразу заалели. Наверное, заметил меня!

Вадим был очень симпатичным. Высокий и широкоплечий, кареглазый, с красивым голосом. От него пахло мужским парфюмом. Я всегда пробегала мимо, пряча глаза и едва слышно здороваясь. Потому что жутко смущалась. Мы оба жили в этом подъезде с рождения. И я его помню, когда ему было лет пятнадцать. А мне десять. Он совсем не обращал на меня внимания. Проходил, даже не поздоровавшись, будто не замечает. Но пару лет назад всё изменилось. Я шла со школы, а он мыл машину. Одетый в джинсы и футболку, он казался мне очень красивым и накачанным.

– Привет, Алевтина.

Он знает моё имя? Я даже застыла на секунду. Обычно его все как-нибудь коверкали. Или просто забывали.

– Здравствуйте.

Он засмеялся.

– Что ещё за «здравствуйте»? Я вроде не такой уж старый. Говори мне привет.

– Хорошо, привет, – еле заставила себя это сказать и чуть не прикусила язык.

Потом всё понеслось, словно на карусели. Меня закружил мой первый настоящий роман! Вадим дарил мне цветы, приглашал в кино и кафе. Мы гуляли с ним вечерами по городу и разговаривали. И целовались, конечно.

За меня никто никогда в жизни не заступался. Только он. Поэтому Вадим виделся мне этаким благородным рыцарем. Первое время я его в буквальном смысле боготворила. Тогда я и подумать не могла, что мужчина, который станет моим супругом, склонен к подавлению, будет контролировать меня, а потом и вовсе предаст.

Предложение он мне сделал через полгода после окончания мною школы. Я очень хотела ребёнка от Вадима, но, увы, такая желанная беременность прервалась выкидышем. Всего через пару месяцев случилась внематочная, а ещё через три месяца – замершая беременность. Я долго не могла восстановиться. Цикл вернулся только через полгода, и потом месячные стали не регулярными. Я сначала не принимала это всерьёз, надеялась, что со временем всё нормализуется. Пока меня не увезли в больницу на скорой с угрозой маточного кровотечения. Тогда от врачей я узнала, самое страшное – это именно оно, маточное кровотечение. Женщина очень быстро истекает кровью. А я-то думала, что у меня просто эндометриоз.

Дело в том, что после замершей прошло уже полгода, а нормальные месячные у меня были всего два раза. Насторожило то, что вдруг ни с того ни с сего начало тянуть низ живота и бельё иногда пачкалось. Я думала, это всё ещё нарушение после выскабливания. Но однажды утром подняла сумки с продуктами и резко почувствовала, как внутри что-то рвануло. Мужу не сказала. К ночи немного поднялась температура, и я позвонила подруге Люде.

– Звони в скорую! – сразу заявила та. – Не жди, когда откроется кровотечение. Конечно, хорошо если эндометриоз, но и тут температура не о чём хорошем не говорит… Звони. Кровотечения в гинекологии – это неотложные состояния. Не шути с этим, а то если откроется, то время будет играть не в твою пользу.

Каюсь, сглупила, в скорую позвонила только утром, когда Вадик ушёл на работу. И не смогла встать. Врачи несли меня на носилках. Чуть на тот свет не отправилась от потери крови. Вадим потом ругался, что я ему ничего не говорила и тянула с обращением к доктору. А я просто боялась опять попасть в больницу и узнать о новых проблемах.

Я никогда не признавалась в этом Вадиму, но после череды неудачных беременностей меня всё чаще посещала мысль, а вдруг со мной и правда что-то не так? Особенно остро я чувствовала свою женскую несостоятельность, когда кто-нибудь с улыбкой спрашивал: «Когда уже родите малыша?» или «Вы что, не хотите деток?» В такие моменты я ненавидела всех вокруг, включая себя и Вадима, но при этом вынуждена была отшучиваться или вежливо отвечать на вопрос. Говорила, что пока не планируем, может попозже. Не рассказывать же, сколько кругов ада я прошла, как выла от отчаяния на полу в ванной. Для меня тема беременности стала тогда очень интимной и болезненной. Я чувствовала себя уязвимой и беззащитной перед теми, кто так любит лезть с расспросами и советами в чужую душу и постель. Не знаю, что чувствовал муж, когда я теряла наших детей. Он не говорил мне об этом, предпочитая замкнуться в себе. Мне же ничего не оставалось, как пережить свою потерю в одиночестве.

