В день, когда расцветут хризантемы. Повесть и рассказы

– Какого-то Иванова Сашу.

Анна проснулась в холодном поту.

– Саша! – подозвала она к себе семилетнего мальчика, – обещай мне, что никогда, никогда ты не будешь ходить на стройку в соседний двор!

– Ты что, мам! – удивился ребенок. – Мы с ребятами там не играем.

Анна успокоилась, но дня через три, возвращаясь из магазина с полными сумками, она увидела бегущих в сторону котлована людей. Вой сирены скорой помощи сильно резанул слух, разбередив в душе Анны нехорошее предчувствие.

Она посмотрела на мужчину, идущего ей навстречу, – это был человек из ее недавнего ночного кошмара. Можно было ничего не спрашивать. Ноги подкосились, и Анна упала, выронив сумки.

– Мама, мамочка, что с тобой? – перепуганный Сашка склонился над женщиной, обеими руками поддерживая ее голову.

Прохожий собирал рассыпавшиеся продукты, складывая их в пакет.

Анна села на тротуар и заплакала:

– Сыночек, ты живой? Тебя не завалило?

– Ты что, мам! – прижался к ней сын. – Там другого Сашу Иванова песком засыпало. Он со мною в параллельном классе учился.

– А вы откуда знаете про погибшего мальчика? – подозрительно спросил мужчина, помогая ей подняться.

Анна только рукой махнула. Что она могла ему сказать?

1

Вот уже месяц они находились в этом доме и чего-то ждали. Их поселили на втором этаже в довольно-таки приличной комнате деревенского коттеджа.

Впрочем, деревенским он считался по заграничным меркам. Для большинства постсоветских граждан, проживающих в России, наличие подобного дома было хрустальной недосягаемой мечтой, как полет на Луну.

– Вот живут, сволочи! – не переставала то ли завидовать, то ли восхищаться Зинка. – Ирка, посмотри, у них даже на туалетной бумаге сердечки нарисованы.

Санузел, или по-другому туалетная комната, примыкавший к помещению, в котором поселили девушек, стал любимым Зинкиным местом пребывания. Она могла не выходить из него часами, разглядывая то кафель со сценами из жизни фараонов Древнего Египта, то джакузи с необычной синеватой подсветкой и всевозможными навороченными душами и массажными приспособлениями, то изящной формы биде и умывальник. Особенно ее восхищал установленный на возвышении унитаз, по форме напоминавший трон.

– Когда разбогатею, обязательно оборудую себе шикарный сортир! Лучше этого! – витала в мечтах Зинаида, которая в своей жизни ничего красивее этих принадлежностей санитарной гигиены не видела.

– А ты что будешь делать, когда разбогатеешь? – спросила она приятельницу, днями напролет смотревшую в окно.

– У меня жизнь – сплошной сортир, мне не до джакузи, – меланхолично ответила та, наблюдая за прохожими, идущими по мощеному тротуару.

Чистенькая сельская улочка с изогнутыми фонарными столбами прошлого века, аккуратненькие, почти кукольные двухэтажные домики с красными черепичными крышами, с геранью на окнах и колокольчиками вместо звонков у дверей, окруженные такими же заборчиками и палисадниками, начинали раздражать женщину. «Хризантемы расцветут к первому сентября, – напряженно думала она, прокручивая в мозгу сон, в очередной раз приснившийся ей ночью. – Уже почти август! А у меня ни копейки нет в заначке! Ни копейки! На кой черт мы здесь сидим? Чего дожидаемся?»

Успокаивало одно – им обещали заплатить по тысяче долларов, если все получится. Хоть что-то останется у детей после смерти матери. В том, что она умрет накануне первого сентября, Анна ни на минуту не сомневалась.

– Слышь, подруга, на что ты деньги потратишь? – не унималась Зинка.

– Не знаю, а ты? – пожала плечами Анна, в планы которой совершенно не входило обсуждение деталей ее будущей жизни. За годы, прожитые вместе с Виталием, она научилась понимать, что молчание действительно золото. «Не давай о себе информацию, переключай собеседника на его проблемы» – так учил ее муж.

Зинка сразу погрустнела.

– Никому не скажешь? – спросила она Анну, как-то по-детски заглядывая ей в глаза.

