Тайны Оленьего парка

– Восемнадцать, – и добавила после небольшой паузы: – Скоро девятнадцать исполнится.

Хотя, как скоро? – мысленно спохватилась девушка. День рождения у неё в ноябре. А тут, судя по всему, разгар лета.

– И вы не замужем? – мадам Помпадур изящно подняла бровь.

– Я бесприданница. Замужество мне не светит, – голос Катерины дрогнул.

Ей казалось, что эта красавица в момент её раскусит и выдворит прочь. Ведь маркизе, в сущности, не составило бы труда навести о ней справки, и выяснить, что такого человека вообще не существует.

Вопросы о замужестве наталкивали на нехорошие мысли. Неужели, всё-таки, правда, что это гарем короля? Зачем маркиза интересуется наличием мужа? Рассматривает её в качестве одной из подстилок для своего бывшего любовника?

– Тем лучше для вас, – заметила мадам Помпадур. – Вы пока не представляете, сколько проблем от этих мужчин.

Катя подняла глаза и обнаружила, что маркиза шутит. Во всяком случае, она улыбалась. Девушка боялась ошибиться, но казалось, что она вызвала у Жанны-Антуанетты симпатию.

– Мне говорили, что вы потеряли память, – заметила фаворитка.

– Да, ваше сиятельство, я не помню некоторые моменты. Как сюда попала, например. Но надеюсь, что память вскоре вернётся. Ещё недавно я не помнила, кто я.

– Что вы умеете делать? – перешла непосредственно к собеседованию Жанна-Антуанетта.

Катя замешкалась с ответом, сбитая с толку вопросом о потере памяти.

– Много чего. Вообще я быстро учусь.

Такой ответ, кажется, насмешил Помпадур. Он действительно звучал по-детски.

– Умею с лошадьми управляться. Тут же есть лошади? – вдруг выпалила девушка и осеклась под удивлённым взглядом голубых очей.

– Нам не нужен конюх. Но где вы научились ухаживать за лошадьми?

– Ааа… Отец был конюхом. И меня научил.

Одна ложь наслаивалась на другую. Только бы не забыть, чего наврала.

– А кто ваша матушка?

Катя отчеканила, как на экзамене:

– Матушку свою я не знаю. Она сбежала, когда мне было два года.

Мысленно искренне попросила прощения у мамы, а заодно и у папы, которого сделала конюхом.

Катерине в диковинку было видеть столь естественную в любом своём проявлении женщину. Да, Жанна-Антуанетта была напудрена, нарумянена. Глаза и губы её были подкрашены. Но в сравнении с тем, как выглядели представительницы прекрасного пола в двадцать первом веке, это просто детский лепет.

Катя с интересом за ней наблюдала. Это первая дама из высшего света, которую она видела. Не только в восемнадцатом веке, а вообще.

К слову, сама Катерина немного улучшала свою и без того прелестную внешность. В рамках разумного. А именно делала модный нынче перманентный татуаж бровей. А ещё удаляла нежелательные волосы на теле с помощью лазерной эпиляции. Катя собиралась работать переводчиком, представлять свою страну за рубежом. Кроме того, вела довольно популярный в интернете блог. Поэтому считала, что девушка обязана выглядеть идеально в любой ситуации. Кто-то мог подумать, что она – очередная хорошенькая кукла, красивая пустышка. Но это было обманчивое впечатление. Катерина привыкла, что называется, пахать. Проводить часы в седле, преодолеть препятствия и на манеже и в жизни. Однако теперь она с беспокойством думала: что если кто-то из горничных во время переодевания увидит её обнажённой и станет задавать неудобные вопросы? А о связи с мужчиной даже речи не шло. Этого следовало избежать в любом случае. Никто не должен был видеть её без одежды!

Катя на мгновение сравнила себя с легендарной Миледи. Правда, потом решила, что в её случае всё не настолько печально. Татуировок у неё, по крайней мере, нет. А татуаж бровей кому-либо заметить вряд ли удастся. У неё всё сделано максимально естественно. Пусть думают, что она такая раскрасавица от природы. Хотя Кате действительно было грех жаловаться. Внешностью судьба её не обидела. А молодость и верховая езда поспособствовали тому, что и фигура у неё была, дай бог каждой.

Радовало, что она не красила ногти, только маникюр делала. Иначе местные ой как удивились бы. Кстати, чем тут ногти обрезают? Это тоже нужно было выяснить.

Вообще Катерина обнаружила, что лишившись привычных вещей, становишься совершенно беспомощной. А ведь раньше она этих удобств даже не замечала. Нет туалетной бумаги, косметики, нормальных трусов, наконец! Как здесь жить? Сколько времени ей придётся тут провести? И какого чёрта, спрашивается, она делала эту лазерную эпиляцию?!

Катя испугалась от нахлынувших на неё мыслей. Она никогда не была мнительной. Но сейчас ей стало страшно. Что если у неё разболится голова или зуб? Или она, чего доброго, серьёзно захворает? Чем и как её будут лечить? Свинцом, ртутью, марганцем? Она читала о каких-то совершенно диких методах, которые практиковали врачи того времени. Ещё больше волновало, что делать, когда начнутся месячные. Это ведь неизбежно. Не спрашивать же ей у здешних женщин, что предпринять? Не двенадцать лет уже, должна сама знать. А она понятия не имеет, что делали во время месячных женщины в восемнадцатом веке!

