Отражение в мутной воде

– Коньячок прихватите, – ядовито посоветовала Тина. – И конфетки заодно.

– А что, на шоколад у вас тоже аллергия?

– На ликер – они ведь с ликером, не так ли?

– С ликером, с ликером. Хорошо, заберу. А как насчет гвоздик? На них тоже аллергия?

– Неужели!

– Ладно, и гвоздики заберу. – Виталий выхватил из вазы букет, залив пол каплями. – А вы сосуд не забудьте помыть. Чтобы уничтожить все следы моего пребывания. А то, не дай бог, от моего запаха у вас сыпь начнется.

– Помою, помою, – прошипела Тина. – Не волнуйтесь, я никогда не оставляю немытую посуду на ночь.

– Да, Валька мне жаловался, какая вы зануда-аккуратистка! – криво усмехнулся Виталий. – Посуду на ночь моете, пол, все у вас по ранжиру. Вам бы в армии служить, фельдфебельшей!

Тина растерянно моргнула. Они пикировались, как дети! Вот глупость…

– Ох, – сказал вдруг Виталий почти с ужасом. – Ох, кошмар… Тина, простите, я дурак из дураков. Простите, ради бога!

– Да ладно, – неловко усмехнулась она. – Бывает. Я тоже хороша… Вы тоже извините.

– Тина, можно я останусь? – попросил жалобным мальчишеским голосом.

– Ой, нет! У меня просто на это нет сил! – простонала она, торопливо отпирая дверь. – Идите, ради бога, идите! Я уже не сержусь, честное слово, но сейчас вы лучше уйдите. Потом созвонимся, ладно?

– Созвонимся! – обрадовался Виталий. – Запомните номер моего сотового: 199-43-26. Позвоните мне завтра же, я буду ждать. Запомнили? А цветы вы все-таки возьмите, что же я с ними как дурак…

– Да-да, – пробормотала Тина, небрежно сунув под мышку букет и с облегчением припадая к захлопнувшейся двери. – Запомнила, а как же!

Номер был простой: 199 – это знак нынешнего столетия, а 43 и 26 – номера ее дома и квартиры. Другое дело, позвонит ли она когда-нибудь по этому телефону…

Однако даже думать сейчас нет сил. Завтра. Все завтра!

Тина протащилась на кухню, сунула как попало в воду сломанные стебли гвоздик, с отвращением посмотрела на неубранную посуду.

Нет. Может быть, конечно, она и зануда, но мыть сейчас посуду – это уж извините!

Завтра! И гори оно все огнем!

* * *

Ей снились гиацинты, будто Валентин поставил их у изголовья. Посмотрел на Тину, улыбнулся – и ушел куда-то, а цветы остались. Дивная красота и дивный аромат! Только давит на сердце какая-то тяжесть. Причем Тина даже во сне понимала, откуда этот сон взялся: недавно она делала для газеты подборку интересных случаев, связанных со всякими цветами. Среди них была история об убийстве, совершенном изысканно и нестандартно: молодой человек накануне свадьбы подарил невесте гиацинты в таком количестве, что девушка заснула среди их сладкого аромата – и не проснулась, на что, собственно, и рассчитывал коварный жених, мечтавший повести под венец другую.

Тина проснулась и какое-то время лежала, глядя в темноту и не соображая, где она и что с ней происходит, пока не вспомнила недавний вечер… и гвоздики. Так вот оно как смешалось в голове: попытки Виталия подпоить ее, и белые гвоздики, стебли которых ломались в руках, пока она несла их на кухню, и коварство Валентина, у которого, оказывается, была другая…

«Наверное, я и правда зануда, – грустно подумала Тина. – Вечно мне надо все разъяснить да по полочкам разложить. А сон был красивый…»

Она зажгла подсветку будильника. Только два часа. Какое счастье – еще можно спать да спать! Завтра выходной. Подарок судьбы!

В горле пересохло. Тина прошла на кухню и напилась из-под крана, с неприязнью взглянув на немытую посуду.

Света она не зажигала, однако все прекрасно видела вокруг, и вовсе не потому, что обладала способностями к никталопии, подобно известному Жаку Паганелю. Просто-напросто под самыми ее окнами стоял фонарь, заливавший двор бледным бессонным светом. От него не спасали никакие, даже самые плотные шторы, тем более те легкие портьеры, которые висели на окнах у Тины. Сначала она вообще спать не могла по ночам, а потом так привыкла к этому свету, что, когда фонарь не горел, начинала чувствовать необъяснимую тревогу.

И стоило ей подумать о фонаре, как свет погас. Тина обняла подушку, тихо засмеявшись: «Хорошо еще, что я уже добралась до кровати, а то запуталась бы в собственной квартире!»

И тут она заметила, как шевельнулась занавеска.

