На все четыре стороны

Морис, муж Марины, родом из Тура. Там живут его матушка Сильви и вся, говоря по-русски, родня, а выражаясь по-французски – toute la famille, все семейство. И вот в понедельник 15 августа, на день Успения Богородицы (во Франции это выходной день), семейство собирается на какую-то свою ежегодную тусовку. Так у них принято, у родственников Мориса, – встречаться раз в год в чьем-нибудь загородном доме в окрестностях Тура. Все они богатые господа, и устроить фуршет для полусотни гостей – им просто делать нечего.

– Марина, да мне как-то неловко… Ну, у вас там все свои, а я…

– Не загружайтесь, Алена. Всегда кто-нибудь из этих своих привозит с собой и чужих – приятелей, подруг, гостей, которых неудобно оставить одних.

– Меня оставить удобно, – перебила Алена. – Более того – я останусь с удовольствием! Мы бы с Лизочком тут отлично провели время. Перевыполнили бы норму катания на каруселях, обтерли бы горки во всех скверах, поковырялись бы во всех песочницах, сходили бы в магазин, где кошечек и собачек продают, полюбовались бы на них…

– Не получится, – с сожалением вздохнула Марина. – Сильви очень соскучилась по Лизке – это раз, а во-вторых, многие из родни Мориса ее еще не видели, а ведь они все нас поздравляли, когда она родилась, подарки прислали… Невозможно ее не взять с собой, не показать. Не предъявить, так сказать.

– Марина, я запросто останусь и одна! Честное слово, просто авек плезир! – с жаром сказала Алена. – Погуляю по Парижу, схожу в Лувр…

– Интересно, чего вы еще не видели в Париже? – пожала плечами Марина. – В Лувре вы сколько раз были? Шесть? Или уже семь? Да некоторые французы, даже парижане, там столько раз не бывают! И вообще, у вас же еще почти две недели впереди. Всюду успеете. А в Тур – почему бы не съездить? Помните, как вы в прошлом году не хотели ехать с нами в Мулен, а как там классно было, да? Ну когда вы еще попадете в Тур, а? Не скажу, чтобы этот город мне так уж сильно нравился, но все-таки туда была сослана романтическая и опасная мадам де Шеврез… А у моей belle-mеre Сильви прелестный домик, просто кукольный, в саду цветут чудные вьющиеся розы, вы будете жить в настоящей мансарде под черепичной крышей. Там окошки открываются прямо на крышу, представляете? Романтика! А самая главная романтика состоит в том, что на понедельник намечена не простая тусовка, не абы какой фуршет на природе, а бал-маскарад!

– Нет, серьезно?

– А что? Это сейчас очень модно. Одеваются кто во что горазд и отрываются по полной программе!

– Но у меня нет костюма, – робко сказала Алена.

– У меня тоже, – утешила Марина. – Да ладно, ерунда, возьмем что-нибудь напрокат. Вы кем предпочитаете быть? Принцессой? Турчанкой из гарема? Русалкой?

При упоминании турчанки из гарема Алена с трудом удержалась, чтобы не скривиться, как от оскомины. В Турции у Игоря было приключение, после которого он и… Нет, не вспоминать! Никаких Игорей и никаких турчанок! Тем более что переспал-то он на самом деле не с турчанкой, а с какой-то совершенно бесцветной русской девахой из кордебалета шоу, в котором выступал, с танцоркой, более похожей на карандаш, чем на особу женского пола. Но, видимо, надоели ему яркие женщины, захотелось чего-нибудь попроще. Ладно, его жизнь, каждый выбирает по себе… и все такое…