Моей лучшей подруге Людмиле Вадик никогда не нравился. С самого начала наших отношений она его невзлюбила. В том, что я попала в больницу в тяжёлом состоянии, она винила его.

– Ох уж эти современные мужчины, – вздыхала Люда. – Вести себя по-мужски не хотят, но считаться настоящими мужчинами хотят. Какие там цветы, сюрпризы, подарки, ты что, меркантильная баба, ишь чего удумала! Но при этом уважать его должна, в глаза с благоговением заглядывать, восхищаться, и чтоб слово его закон, и чтоб дома идеальная чистота, и горячий ужин чтоб после работы. А в трудной ситуации вон, не на кого положиться.

Я с ней спорила и совершенно не винила Вадика в случившемся со мной. С ребёнком мы решили повременить. Я посвятила себя учёбе и, наконец, окончила университет. Поэтому Димка родился только через шесть лет после свадьбы. Когда в три года сыну диагностировали задержку речи, мама и многие знакомые стали говорить мне, что мужчины часто уходят из семей с больными детьми. А я уверяла всех, что Вадим не такой. А Дима здоров.

Глава 2 Алевтина

На следующий день у Димки были занятия с нейропсихологом. Пропустить их я не могла себе позволить. Сыну они шли на пользу. И за них уже была уплачено весьма серьёзная для меня сумма. Поэтому я держалась, чтобы не расплакаться. На автомате забрала ребёнка от бабушки, и мы поехали к доктору. Вернулись уже затемно. Когда двери лифта открылись, я едва не вскрикнула от неожиданности. На площадке между нашей и соседской дверями стоял гроб. Бархатный, красный, с ужасными чёрными рюшами. Меня чуть не парализовало на месте. Я тут же нажала кнопку лифта, запихнула в него сына и быстро вывела его из подъезда.

На улице немного пришла в себя. Стала думать. Наши соседи среднего возраста, я их обоих видела утром. Соседи напротив тоже накануне здоровались. Бабушки в подъезде не живут.

Муж приехал через час. Всё это время мы с Димкой гуляли во дворе. Мне было не до выяснений отношений, настолько я была напугана этой ситуацией с гробом.

Вместе с Вадиком поднялись домой. Он поспрашивал у соседей, но все тоже пребывали в шоке. В конце концов, он отнёс этот ужас на помойку. А я долго не могла успокоиться. Было страшно и неприятно. Что это? Чья-то месть? Чёрная магия?

Димка на гроб никак не отреагировал. Дети в его возрасте ещё не осознают предназначение этих атрибутов и не знают страха смерти.

Так вымоталась, что рано заснула, и с мужем снова не поговорила. На самом деле я просто боялась начинать этот разговор. Потому что сказать ему, что я всё знаю, означало, что дальше нужно что-то менять. Стоит мне заговорить, и наша жизнь уже никогда не станет прежней. Я отодвигала этот момент, как могла. Пряталась от собственных мыслей. Убеждала себя, что мне показалось, что обозналась. Жалкая трусиха. Я не могла обознаться и перепутать собственного мужа, с которым прожила десять лет, с каким-то другим мужчиной. Да и машину нашу перепутать не могла.

Утром отвела сына на занятия в детский центр и пошла по магазинам. Домой вернулась ближе к полудню и обнаружила между дверьми венок из искусственных цветов с чёрной лентой. Пнула его ногой, и он полетел вниз по лестнице. У меня случилась настоящая истерика. Что это, кто это, зачем? Что делать? Что ещё может случиться? Не выдержала, и позвонила Вадиму. Но он сказал, что не может приехать сейчас и был крайне спокоен.