Нет, не заметила – скорее почувствовала это движение легкого светлого шелка. И тут же поняла, что это ей не чудится: в форточку осторожно пыталась просунуться чья-то рука.

Тина пока не очень-то испугалась: на всех трех окнах стояли решетки, все-таки первый этаж. Даже кошке не проскользнуть. К тому же прецедент уже имел место года полтора назад: подросток из третьего подъезда заболел манией заглядывать по ночам в окна к одиноким соседкам. Когда его изловили на месте преступления, семья быстренько поменяла квартиру. Может быть, в доме завелся еще один маньяк? Надо все-таки шумнуть на незваного гостя!

Вместо этого она, неожиданно для самой себя, соскользнула на пол и замерла, чуть высунувшись из-за кровати.

В этот миг шторка резко дернулась – и на подушку, где только что покоилась Тинина голова, упал какой-то плоский предмет. И тотчас что-то негромко стукнуло за окном: словно человек, стоявший снаружи на подоконнике, соскочил вниз.

Тина, опять-таки более удивленная, чем испуганная, приподнялась и попыталась разглядеть, что ей подбросили. Глаза уже немного привыкли к темноте, вдобавок предмет на фоне белой наволочки выделялся довольно отчетливо. Больше всего он напоминал круглую коробочку от обувного крема, какими Тина когда-то играла в «классики», только от него исходил сладковатый, приторный запах, в котором было что-то влажное, как бы болотное.

«Болиголов? Водяные лилии?» – попыталась определить Тина, и вдруг голова у нее закружилась, и девушка повалилась на пол.

Веки налились такой тяжестью, что невозможно было не опустить их. Удушье налегло на грудь мохнатой мягкой лапой. Хотелось вздохнуть как можно глубже, вобрать в себя этот странный, сладковатый аромат, лишь самую чуточку отдающий гнилью… тленом… могилой?

В следующее мгновение Тина сползла с места и ринулась в коридор. То есть так хотелось бы. На самом деле она словно плыла в вязком тумане, ползла, еле шевеля руками и ногами, стараясь не дышать и ощущая все усиливающееся жжение в легких.

Вывалившись за дверь, попыталась глотнуть свежего воздуха, но обрела лишь мгновенное облегчение: тлетворный аромат уже проник и в коридор, снова начал наваливаться вязкий дурман.

Губительный запах источает плоская коробочка, брошенная в форточку! Он расползается с невероятной быстротой, скоро в квартире вообще нечем будет дышать!

Тина вползла в соседнюю комнату. Душно! Форточка закрыта и здесь, и на кухне. Надо открыть, проветрить…

«Нет! – словно бы крикнул кто-то. – Тот человек, который подбросил это тебе, никуда не ушел. Он караулит за окном. И если ты выглянешь…»

Тина поползла по коридору к двери, просто-таки физически ощущая, что неотвязный, смертоносный запах настигает ее. Кое-как, держась за стенку, поднялась, вцепилась в замок. Крутнула его… нет, кажется, не в ту сторону. Ох, да ведь она в одной ночной рубашке! Сдернула с вешалки плащ, набросила, опять схватилась за дверь.

Замок не открылся. Она опять не в ту сторону вертит? Но и поворот в противоположном направлении толку не дал. Замок не открывается! Так бывает, если снаружи вставлен ключ… или что угодно: отвертка, штырь. Замок блокирован. Ей не выйти, она заперта в этой газовой камере!

На подгибающихся ногах, чуть не падая, зажимая рот полой плаща, Тина поплелась на кухню. Там телефон… позвонить в милицию, Виталию, Светке… куда-нибудь! Дрожащей рукой долго шарила, пытаясь поднять трубку, – и содрогнулась, услышав в ней глухую тишину.

Телефон не работал.

Так. Так… Не выйти, не позвать на помощь. Не найти ни одного местечка в квартире, куда не проник бы яд. Разве что наполнить ванну водой и нырнуть туда? Нет, это уже бред. Утонуть – то же, что задохнуться.

Стучать в стены! Кому? У нее угловая квартира, а с другой стороны – пустая трехкомнатная, которая давно уже продается и никак не может продаться. А над ней живет глухая старуха, которую и трубы Судного дня не разбудят.

Деваться некуда. Значит, что – умирать?!

Она коротко, часто вздыхала, уткнувшись в рукав, отчаянно вглядываясь в узкий коридорчик между комнатами и кухней. Чудится или в самом деле надвигается оттуда белесая смертельная мгла, норовя навалиться – и раздавить последние остатки сознания?

Куда забиться? Ах, сделаться бы сейчас крохотным, почти незримым существом, насекомым, способным заползти в самую малую щель! Тараканы, наверное, выживут. Может быть, даже воспримут случившееся как небесную кару немилостивой хозяйке, которая толпами сводила их рыжее многоногое племя в могилу…