Нарядиться русалкой? Хорошая мысль. Когда-то давным-давно, когда Алена только начинала свою журналистскую карьеру (было, было такое в ее жизни!), судьба занесла нашу героиню в чудный город Хабаровск, где ей привелось встречать новый, 1988-й год. В ту пору она уже подружилась с двумя местными барышнями, журналистками Сашечкой и Машечкой (они и теперь оставались ее лучшими подругами, хоть и всего лишь по электронной переписке), и барышни эти надумали затеять домашний бал-маскарад. Машечка оделась гадалкой, Сашечка – кем-то еще, теперь уже и не вспомнить, а Алена вырядилась как раз русалкой. Состояло переодевание в том, что она надела серебристую люрексовую Сашечкину кофточку, вокруг бедер повязала люрексовый же серебристый платок Машечки и купила нарочно для этого случая серебристые босоножки на безумной шпильке. В волосы были вплетены серебряные елочные дождинки (типа водяные струи), веки густо покрыты серебряными тенями, теми же тенями намазаны губы… Краси-иво! Правда, грима хватило ненадолго. Штука в том, что 88-й год был годом Дракона (точно, точно, это был именно год Алены, она ж мало того, что Дева, она еще и Дракон, а на Дальнем Востоке вообще особо чтят и почитают восточные гороскопы), и вот три девицы решили для начала явиться перед своими кавалерами (а как же без кавалеров-то, все было как у людей, причем они все трое были журналисты и вообще люди крайне интеллигентные) именно в образе покровителя года. Идея костюма принадлежала Алене. Сашечка где-то, у каких-то знакомых преподавателей ГО, то есть гражданской обороны, раздобыла три противогаза. Машечка позаимствовала у своей матушки роскошное китайское красно-сине-золотистое покрывало, сплошь расписанное драконами. И вот три девицы напялили противогазы, завернулись в покрывало и такой тесно прижавшейся друг к дружке гурьбой двинулись в комнату, где их за накрытым столом уже поджидали кавалеры.

Очки противогазов немедленно жутко запотели, как стекла в автомобиле, за рулем которого сидит пьяный водитель. Девицы пьяны не были, однако для храбрости глотнули-таки водочки, что да, то да. Поэтому они вообще не видели, куда летит их Дракон, и то одна, то другая на что-нибудь натыкалась и выходила из образа, то есть выскальзывала из-под скользкого шелкового покрывала. Дышать было совершенно нечем, и, наверное, у девиц немедленно началась эйфория от кислородной недостаточности, потому что они вдруг принялись хохотать до слез: задыхались, но хохотали. И вот в комнату, где стояла елка и был накрыт стол, вползло, ударяясь о косяки и сшибая все и вся на своем пути, шестиногое (на каблуках!!!) китайское покрывало о трех лысых прорезиненных головах… вползло и замерло, испуская странные, сдавленные стоны и лупая по сторонам мутными глазищами.

Кавалеры оторвались от талы – чтоб вы знали: так на Дальнем Востоке называется тонко-тонко наструганная мороженая рыба (как правило, используют щуку, но идеальная рыба для талы – чистейший, нежнейший сиг, который ловится только в Амуре) с солью, перцем и прозрачными колечками лука, и это лучшая в мире новогодняя закуска после первой рюмки водки, а также после второй и третьей… ну а потом, строго говоря, становится уже все равно, чем закусывать – талой, винегретом, красной икрой, пельменями или тортом «Наполеон», – оторвались, значит, кавалеры от талы и с изумлением воззрились на это явление.

– Во набрались девчонки, – констатировал интеллигентный Юра, Машечкин супруг, и снова уткнулся в талу.

Его примеру молча последовали другие кавалеры, к слову сказать, тезки – Сашечкин Вова и Вова Аленин. И более никакого комплимента Дракон не удостоился. Впрочем, маскарад затевался подругами не корысти ради, а исключительно для собственного удовольствия. И составные части Дракона его получили. Правда, когда, вволю нахохотавшись, они сдернули противогазы и приготовились приступить к тале, выяснилось, что все три прелестных личика вспотели так, что косметика потекла и размазалась. Пришлось идти умываться, срочно обновлять макияж, а тем временем тала растаяла и стала просто сырой и не слишком-то вкусной рыбой.

А впрочем, бог с ними, с драконами, кавалерами и рыбами. Главное, что Алена пришла в восторг от идеи снова вырядиться русалкой и готова была ехать для этого даже в Тур. Да и вообще, всякому разумному человеку понятно, что манежилась она просто для приличия. Это же безумно интересно – увидеть французскую famille не со стороны, а как бы изнутри! И потом описать ее в каком-нибудь романчике! В жизни Алены Дмитриевой вообще все события подразделялись на те, о которых можно написать в романчике, и на те, о которых писать не стоит – по ряду причин…

– Вы когда пойдете в тот магазин, где ксерокс, – напутствовала Марина, – посмотрите, какие костюмы там есть. А если ничего не понравится, мы тут еще в одно местечко сбегаем.

