В тумане времени

К ним во весь опор мчался заморенный бешеной скачкой гнедой жеребец, а седок махал жезлом – знаком царских гонцов – и кричал что есть мочи:

– Спеши в Ардавду! Царь Зирин ожидает авхата Дандамиса в святилище бессмертной Апи!..

* * *

Почему-то Ягуар, толком и не ведая, что такое город, представлял его себе иначе. Тем более – Ардавду, о которой столько наслышался по пути. Он думал, что увидит широкие мостовые, белые здания с колоннами и длинными лестницами и, конечно, статуи Гойситора, Аргимпасы, Тагимасада[13 - Скифские божества, равные Аполлону, Афродите, Посейдону.] и всех остальных богов, в честь которых, как рассказывал Дандамис, и был назван город. Правда, святилище Апи, где с ними простился авхат, и впрямь было прекрасным, хоть и небольшим, беломраморным храмом, стоявшим на холме; однако в остальном этот город напоминал случайное нагромождение построек: каменных, деревянных, глинобитных, огороженных высоким бревенчатым заплотом, со сторожевыми вышками над ним.

Ягуар не скрыл разочарования, рассказав Иалмену о своих мечтах, и тот поглядел на него недоуменно:

– О, так ты бывал в Гиллее?!

– Нет, – честно сказал Ягуар. – С чего ты это взял?

– Но ведь ты ее описываешь! Гиллею-то! – засмеялся Иалмен. – Я сам, правда, не видел, однако, по слухам, там все в точности так: колонны, изваяния богов, мраморные мостовые… Гиллея – богатый город! Когда-то она была вся деревянной, выстроенной из леса: ведь слово «гиллея» и означает лес. Но однажды весь город сгорел. И тогда гиллеяне начали торговать с каллипидами[14 - Каллипиды – эллины, жившие в Северном Причерноморье, рядом со скифами.]. В обмен на дерево драгоценных пород те привозили им мрамор из Ольвии и Херсонеса, и вот, пожалуйста: Гиллея во всем стала подобной эллинским городам. Ею восхищаются даже гости из самой Эллады!

– А в Гиллее есть амфитеатр? – неожиданно спросил Ягуар.

Иалмен озадаченно пожал плечами:

– Говорю, я ведь там не бывал. А что это такое – амфитеатр?

– Не знаю, – неохотно признался Ягуар. – Но мне кажется, он непременно должен быть во всех эллинских городах.

Иалмен смотрел на него с жалостью:

– Ты все-таки странный. Дандамис уверяет, что ты и не гелон вовсе, а северянин, – значит, варвар. Но иногда ты говоришь такое, что я вообще сомневаюсь в здравости твоего рассудка. Возможно, ты просто безумец? Ведь безумие, как и смерть, делает людей всех племен совсем одинаковыми, будь то нирк, аримаспа, гипербореец или скиф.

– Возможно… – рассеянно произнес Ягуар.

Безумец он или нет, но что же это случилось с памятью?!

Увидев его понурую голову, Иалмен преисполнился раскаяния:

– Не думай ты об этом, Ягуар. Не думай ни о варварах, ни об эллинах, ни о Гиллее, ни о статуях богов. Ну чем плохо жить так, как живем мы?

Больше всего в Ардавде было полуземлянок. Над их котлованами сооружались надстройки из сырца, глины и дерева. Из крыш тянулись дымки: внутри, на глинобитных полах, горели очаги. Вокруг жилищ были вырыты зерновые ямы, ямы для хранения продуктов. Так обустраивались оседлые скифы, но скотоводы-кочевники и воины предпочитали кибитки, покрытые войлоком и поставленные на многоколесные повозки. В них было запряжено несколько пар волов.

Изредка войлочная завеса отодвигалась, и на белый свет выглядывала какая-нибудь любопытная женщина в длинном платье из шерсти или конопляной ткани, в тонкой кожаной накидке, со множеством звонко играющих номисм[15 - Номисма – украшение из монет, то же, что монисто.] на груди. Волосы были спрятаны под покрывала.

Ягуар понял, что женщины живут в кибитках, а их мужья проводят время в седлах.

