– Да я и сам это понимаю, – с досадой ответил Панталеон. – Но вот беда – ни одной не знаю в Афинах! В Керамике ко мне лезли какие-то бабы, но они хотели подложить мне очередную шлюху. Мне нужна надежная сводня, которая сведет меня с приличной женщиной, лицо которой не напоминает старую палету мастера тахиографии, [32 - Палета (греч.). – палитра, тахиография (греч.). – фреска.] как напоминает ее лицо порны!
– Почему бы тебе не обратиться к Родоклее? – усмехнулся Фаллей. – Это известная сваха и сводня. Я буду ей всегда благодарен – именно она помогла мне встретиться и с женой, и с любовницей. И я весьма доволен обеими! Подрастет сын – непременно направлю к Родоклее!
Кругом захохотали:
– А я своего уже направил!
– Да, Родоклея знает дело!
– И мне, и мне она помогла!
– Где она живет? Как к ней попасть? – жадно спросил Панталеон, и сотрапезники во всех подробностях описали ему жилище Роколеи, упомянув, что это в двух шагах отсюда, в укромном закоулке, а примета – огромная развесистая олива, в тени которой прячется дом.
Панталеон вскочил и ринулся было к выходу, однако его задержал раб, с поклоном подавший ему гиматий, пояс и хламиду. Мильтеад заметил, что первым делом Панталеон сунул руку в тяжело оттягивавший его пояс мешок с деньгами – именно оттуда он доставал табличку с долговой распиской. Лицо Панталеона приобрело довольное выражение, когда он убедился, что табличка на месте.
Мильтеад презрительно дернул уголком рта. Кем его считает этот рыжий наглец, одним из многочисленных учеников Автолика, [33 - Автолик – сын Гермеса, самый ловкий и хитрый вор среди богов и людей. Считается, что он был дедом Одиссея, который и унаследовал от Автолика свое легендарное хитроумие.] что ли?! Нет, он задумал кое-что похитрее… наверняка даже сам Одиссей позавидовал бы этой хитрости!
Афины, Диомейское предместье
– Непохоже, будто здесь кто-то жил, Родоклея! – недовольно сказал Панталеон, поднимаясь по ступеням невысокой террасы и пытаясь высмотреть хоть проблеск огонька меж закрытых ставен. – Куда ты меня ведешь?
– Некоторое время дом стоит пустой, ты угадал, – сказала сводня, и глиняный лампион в ее руке покачнулся, словно кивнул в подтверждение ее слов, так что Панталеон испугался своей страшно изломившейся и заплясавшей тени. – Хозяйка – вдова, она отпустила слуг и уехала к заболевшей матери, но велела мне присматривать за домом. Я открываю его, когда одной красивой госпоже приходит желание немного поразвлечься.
– И часто к ней приходит такое желание? – спросил Панталеон, чувствуя, как возбуждение овладевает его чреслами.
– Часто-то часто, да ведь удовлетворить его она может, только когда уезжает ее супруг, – рассудительно ответила Родоклея. – Ты можешь быть уверен, господин: моя Кора скромна, чиста и нежна, как истинная девушка. [34 - Игра слов: имя Кора и значит – дева.]
– А как ее зовут на самом деле? – ухмыльнулся Панталеон.
– Спроси ее, – предложила сводня. – Если она тебе скажет, значит, непременно пожелает встретиться с тобой и в другой раз.
– Еще надо, чтобы я этого захотел! – заносчиво проговорил Панталеон, и Рококлея покладисто кивнула:
– Конечно, господин!
Вслед за этим она дважды стукнула в ставню, и Панталеон увидел, что там мелькнул огонек, а затем приоткрылась дверь.
– Иди навстречу своему счастью, господин, – напутствовала Родоклея, подтолкнув гостя вперед, однако Панталеон не расслышал, как сводня ехидно хихикнула, едва прикрыв дверь за его спиной.
Комната была хорошо освещена лампионами, стоявшими по углам, и роскошь убранства поразила и обрадовала Панталеона. У шлюх комнаты куда проще и грязней!
Но еще больше поразило его роскошное одеяние хозяйки. Она была облачена в тончайший искристый шелк возбуждающего алого цвета. Такой шелк иногда привозят в Афины восточные торговцы, и он расходится по баснословной цене. Он настолько дорог, что самые богатые горожане берут его для своих жен на платки и покрывала, на отделку гиматиев, но ни разу Пантолеон не видел, чтобы женщина была одета в наряд из этого шелка. Да и наряда такого он не видел… Ткань не ниспадала складками, скрывая фигуру, а, напротив, обливала стан женщины, оставляя открытыми плечи, груди и руки и расходясь снизу плавной волной. Впрочем, плечи и верхнюю часть груди трудно было разглядеть под ворохом черных мелко вьющихся волос, которые благоухали столь сладостно и маняще, что у Панталеона голова пошла кругом.