– А вы кем хотите нарядиться, Марина?

– Может, какой-нибудь русской боярышней? У меня для этого костюма все дома есть: и кокошник, и сарафан, и серьги, и ожерелья. Так что смотрите только для себя. Хорошо?

– Хорошо, – сказала Алена, сунула в пакет свой библиотечный раритет и отправилась в магазин.

Стоя на перекрестке Фобур-Монмартр и рю де Прованс в ожидании, пока пройдет поток машин, она покосилась направо, на дом номер 34, и неприметно вздохнула. Там, как и в прошлом году, около подъезда была прикреплена табличка: «Nikita А. Che– rchneff. Avocat». С человеком, чье имя было указано на этой табличке, у Алены едва не завязался очень опасный роман. Опасный не потому, что ее сердце могло быть Никитой разбито: нет, это сердце в то время уже совершенно заполонил Игорь, и Никите Шершневу просто некуда было втиснуться, – опасный в том смысле, что Шершнев был, строго говоря, никакой не адвокат, вернее, не столько адвокат, сколько наемный убийца – киллер, говоря по-русски, или киллер, говоря по-французски. Как-то раз Алена влезла не в свое дело и помешала этому киллеру убить собрата по профессии по имени Дени Морт, по прозвищу Фримюс. Помешала только потому, что Фримюс оказался безумно похожим на одного человека, имени которого (на И начинается, на «ь» заканчивается) она больше не хочет, не хочет, не хочет – и не будет вспоминать! Разборка с двумя киллерами происходила в той самой бургундской деревушке Мулен, о которой недавно упомянула Марина. О том, как сложились судьбы персонажей того поворота ее жизненного сюжета[6 - Об этой истории можно прочитать в романе Елены Арсеньевой «Поцелуй с дальним прицелом».], Алена больше ничего не знала. Но присутствие таблички на своем обычном месте означало, что Никита Шершнев пока что жив и здоров и, судя по всему, продолжает вершить свое черное дело. Ну что ж, если на его вторую (а может, и первую) профессию наплевать французскому правосудию, то почему она должна волновать Алену? Живет Шекспир – и пусть живет, как выразился один приятель Иго… Стоп! Короче, как выразился чей-то там приятель.

Наконец дорога освободилась, и Алена перебежала к магазину сувениров. По пути заглянула в витрину еврейской булочной «Zazou», полюбовалась на великое множество незнакомых сладостей, подивилась, что к концу дня все это бывает распродано (значит, кто-то все же эти штучки покупает и съедает!), в очередной раз напомнила себе, что перманентно худеющей даме-шейпингистке не то что пробовать – даже смотреть на подобное искушение строго запрещено, и вошла в магазин сувениров.

Марина не зря предупреждала: парень у прилавка и впрямь зашивался: Фигаро здесь, Фигаро там. Но ксерокс был свободен. Алена подошла, потопталась около громоздкого сооружения, немножко подумала, соображая, где что открывать, куда класть книгу, на что и когда нажимать – наша героиня, личность творческая, была, конечно, технически вопиюще безграмотна, но далеко не тупа, – и вот уже на лотке начали накапливаться отксеренные листы.

Агрегат был просто зверь, дело свое знал, Алена только успевала страницы в книжке переворачивать да на кнопочку нажимать: триста страничек ксерокс отработал минут за пятнадцать! Однако и это кому-то показалось долго: вокруг с нетерпеливым видом начал похаживать какой-то козлобородый мсье лет сорока – очень тощий, лысоватый, с водянистыми глазами и тонкогубым ртом. Впрочем, одет он был вполне стильно: узкие джинсы, самую чуточку расстегнутые на интересном месте (фишка номер один в Париже этим летом!), экстравагантный текстильный ремень, пряжка которого спереди выставлена (фишка номер два!) из-под облегающего клетчатого пуловера, туфли с загнутыми носами, модные очочки в черной оправе… Да и на Алену, надо сказать, он поглядывал вполне, вполне задорно. Особенно ее бриджи защитного цвета этому мсье понравились, хотя ничего особенного в них не было – бриджи как бриджи, купленные, к слову, здесь же, в Париже, в любимом Аленином магазине «Burton» еще прошлым летом.