Да уж, коней он тут увидел множество! Глаза разбегались любоваться! И все же ни мастью, ни статью, ни прытью, ни даже богатством упряжи никто не мог превзойти Херфинуса.

Пока Ягуар с Иалменом болтали, толстый энарей в белом хитоне вывел из ворот святилища Херфинуса и передал просьбу Дандамиса приглядеть за конем. Наверное, таинственный скакун уже исполнил свою роль – определил, что исцеление царя Зирина возможно.

Ягуар первым протянул руку и принял повод. Да, Иалмен, кажется, не очень-то и рвался приблизиться к Херфинусу… И вот теперь, поглядывая в прозрачные, зеленоватые глаза, Ягуар мысленно соглашался с Иалменом, что конь этот ох какой не простой!

Так и чудится, что спросишь его – а он что-нибудь скажет в ответ. Скажет человеческим голосом! Уж неведомо ли ему (пожалуй, и впрямь – существу из мира иного), кем был Ягуар до того, как однажды открыл глаза – и осознал себя связанной жертвой богу меча? Или, еще того пуще, не знает ли Херфинус, как и его хозяин, что произойдет потом, в будущем?

– Не молчи, не молчи! – пробормотал Ягуар, щекой прижимаясь к морде коня.

Тот шумно вздохнул, дрожь пробежала по его телу, но он не взбрыкнул, не попятился, а положил голову на плечо Ягуара и замер, изредка взмахивая пышным, длинным хвостом, в котором кое-где проблескивали рыжеватые пряди, а оттого чудилось, что перевиты серебряные нити с золотыми.

Херфинус тихонько пофыркивал, тепло дышал в шею Ягуара, а тот вдруг задумался, что с тех пор, как оказался здесь, он существует, только подчиняясь обстоятельствам, – даже когда спасает свою жизнь. А теперь его привезли в Ардавду и предоставили самому себе, и не значит ли это, что отныне он сам должен обращать обстоятельства или во вред себе, или на пользу – но сам, сам должен владеть обстоятельствами, будто и они – всего лишь декорации, в которых ему предстоит играть, – как эти кибитки, землянки, чахлые, редкие деревца…

«Декорации, – мысленно повторил он чужое слово, мелькнувшее в мозгу, и содрогнулся от внезапного ужаса: – Декорации! Играть! Что это? Что со мною?»

Даже сам образ его мыслей, чувствовал Ягуар, был чужд гелону, пленнику, да и скифу, воину, – всем здесь. За исключением разве что авхата Дандамиса.

Но его нет рядом. Только этот конь…

Словно в поисках утешения, он еще крепче обнял Херфинуса, так что белый скакун коротко заржал и быстро переступил точеными ногами.

– Он не ошибся! Он опять угадал! – раздался рядом вопль Иалмена, и Ягуар даже вздрогнул от неожиданности.

Оказывается, он так задумался, что не слышал, как глашатай возвестил царскую волю: в прославление милосердной Апи и в честь выздоровления Зирина учинить многолюдные ристания. Победителям царь не пожалеет золотой казны, а вечером позовет в свой шатер на пир.

И впрямь – авхат Дандамис угадал и это!

– Ристания… Будешь сражаться? – спросил Ягуар, преисполняясь зависти к Иалмену и всем этим скифам, которые, нахлестывая коней, предвкушая потеху, радостно мчались на глинобитную площадку перед царскими шатрами.

Кровь закипела! Вспомнилось, как дрался сегодня с теми, кто замышлял погубить его, – и рука невольно потянулась к поясу за мечом, которого у него не было.

Где там! Он по-прежнему полуголый безоружный пленник, каким осознал себя утром.

Ягуар закинул голову, поглядел в небо. Солнце вроде бы и не собиралось клониться к закату. И день пылал нескончаемо – лился, лился, как расплавленное золото… Какой долгий, какой мучительный день!

Ягуар с трудом отвел зачарованный взор от небес.

– Ну что же, поезжай, – сказал он Иалмену. – А я посмотрю, как ты…

Он не договорил. Чья-то рука легла на его плечо.

Ягуар увидел промельк ужаса на лице Иалмена – и резким нырком вперед и вниз выскользнул из-под этой тяжелой руки.