Камень богини любви

– Что, и внутри снег? – огорчилась Алёна.

– Ну зачем внутри. Снаружи, конечно. Туда если идти, надо самые высокие сапоги надевать, какие только найдешь, и джинсы в них заправлять. И то будь готова, что ноги промочишь.

– Ага, так, значит, мы идем? – радостно воскликнула Алёна.

– Ну давай сходим как-нибудь в выходные, раз такой пожар, – лениво отозвался Андрей.

– Завтра как раз суббота! – сообщила Алёна.

– Да нет, завтра не получится, мы в одиннадцать едем в гости в деревню.

– До одиннадцати мы успеем, я тебе обещаю! Выйдем в восемь, час туда, час там, час обратно – это я с запасом беру! – к одиннадцати вернешься. Можем вообще выйти в половине восьмого, я же знаю, ты рано встаешь! – настаивала Алёна.

Андрей даже опешил от такого натиска и какое-то время молчал. Потом пробормотал:

– Нет, в самом деле пожар?

– В самом деле.

– Ладно, давай в восемь встретимся на проспекте Гагарина, как раз на остановке «Университет».

– Погоди, а при чем здесь проспект Гагарина? – удивилась Алёна. – Водокачка же на Черниговской! Не проще ли от моста пройти, от Нижне-Волжской набережной?

– Я не люблю дважды одной и той же дорогой ходить, – пояснил Андрей. – Кроме того, там очень интересный спуск. И граффити под Окским мостом – зашибись. Мне как раз нужно для клуба граффитистов кое-какие снимки их творений сделать, вот я и соединю полезное с приятным.

– Отлично, договорились! – обрадовалась Алёна.

– А детектив интересный будет? – хозяйственно спросил Андрей.

– А я что, писала когда-нибудь неинтересные? – обиделась наша писательница.

– Таковых я не читал! – отрапортовал Андрей.

– Ответ правильный! – засмеялась Алёна.

На том и простились.

Алёна прикинула по времени. Чтобы успеть к восьми, выйти ей нужно в семь тридцать. Хочется верить, что в такую пору все злодеи будут еще крепко спать, но береженого Бог бережет. Нынче утром «монтер из Дом. ру» явился довольно рано. Поэтому лучше не рисковать.

Она позвонила в такси «Сатурн» – нет, до выяснения всех и всяческих непоняток лучше с «Новым такси» дел пока не иметь! – и вызвала машину на семь тридцать утра.

– Только имейте в виду, – сказала она, – у меня очень тяжелый багаж, поэтому большая просьба – пусть водитель поднимется в квартиру.

– Ну, это, наверное, за отдельную плату, – с сомнением в голосе сказала диспетчер.

– Нет проблем, – бодро отозвалась Алёна.

– Вам позвонят, когда будет известно, что за машина.

– Хорошо, спасибо.

Она положила трубку и усмехнулась.

Итак, некое подобие безопасности обеспечено. Надо приготовить одежду, а то утром всегда такая суматоха… Что надеть? Надо утеплиться, можно представить, какая там стужа, в этих промерзших стенах! Старый лыжный костюм, может?

Алёна в сомнении посмотрела на него. А что, он еще ничего… «Adidas» не стареет, как известно.

Нет, костюм светлый, неудобно будет по развалинам лазить. К тому же он слишком напоминает одеяние Вейки. И, главное, такое хорошее слово на груди этого поганого ряженого было написано, даже обидно! Ведь волшебная мельница Сампо – это практически подобие рога изобилия или некоей механической скатерти-самобранки, источник счастья, благополучия и изобилия. Сампо может намолоть столько хлеба, соли и денег, что хватает на еду, припасы и устройство пиров! Когда-то, еще девочкой, Алёна с величайшим упоением читала детский пересказ «Калевалы», это была одна из самых любимых книжек, и помнила, что Сампо выковал знаменитый кузнец Ильмаринен, чтобы хозяйка Похъёлы, старуха Лоухи, отдала за него свою прекрасную дочь.

Сможешь выковать мне Сампо?
Крышку пеструю украсить,
Взяв конец пера лебедки,
Молока коров нетельных
Вместе с шерстью от овечки
И с зерном ячменным вместе?

Ильмаринен сделал это, взял за себя красавицу, а старуха Лоухи получила в свое безраздельное владение чудо-мельницу, но никто из бедных саамов, жителей Похъёлы, ни горсти муки, которые щедро молола Сампо, ни щепотки соли или самой мелкой монетки из того, что так и сыпалось из нее, не получил. Все забирала себе жадная старуха, присвоила этот финский рог изобилия, эту, можно сказать, скатерть-самобранку и…

ȅ

И!!!

– Боже мой, – тихо сказала Алёна. – Боже мой! Неужели это оно? Неужели так просто?!

Она кинулась к компьютеру и просидела за ним до темноты, то рассматривая карту Нижнего Новгорода, то один за другим открывая снимки Куйбышевской водокачки, снова и снова всматриваясь в очертания развалин, но того, что искала, так и не нашла. То ли оно просто не попало на снимок, то ли все это было лишь плодом ее воображения. Ну как тут снова не вспомнить миссис Оливер: «Представить я, конечно, могу… Я все могу представить!»

Наконец Алёна пошла спать в надежде, что, может быть, во сне явится к ней какое-то озарение, как случалось частенько, однако видела во сне лишь одного красавца и сердцееда Лемминкайнена, который был убит коварными колдунами Похъёлы и брошен в болота Маналы… в темные, промерзлые до самого дна, словно страшные подвалы Куйбышевской водокачки… И всю-то ночь Алёна мерзла, и закутывалась с головой в одеяло, и натянула сверху плед, но так и не смогла согреться до самого утра. А под утро, когда, как известно, снятся самые вещие сны и посещают нас прозрения, увидела она переулок Клитчоглоу и большую березу посреди заснеженного двора. Но вот странно – у березы были огромные, темные, гладкие, кожистые листья.

Такие же, как у фикуса.

И Алёна засмеялась во сне, потому что получила ответ на еще один вопрос, и ей даже не надо больше идти в «Шоколад» и кое-что уточнять у Сюзанны, – а потом она заснула сладко-сладко и, конечно, проспала бы утренний поход, кабы не был на шесть утра поставлен будильник.

Дела давно минувших дней

Наконец я успокоился. Все это имело отношение к далекому, далекому прошлому, а я жил теперь настоящим, и хоть Эльвира зримо воскресла в моих воспоминаниях, все же это были не более чем воспоминания. Совсем другое интересовало меня сейчас, но я не знал, как перевести разговор…

Васильев снова начал рассказывать – теперь уже о своих скитаниях. Я узнал, что он тоже похоронил жену – она упокоилась в Петрозаводске, а после окончания срока ссылки вернулся на прежнюю дорогу политической деятельности. Он вновь примкнул к своим друзьям-народникам, которые теперь называли себя социалистами-революционерами.

– Я могу довериться тебе? – спросил он испытующе.

Я кивнул. Разумеется, он мог мне довериться! Из-за меня, пытаясь спасти меня, он убил человека! Я был обязан ему, да и не только поэтому – и по дружбе я помог бы ему всем, чем мог.

– Я доверю тебе свою жизнь, – сказал Васильев. – И не только свою.

Оказывается, он входил в состав Боевой организации своей партии. Все участники ее жили по условиям строгой конспирации и преследовались полицией куда более сурово, чем обычные, рядовые социалисты-революционеры, которые занимались только пропагандой и агитацией.

– То есть вы – такие же террористы, которые некогда убили Александра Второго? – спросил я изумленно.