Вернувшись в комнату, девушка упала лицом в подушку и решила, что у неё вот-вот взорвётся голова от всех этих мыслей. Благо одно радовало. Её не прогнали, а взяли в штат. Может быть, в скором времени удастся обнаружить то место, откуда она сюда перенеслась, и вернуться назад. Или хотя бы найти свою сумочку. В ней имелась пара прокладок и разные мелочи, которые теперь ей бы очень пригодились.

Новую горничную взяла под свое шефство сама Элисон Дюминиль. Но как та ни старалась, у Кати мало что получалось. Она никогда не занималась домашней работой в таких масштабах. Могла забросить вещи в стиральную машинку, пропылесосить или быстренько приготовить незамысловатое блюдо. Но на что-то более серьёзное была не способна. А здесь нужно столько всего делать! Подметать, протирать пыль, полировать поверхности, мыть и чистить, штопать, что-то приносить и уносить. И так с утра до вечера. Радовало, по крайней мере, то, что Катя не стала посудомойкой. Это была низшая должность среди прислуги женского пола. Весь день держать руки в горячей воде с содой, отмывая кипы жирной посуды – натуральный ад на земле.

В тот же день новой горничной было позволено самостоятельно купить продукты по списку, составленному кухаркой. Точнее Катя сама вызвалась сделать это. О чём, как известно, позже пожалела.

Глава III Добро пожаловать в пансион!

Первые несколько дней Катя не могла спать. Просыпалась посреди ночи, лежала и думала. О той попытке изнасилования, о своём теперешнем положении. И ещё о том, кто же тогда вырвал её из лап подонков. Расспрашивать кучера, не знает ли он что-нибудь об этом человеке, она не решалась. Может быть, однажды она осмелится снова съездить в Париж и встретит его?

Во время жуткого нападения Катя испытала такой шок, что стала бояться вообще куда-либо выходить. Она старалась держаться поближе к кому-нибудь из девушек и почти всё свободное время проводила на кухне, помогая кухарке или просто болтая с ней. Та рассказала, что платье и туфли, в которых была девушка, отдали прачкам, чтобы они привели одежду в порядок.

Физически ей было тяжело не меньше, чем морально. Вечерами Катя, что называется, валилась с ног. Потом незаметно для самой себя немного освоилась и поняла, что трудности эти скорее с непривычки. По сути, не так много от неё требовалось.

Поваров здесь было несколько. Кухарка готовила непосредственно для них, слуг. А повара – для воспитанниц, педагогов и самой маркизы.

В здании имелась большая обеденная. Маленькая кухонька и что-то вроде столовой для слуг располагались в одном из флигелей. В другом они все и жили. После того, как Катю приняли на работу, девушку переселили в спальню горничных. Там обитало четыре молодые особы – Аннет, Полин, Зои и Сюзан. Катя стала пятой. Воспитанниц в пансионе было не много – всего пятнадцать, поэтому и большой штат слуг здесь не требовался.

Полин – черноглазая брюнетка. Это у неё Катя спрашивала, какой сейчас год. Зои рыженькая, Аннет и Сюзан бледные, русоволосые, внешне ничем не примечательные девушки. Полин ей казалась немного заносчивой, Аннет – простая и веселая, Зои – любопытная сплетница, а Сюзан – полноватая, вечно сонная и флегматичная, как рыба. На счёт их возраста трудно было сказать что-то определённое. По виду – от двадцати до двадцати пяти. Но внешность бывает очень обманчива. Например, маркизе Катя на первый взгляд дала бы лет двадцать пять, хотя она наверняка знала, что ей на десять лет больше.

Мадам Помпадур всегда приезжала со своей субреткой. Так что лично ей никто из местных девушек не прислуживал.

Горничные приняли новенькую настороженно. Для них она была тёмной лошадкой. Как, в принципе, и для всех здесь. Её странное появление не могло не вызывать подозрений. Наверняка кто-то да подумал, что она хитрит.

С Полин у неё даже вышла небольшая перепалка. Видимо ту задевало, что ей пришлось прислуживать новенькой. Пусть и недолго. Когда она, неся подмышкой свои нехитрые пожитки, вошла в спальню служанок, Полин, сидящая у зеркала, обернулась.

– К нам, вообще-то, нельзя заходить посторонним, – сказала она.

Катя замерла. Этот наглый тон ей не понравился.

– Я не посторонняя. Я теперь тоже горничная.

Сказала спокойно, без страха. А Полин фыркнула.

– Надеюсь, не принесла какую-нибудь заразу, вроде вшей? – осведомилась она, грациозно поведя плечиками.

«Кажется, заразу опаснее тебя трудно себе представить», – подумала Катя.

Эта фраза так и крутилась на языке. Но она не стала накалять обстановку и на первый раз решила промолчать. Катерина умела постоять за себя и даже подраться, если будет нужно.

– Не слушай её, – миролюбиво заметила Аннет. – Пусть говорит, что хочет. Как тебя зовут?