И в следующую минуту мимо сидящих начали протискиваться высокая взрослая барышня и девочка лет десяти с длинными темно-русыми косами.
– Не вздумай шутки свои шутить, – прошептал Алексей Васильевич. – Ты погляди, какая красавица!
Барышня и впрямь была красоты неописуемой. Вьющиеся золотые волосы, распущенные по плечам, а глаза черные, словно у персиянки какой-нибудь. Белая скромная блузочка лишь подчеркивала яркие краски ее лица. Мужчины, мимо котороых ей следовало пройти на свободные места, поднимались и снимали шляпы.
Барышня, впрочем, шла, ни на кого не глядя, чуть поджав губы, словно не замечая, какое смятение содеяла. Зато девочка, которая пробиралась следом, рассыпала во все стороны улыбки и еще успевала бормотать по-французски:
– Мерси, мсьё, мерси, мерси…
Наконец красавица дошла до Грозы. Он как перестал дышать; услышав это удивительное имя и увидев ее, так и сидел, вылупив глаза. Ведь это была Царевна Лебедь!
– Извините, молодой человек, – сказала барышня, опустив завесу ресниц на свои несравненные очи, – не могли бы вы передвинуться? Я бы хотела, чтобы моя сестра была рядом со мной.
Гроза едва ли услышал эти слова: сидел сиднем и таращился на красавицу. Алексей Васильевич силой стащил его со стула и пересадил на другое место, слева от себя.
Гроза немедля высунулся и снова уставился на Марианну с ошалелым выражением.
– Не смотри на нее, – прошипел Алексей Васильевич уголком рта, сам, впрочем, не сводя глаз с Марианны.
– А я тебя знаю! – вдруг сказала девочка, выглядывая из-за красавицы и улыбаясь Грозе. – Я тебя видела. Ты вечерами под окошками Марианны стоишь.
Грозе почудилось, будто его жарят живьем. Люто взглянул на девчонку, однако та лишь улыбнулась в ответ:
– Не обижайся. Ты не один такой! – И хихикнула: – Спасибо, что ты хоть серенады моей кузине не пел, а то мы уже такого наслушались…
«У меня в руках огонь, – подумал Гроза, глядя на нее напряженным взглядом. – Огонь!»
По сравнению с сестрой она казалась просто уродиной. Лягушкой какой-то! Да еще глаза зеленые! Вот только русые косы были хороши. Ну и еще не бывает, конечно, у лягушки родинки на щеке, как раз около улыбающегося рта…
Гроза вдруг почувствовал, что «бросать огонь» ему совсем не хочется в эту веселую девчонку. Злость на нее улетучилась.
– Лиза, помолчи, – одернула ее Марианна. – Лучше на сцену смотри, да повнимательней.
Гроза и девочка по имени Лиза так увлеклись своими переглядками, что только сейчас заметили: уже началось выступление! Зрители аплодисментами приветствовали появление на сцене высокого дородного человека в клоунском белом костюме с пышным жабо. На голове его топорщился смешно завитый белый кок. Лицо у него было нарумянено, набелено и раскрашено так, что одна бровь казалась печально опущенной, а другая круто взлетала под самый кок. В руках он держал длинный хлыст.
Это и был знаменитый дрессировщик Владимир Дуров.
Грянули аплодисменты.
– Достопочтенная публика! – крикнул артист, раскланявшись. Голос его, точно как брови, то взлетал до писка, то понижался до баса. – Приглашаю вас на собачью свадьбу!
Тощий тапер во фраке, сидевший за побитым фортепьяно, ударил по клавишам. Сразу стало ясно, что фортепьяно расстроено до безобразия, однако это не имело никакого значения: его звуки заглушил неистовый собачий лай!
Гроза покосился на Марианну – она напряженно смотрела на сцену.
Первым из-за кулис выбежал черный пуделек в фуражечке с лакированным козырьком. За околыш была заткнута бумажная белая хризантема.
– Жених! – перекрывая общий шум, крикнул громовым голосом Дуров. – А это его шафер.
К черному пудельку подбежал другой, коричневый, тоже в фуражечке, но за околыш была заткнута не хризантема, а розовая розочка.
– Встречайте невесту! – провозгласил Дуров, и на сцену выехала коляска, запряженная двумя жирными мопсами.
В коляске сидела белая кудрявенькая болонка в веночке и фате, а следом бежала целая свора разномастных и разновеликих собачонок в цветастых юбочках или штанах.
Это было невообразимо смешно, и публика дружно расхохоталась, только Марианна попыталась что-то крикнуть, но не смогла, лишь заломила руки, и Грозе показалось, что по ее щеке скатилась слезинка.
А мопсы как ошалелые носились по сцене, едва не переворачивая коляску. Дуров подставлял свой хлыст другим собакам, и те перескакивали через него то поодиночке, то враз несколько, а когда Дуров поднимал хлыст, собаки тоже поднимались на задние лапки и кружились, будто танцевали.
Но вот Дуров убрал хлыст за спину – и собаки замерли, сели на задние лапки, подняв передние. Слаженность их движений была поразительная! Зал восхищенно зааплодировал, а когда Дуров вскинул руку, наступила тишина.
– А теперь невеста будет прощаться со своей девической жизнью! – заявил Дуров.
Зрители захлопали, засмеялись, однако Марианна вдруг вскочила и крикнула:
– Белоснежка!
Собачка-невеста повернула голову и громко, радостно залаяла. Потом она выскочила из коляски и ринулась со сцены.
– Стой! – завопил Дуров, однако болонка уже соскочила к рядам и побежала под креслами.
Одно мгновение – и Марианна, нагнувшись, подняла ее с пола, выпрямилась, прижимая к себе и целуя:
– Белоснежка! Лапушка! Радость моя!
Гроза вспомнил, что уже видел эту собачку – видел, когда подглядывал в окно Марианны.
Ну конечно! Это она лизнула свою прекрасную хозяйку в щеку, и Гроза ей тогда отчаянно позавидовал. Но как же болонка попала к Дурову?!
– Отпустите собаку, мадемуазель! – сердито приказал дрессировщик.
– Вы ее украли! – выкрикнула Марианна, но голос ее прервался от слез.
Тогда Лиза, подскочив, завопила пронзительно:
– Украли, да! Мы ее по всем зоосадам, по всем циркам искали, а это вы, значит, воришка! Как только не стыдно!
В зале поднялся шум.
Дуров какое-то мгновение молчал, потом крикнул:
– Невесту похитили! Придется Фильке жениться на другой!
Он швырнул в коляску первую попавшуюся собачонку в юбочке, туда же бросил черного пуделька и щелкнул хлыстом. Мопсы опрометью понеслись в кулису, но запутались в упряжи и опрокинули тележку. Жених с невестой бросились в разные стороны.
– Вот что происходит, когда в браке нет любви! – печально провозгласил Дуров – и зал разразился дружным хохотом.
Засмеялись даже Лиза с Марианной.