Последние станут первыми

– А в ножички играть умеешь?

– Это как?

Я извлекла из кармана джинсов перочинный ножик.

К тому времени, когда Андрей вышел из дома, мы почти доиграли партию. Димка оказался хорошим учеником, и игра шла с переменным успехом.

– Тетя Вера, вы только не поддавайтесь!

– Я и не поддаюсь!

– Димка-а-а!

Андрей стоял у крылечка, и Димка тут же повис у него на шее. Так, втроем, мы и зашли в дом.

Подтянутая, с четкой учительской речью, Наталья Николаевна держалась любезно, хотя принужденно и свысока. Пирожки были вкусные, чай хорошо заварен, вишневое варенье благоухало прошедшим летом, но Димка рвался на улицу – похвастаться своими успехами перед отцом. Вскоре мы играли в ножички втроем, под восторженные Димкины вопли, и счастье окружало нас почти ощутимым облаком.

– Ты что, ещё на покойников не насмотрелась?

Мужчины были нагружены: из больших пакетов торчали коробки с лекарствами и упаковки одноразовых шприцев. Илья выглядел ещё более постаревшим, и лицо у него было серое. Полотенце на шее у Сергея сменила аккуратная повязка. Ардон прошел к машине и улегся в её тени, часто дыша и вывалив язык.

– Я к себе за документами.

– Давай быстро, и так время протянули.

Когда Илья исчез за дверью подвала, я спросила:

– Что в отделении?

– Что и везде. Ходячие ушли – к воде, наверное. Неходячие… Этот… Илья, как увидел двух старух на соседних койках, так ему и поплохело. Нормальные, говорит, бабки были. А сейчас как сцепились, так и окоченели. Бля, что вообще делается? Андрюха, что меня покусал, нормальный мужик был, работяга, пиво пили вместе пару раз. А сейчас бросился из- за двери – и к горлу. Илья сказал, совсем немного до сонной артерии не достал: кожу порвал, мышцы сверху…А он толковый, Илья твой: промыл всё, обработал, скобки поставил. Антибиотик уколол. Говорит, спасибо, что он не бешеный был, Андрюха, а то пришлось бы другие уколы делать…

– Пошутил. Да, у Ильи руки на месте. Только он не мой, свой собственный.

– Да я так, к слову.

Илья подошел с сумкой в руках, и Сергей встретил его вопросом:

– Водишь?

– Только легковушку.

– А нам «КрАз» и не надо. Стрелять умеешь?

– Нет.

– Ладно, где тут у вас гараж? «Рафики» есть?

– Конечно.

– Пойдем, выберем.

Ардон затрусил за ними, повинуясь жесту хозяина.

Через полчаса мы выехали из города. За нашей «Нивой» Илья вёл «рафик», куда по дороге напихали ещё воды, хлеба, консервов, стопку одеял и несколько матрацев.

– Спать вповалку на полу, – объяснил Сергей. – В машине будет безопасно.

– Машину перевернуть можно.

– Да, если возьмутся человек десять. Ты видела, чтобы двинутые хоть что-то делали вместе – ну, хоть вдвоём?

– Н-н-нет.

– В том-то и дело.

Сергей гнал «Ниву» под девяносто. В приоткрытое окно врывался тёплый ветер, трепал мне волосы, раздувал роскошную шерсть Ардона. Я разглядела утонувший в шерсти ошейник – самопальный ошейник из брезентового ремня от автомата. На ремень был надет полевой погон от «афганки» с двумя защитными звёздочками. Прапорщик.

– У тебя и пёс в чинах…

– Бабий глаз видючий… Мой это погон. Когда старшего получил, старые погоны ему отдал. Ребята ржали: ты, Серый, вроде уже министр обороны, звания присваиваешь. Цыц, говорю, забыли, чем ему обязаны? Напомнить? Был бы он человеком, давно бы уж спился, стольким его до гробовой доски водкой поить положено. Да он многих генералов умнее, правда, Ардоша?

Пёс покосился на хозяина и вновь уставился в ветровое стекло

– Ну, они и заткнулись. После мели хвостом: а можно ему колбасы дать? А почему он не берёт? Потому и не берёт, говорю, что умный. Сами эту дрянь лопайте, а его паёк дороже вашего стоит… Твою мать!

Машину так подбросило на ухабе, что я едва не откусила себе язык. Так мне и надо. Нечего сказать, поговорили – как мёду напились. Ей-богу, Ардон, наверное, более приятный собеседник.

Чем ближе мы подъезжали, тем больше нарастали тревога и страх. До сих пор моей целью было вырваться живой из сумасшедшего города и добраться к Димке. И только сейчас я задумалась: а что там, в деревне? Жив ли Димка? Или… или он тоже стал «семьдесят третьим»? И что тогда? Есть ли обратный путь от «человека прямоходящего» – иначе назвать галдящую у реки биомассу язык не поворачивался – к человеку разумному?

Что-то подсказывало: этого пути нет, как нет пути от новорожденного обратно к эмбриону.

– Сюда поворачиваем?

– Да, да…

За окном мелькнула бело-синяя табличка «Хомутовка». Сейчас старый мост через безымянную речку, потом еще полкилометра в горку – и появятся первые дома.

– Смотри, смотри!

Ардон заворчал, а я вцепилась зубами в свой кулак, чтобы не закричать от страха и отчаяния. На берегу речки толклась группа «семьдесят третьих», и кое- кто из них стал задирать головы на шум мотора – мы как раз проезжали по мосту.

– Что они всё пьют, никак не напьются?

– Это корову на водопой два раза в сутки пригоняют. А человеку по жаре надо пить понемногу, но часто, – сказала я, надеясь, что голос не дрожит.

– Дальше куда?

– В центр, я покажу. Первомайская, двенадцать. На другом конце деревни пруд, там вся домашняя птица полощется: утки, гуси. Наверно, и эти… тоже все там. Короче, к пруду не показываемся, целее будем. А здесь, наверно, те, кому сюда идти ближе…