– Нет! Обязательно всем расскажу: и в этом городишке, и в Москве! А еще лучше, напишу статью о твоей тайне в газету «Гудок»! – в тон ей ответила женщина.

Зинка на шутку не отреагировала.

– Мне парня моего нужно выкупить.

– Как это выкупить? – не поняла Анна.

– Да задолжал он чеченцам – Вахе и Эльдару, которые нас наняли, сейчас у них отрабатывает. Мне Ваха сказал, что, если я пять ходок сделаю, он моего Борьку отпустит.

– Вот так сюрприз! Чем больше ждем, тем интереснее становится! – Когда Зинаида предлагала ей эту работу, то ничего не говорила ни о своем парне, ни о его долге. Что день грядущий нам готовит?

С другой стороны, Анна тоже не лыком шита, и у нее – свои секреты. Соглашаясь на работу, она прежде всего позаботилась о том, чтобы ее работодатели никогда не узнали, ни как ее зовут, ни где живет, предварительно отправив заказным письмом до востребования в первый попавшийся город, на который упал взгляд в железнодорожном расписании, свой паспорт.

Что толку выяснять, кто и когда тебе врал, а главное – зачем? Вместо этого она спросила:

– Откуда у тебя парень?

Глупо спросила, как-то бестактно и неуклюже.

– А что? Думаешь, если я толстая и некрасивая, то и понравиться никому не смогу? – с вызовом ответила ей Зинка, прибавив пару крепких выражений из нелитературного русского языка. – Мы, между прочим, несколько лет вместе прожили душа в душу, пока он в казино не проигрался! Ты вот замужем была?

– Нет, – соврала Анна, похоронившая почти год назад второго мужа.

– А дети у тебя есть?

– Нет, – опять солгала та.

– Странно, – прищурилась товарка, – животик у тебя небольшой, как у рожавшей женщины.

– Много ем, – и, чтобы не продолжать разговор, Анна взяла из вазочки печенье и надкусила его.

2

Она экономила на всем, особенно на еде и транспорте.

Школа, в которой Анна работала учительницей младших классов, находилась через две остановки от ее общежития. Каждый день, встав в шесть часов утра и наскоро собрав завтрак, она пораньше выходила дома, чтобы не спеша с детьми за руку дойти до работы. Сама Анна утром не завтракала, ну может, чашку чая выпьет без сахара или в лучшем случае съест несколько ложек овсяной каши, но детей накормить – это святое! У них должно быть все: сливочное масло, хлеб, молоко. Слава богу, отменили ненавистные талоны, и магазины постепенно начали заполняться продуктами и товарами.

На нищенскую зарплату учительницы, которую к тому же не выдавали месяцами, нельзя было купить даже самое необходимое. Как Анна ни старалась, но где-то еще постоянно подрабатывать у нее не получалось. В небольшом провинциальном городишке, куда она вернулась с детьми из Москвы, работы не было. Государственные предприятия закрывались одно за другим, на прежнюю службу Анну не брали, а идти торговать в киоск к частнику – не хотелось. Спасибо, удалось пристроиться в школу, откуда нормальные люди, с точки зрения городских обывателей, бежали без оглядки.

Иногда ей везло, и она подрабатывала в собственном общежитии вместо ушедших в отпуск или заболевших уборщиц бабы Мани и бабы Любы. Тогда Анна вставала в пять утра и до семи мыла лестницы и полы в коридоре. Подработка была для нее подарком – общежитие принадлежало еще не обанкротившемуся заводу, и вахтерам с уборщицами там платили более или менее регулярно.

Первый муж Анны вместе с новой семьей уехал на заработки куда-то на Север. По слухам, доходившим до нее, платили там тоже с перебоями, поэтому и алименты на старшего сына Анна получала нерегулярно и редко. Младшему сыну полагалась пенсия по случаю потери кормильца, но ее, боясь последствий, она не оформляла. Причитающиеся пособия на детей Анне тоже почти не выплачивали, ссылаясь на дефицит в бюджете города, и выдавали вместо денег либо низкосортные макароны, либо тетрадки в косую линейку, плохо раскупавшиеся в магазине.

Осенью стало особенно тяжело – зарплаты не было аж до Нового года. Вот тогда-то Анна и стала выходить из дома чуть свет.