Прошлась по соседям. Ни у кого никто не умер. Один из парней этажом выше предположил, что это коллекторы резвятся.

– Вы никому ничего не должны? В моём родном городе так коллекторы отжигали, – заметил молодой человек, когда услышал про гроб и венок.

– У нас нет непогашенных кредитов или долгов, поэтому это не могут быть коллекторы, – уверенно заявила я.

Но тогда я ещё не знала, что должна…

После венка сомнений не осталось, что это намеренные действия. Только чьи и зачем?! Похоронная атрибутика дорогая. Никто не будет кидать её под чужой дверью. За что нам мстить? У нас нормальная, адекватная, спокойная семья.

В приметы и магию я не верила. Явно есть какое-то логическое объяснение. Не думаю, что кто-то готов выкинуть пару десятков тысяч, только чтобы вас напугать.

Когда шок немного улёгся, я вспомнила, что до этого происшествия, несколько дней кто-то звонил на городской телефон и молчал. Потом ещё ночью часа в четыре звонили в дверь. Очень неприятный осадок от всего этого…

Я решила, что нужно сообщить участковому. У меня имелись фото и видео-доказательства, а также свидетельства соседей. Даже мысленно сформулировала обвинение: «хулиганские действия и психологический террор, направленные на семью с маленьким ребёнком».

Поругались мы тем же вечером. И начал ссору муж. Причём поводом стал этот проклятый гроб.

– Это, наверное, кто-нибудь из твоих родственников опять накосячил, – обронил он.

Я застыла, не веря своим ушам. Для меня тема семьи всегда была табу. Я не обсуждала с ним поступки и характер его матери, чересчур легкомысленный образ жизни его сестры или денежные махинации его отца. Он же нередко упрекал меня в том, что мой отец выпивал, мать сбросила меня на бабушку и жила отдельно, а двоюродный брат под следствием. Словно этим я его позорю.

– Причём тут моя семья? – стараясь говорить спокойно, спросила я.

– Как причём? Может это твоего родственничка братки разыскивают и решили тебя припугнуть?

– Глупость какая-то, Вадик. Мой брат находится в другом городе. Если кто и хотел нас достать таким способом, то это могут быть враги твоего отца. Никому он денег не должен?

Впервые я сказала вслух то, что думаю. Я всегда осуждала тёмные делишки свёкра, но поскольку меня они не касались, молчала об этом.

– Так, ты папу не смей в это вмешивать! – угрожающе проговорил Вадим. – Благодаря ему мы тут живём, а не в нашем Задрыпанске. Не забывай, из какой грязи он тебя вытащил.

Вот этот упрёк было невыносимо слышать! Можно подумать, я до встречи с Вадимом влачила жалкое существование, а он передо мной весь мир открыл. Будто я без него никто! Это было совершенно не так! Он попросту обесценивание все мои достижения. То, что в последнее время я не могу полноценно работать и сижу с Димкой дома – не моя вина, и он об этом знает! От этого стало ещё обиднее. Вадим намеренно бил туда, где больно.

– Как ты можешь так говорить! – воскликнула я.

Но Вадик бросил мне пренебрежительно «успокойся!», и я ощутила себя совершенной истеричкой. Выглядело, будто он такой спокойный, хладнокровный, рациональный, а я тут всё порчу и веду себя неадекватно. Унизительное ощущение. Он ни во что не ставил мои чувства, моё право их испытывать и высказывать.

– Лучше б сыном занималась, – процедил Вадим сквозь зубы.

После этих его слов стало особенно больно. Они стали для меня плевком в душу, скальпелем, который вонзили в сердце и провернули. Он перечеркнул ими всё, что я кропотливо выстраивала все прошедшие годы. Теперь я была практически уверена, что он меня никогда не любил. Я никогда не была для него по-настоящему важна и ценна.

– Я знаю, что у тебя кто-то есть. Вот к ней и проваливай! – выпрыснула эту фразу из себя, словно укол с ядом.

И стало немного легче. Главное уже было сказано. Теперь он в курсе, что я всё знаю.