Панталеон не верил своим глазам. Вот это женщина! Ухоженная, словно египетская кошка, нарядная, словно дочь персидского царя, соблазнительная, словно дорогостоящая коринфская гетера, изящная, словно критская статуэтка, загадочная, словно сфинкс… И никаких следов краски на лице, и скромно опущены глаза, и руки боязливо стиснуты, и голос дрожит…
– Приветствую тебя, господин, – пролепетала красавица, не поднимая длинных ресниц. – Позволь предложить тебе освежиться…
Она повернулась и подошла к низкому столику, на котором теснились кувшины с вином и блюда со сладостями. Здесь же стояли два канфара.
У Панталеона помутилось в голове от ее танцующей походки и плавных движений обнаженных рук. И голос его прозвучал хрипло:
– Благодарю, Кора, я не люблю этого варварства – пить перед едой. Я сначала желал бы насладиться тобой, как самым лакомым блюдом, а потом мы вместе освежимся вином.
Как ни был Панталеон возбужден, он все же не хотел бы угодить в ловушку. Опытные люди рассказывают множество историй о красотках, которые, притворясь благонравными очаровательницами, опаивают доверчивых любовников снотворными зельями, а потом обирают их до нитки! Слуги этих девок уносят бедолаг на большую дорогу и бросают там голых и спящих. А то и убивают, чтобы не навели на след паршивой шлюхи!
Самое обидное, что, по рассказам, незадачливые искатели приличной любви погружались в сон столь быстро, что ничего не успевали найти!
И сейчас Панталеон намерен был ни за что не позволить себя одурачить! Сначала он получит то, за чем пришел. А потом…
Ему внезапно явилась великолепная мысль: а почему бы потом, когда он волю насладится этой восхитительной женщиной, не уйти, не заплатив? Конечно, его мешок с деньгами набит под завязку, но чертова сводня назвала какую-то несусветную сумму, которая почти ополовинит этот заветный мешок… А если Панталеон уйдет, женщина вряд ли сможет его остановить. И поднимать шум она не будет, конечно: иначе выйдут наружу все ее проказы, а за прелюбодеяние в Афинах и впрямь карают строго. Панталеон слышал ужасную историю о том, что какую-то изменницу и ее любовника сначала выставили на всеобщий позор на агоре, причем каждый мог плюнуть в них, кинуть камнем или грязью (большинство предпочитало пустить в ход содержимое отхожих мест), а затем женщине в лоно, а мужчине в задницу воткнули по огромной черной редьке.
Панталеон знал, что с помощью большой редьки обычно наказывают злостных кинедов, насилующих мальчиков против их желания. Но за то, чтобы переспать с женщиной, которая сама просит тебя об этом, – это, конечно, чересчур!
Пока Панталеон был поглощен всеми этими мыслями, Кора смотрела на него чуть исподлобья, и он видел, как вздымается ее обнаженная грудь. Соски не были обведены краской, как у той девки на пиру, а розовели столь нежно и даже, можно сказать, девственно, что Панталеон больше не в силах был ждать совокупления. Он торопливо сбросил хламиду, начал развязывать пояс, однако Кора протянула к нему руки:
– Позволь помочь тебе, господин.
Панталеон с трудом сглотнул, так вдруг перехватило горло. Оказывается, в ожидании крылось наслаждение не менее сильное, чем в торопливом утолении похоти!
Наконец Кора совлекла с него все одежды и, взглянув на жаждущий фаллос, проворковала:
– Я вижу, господин, ты изнемогаешь от желания. Однако мне не хотелось бы спешить. Я была бы счастлива, если бы ты оказал мне ту же услугу, какую я оказала тебя. Раздень меня!
– Я больше не могу ждать! – прохрипел Панталеон, и тогда Кора, толкнув его на ложе, коснулась его плоти обнаженными грудями.
Панталеон с блаженным стоном излил семя на покрывало и некоторое время лежал, бессильно раскинувшись и переводя дыхание.
Наконец он ощутил возвращение сил и привстал:
– Теперь я готов раздеть тебя.
– Только не спеши, господин, не порви мой наряд, – шепнула Кора и положила его руку на пояс, обвивавший ее тонкую талию.
Панталеон наслаждался прикосновений тонкой ткани, а Кора продолжала смотреть на него исподлобья, изредка вздыхая, словно от нетерпения, а ее напряженные соски дрожали, сводя Панталеона с ума.
И вот наконец алый шелк упал, и Панталеон издал восторженный стон при виде этого совершенного, по-девичьи стройного и изящного тела.
И в то же мгновение он услышал испуганный крик Родоклеи, доносившийся с улицы:
– Господин, господин мой!
– Кто там? – насторожился Панталеон.
– Не знаю, – пролепетала испуганная Кора, делая слабые попытки снова одеться, но у нее вдруг так затряслись руки, что скользкая ткань упала на пол.
– Спаси свою жену! – продолжала панически кричать Родоклея. – Спаси ее, господин мой Атамус!
– Атамус?! – простонала Кора. – Мой муж! Нет, нет!