Наконец Алена закончила работу, собрала листочки в стопочку и отправилась рассчитываться с продавцом.

– Триста страниц, – сказала она. – Сорок пять евро.

Он посмотрел подозрительно, вынул из-за уха (честное слово, Алена сама видела!) карандаш и споро, с невероятной скоростью, пронумеровал все копии.

– Шестьсот страниц! – сообщил с торжеством. – Девяносто евро!

Алена похлопала глазами, дивясь несусветной сумме. Потом усмехнулась и, глядя прямо в наглые глаза толстого араба (на Фробур-Монмартре все лавочки и магазины принадлежат если не арабам, так евреям или китайцам, причем все три нации уживаются вполне мирно), спокойно проговорила:

– А что, я каждую страницу книги снимала на отдельный листок? По-моему, вы должны брать деньги только за разворот!

Хитрый какой! Поставил нумерацию и справа, и слева на развороте, вот и получилось в два раза больше!

Араб и глазом не моргнул: только вздохнул с явным сожалением (не удалось обжулить, ушлая клиентка попалась!) и сообщил снисходительно:

– Ладно, тогда триста страниц и сорок пять евро.

«Ладно!» Ишь ты, «ладно», главное!

Алена возмущенно фыркнула, протянула ему бумажку в пятьдесят евро, получила сдачу, сложила свое имущество в сумку и пошла, чувствуя всеми своими бриджами взгляд козлобородого мсье, но не оборачиваясь и даже бровью в его сторону не ведя. Пошла, вся такая гордая, недоступная победительница наглых продавцов…

– Мадемуазель! – послышался несколько дребезжащий, тоже, как и бородка, напоминающий козлиный голос. – Вы забыли книгу!

Алена мигом обернулась, подбежала к ксероксу и схватила свою главную драгоценность сегодняшнего дня. И улыбнулась козлобородому самой своей обольстительной улыбкой. Он того стоил, ей-богу! Во-первых, не дал совершить трагическую ошибку и утратить библиотечную книгу (дамы с рю де Валанс вкупе с мадам де Флао, конечно, линчевали бы писательницу Дмитриеву, в этом не может быть сомнений!), а во-вторых, всякий, кто называл нашу героиню (особу, повторимся, постбальзаковского возраста) девушкой (mademoiselle по-французски не что иное, как «девушка»), имел право на ее расположение.

– Спасибо, мсье, большое спасибо! Я такая souillon, то есть нет, не неряха… как это… – начала заикаться Алена. Она хотела сказать «растяпа», но забыла слово.

– Вы имеете в виду – maladroit? – с улыбкой подсказал любезный козлобородый мсье, оказавшийся к тому же очень догадливым. – Вы не француженка? Должно быть, полька?

– Почему полька? – удивилась Алена.

– Считается аксиомой, что польские женщины самые красивые, – улыбнулся мужчина. У него были отличные зубы, очень милая улыбка, и вообще при ближайшем рассмотрении он оказался ничего еще, этакий обаяшка с сильным налетом интеллектуальности. – Французы усвоили это еще во времена Первой империи.[7 - Так называется время правления Наполеона Бонапарта, одной из любовниц которого была полька Мария Валевска.]

– Жаль вас разочаровывать, – усмехнулась Алена. – Я русская.

– А! О! – глубокомысленно произнес интеллектуальный обаяшка. – Видимо, эта аксиома имеет отношение ко всем славянкам.

Честное слово, с каждой минутой мсье нравился нашей героине все больше. Она бы не возражала получить от него еще парочку доказательств такой милой аксиомы (все-таки ничто так не лечит сердечные раны, нанесенные одним мужчиной, как комплименты, полученные от другого, пусть даже и похожего слегка на козла), однако он перевел взгляд с ее груди на прижатую к ней книгу и сказал:

– Да у вас настоящая древность! Судя по цвету бумаги, начало прошлого века?

– Двадцатые годы, мне кажется, – уточнила Алена. – Определенно сказать не могу – нет титульного листа.

– Это, наверное, мемуары?

– Совершенно верно.