В день, когда расцветут хризантемы. Повесть и рассказы

– Помогите, наших бьют!

Ребята, словно зомби, получившие условный сигнал, включивший программу, мигом слетели с оградки и побежали на крик. В руках у некоторых из них появились металлические шарики на цепочках и куски арматуры. Откуда эти предметы взялись у подростков, она не поняла, да и разбираться было некогда!

Быстро спружинив с корточек, она ткнула ключом в лицо растерявшемуся Вахе и, услышав истошный вопль и ругательства, кинулась бежать.

Анна знала, что через несколько минут на бешеной скорости мимо них пронесется синее «Вольво», и ей, чтобы оторваться от погони, нужно как можно быстрее пересечь шоссе. Она помчалась что есть мочи – так, что в ушах зашумело.

Анна не ведала, бежал ли за нею еще кто-нибудь и вообще что делалось за ее спиной, и очнулась только тогда, когда рядом резко затормозил автобус. Скрип тормозов, почти такой же, как в ее кошмарном сне, заставил Анну прийти в себя. Она упала и чуть было не попала под колеса.

Из окна высунулся водитель и начал что-то кричать на английском языке, наверное ругаться, но, увидев Анну, перестал. Это был тот самый желтый разрисованный автобус и тот самый патлатый англичанин, который давеча любезно предлагал подвести их с Зинкой до границы.

– Хелп ми, помогите! – закричала Анна, вскочив и замахав руками.

Двери автобуса открылись, и женщина влетела в салон. Автобус тронулся с места.

Последнее, что увидела Анна в окно, выезжая с площади, это синий автомобиль, врезавшийся в микроавтобус Вахи. И еще – разбегающихся в разные стороны парней в кожаных куртках под звук милицейского свистка.

– Ох! – выдохнула она и опустилась на верхнюю ступеньку перед дверью.

Рукав кофточки сверху был разрезан, и по руке стекала тонкая струйка крови. Все-таки Ваха хоть и не сильно, но успел полоснуть ее ножом.

Коленки больно саднили.

Анна заплакала навзрыд.

Ее сильно трясло.

7

В родном городе Анну с детьми не то чтобы не ждали, но и встретили не очень ласково. Так, как обычно встречают людей, нежданно-негаданно выигравших в лотерею большой денежный приз. Очень мало, кто искренне радуется их удаче.

Разведенная Анна с ребенком на руках, вышедшая замуж за москвича, да еще и бизнесмена, в глазах некоторых знакомых женщин, да и мужчин тоже, была еще хуже лотерейных миллионеров. Даже родной брат, которому досталась трехкомнатная квартира в центре города после смерти родителей, и тот считал, что Анне незаслуженно повезло. А раз уж ей так повезло, то она просто обязана постоянно помогать и делиться с ним – бедным участковым милиционером – своими немыслимыми доходами.

Анна, постоянно передававшая с проводниками семье брата посылки с консервами, колбасой и детскими вещами, недоумевала, что еще ему от нее, а вернее от Виталия, нужно? В последний раз она отправила ему большую кастрюлю-выварку, заполненную до отказа тазиками, чайником и эмалированными кружками.

Видимо, этот подарок Анны Сергею не понравился, поэтому он встретил сестру не очень ласково, попеняв, что на родне экономить нельзя. Чтобы ему хоть как-то угодить, Анна по приезду в отчий дом вручила снохе Татьяне аж два электрических утюга.

Совсем по-другому встретила ее семья бывшего мужа. Лариска накрыла приличный стол, что в условиях очень высоких цен в продуктовых магазинах родного города само по себе много значило. Николай – бывший Аннин и нынешний Ларисин муж – уже уехал в Нижневартовск, и они с дочкой, собрав чемоданы и отправив багажом крупные вещи, со дня на день ждали звонка, чтобы немедленно вылететь к нему. Подаренному электрическому утюгу Лариса очень обрадовалась.

Сидя за праздничным, накрытым в ее честь столом, Анна с тоской разглядывала ободранные стены девятиметровой комнатушки, облупившуюся краску на окне с разбитым и заклеенным изолентой стеклом, выщербленные полы. Она все больше и больше убеждалось в мудрости Виталика, давшего ей перед отъездом деньги. Комната требовала если не капитального ремонта, то уж точно – капитального обновления, хотя бы для того, чтобы поселить в нее квартирантов.

Лариса уехала через два дня, и Анна, проводив ее, тут же занялась ремонтом и поиском необходимых для этого материалов. Брат, которому было обещано, что в будущем он будет присматривать за квартирантами и получать с них плату, сменив гнев на милость, помогал Анне чем мог. Подняв всех знакомых и милицейские связи, он достал на какой-то базе обои, линолеум, краску и новые стекла. Не обошлось, конечно, без переплаты, но зато не надо было рыскать по городу и стоять в огромных очередях.

С удовольствием погрузившись в работу, Анна вместе со старшим сыном подготовили под оклейку стены, размыли потолок и уж только потом позвали мастера, доводившего до ума их общежитское жилище.

Незаметно подошел к концу август, и женщина начала потихоньку собираться назад в Москву. Детям нужно идти в школу, да и ремонт московской квартиры, теперь, когда она прошла хорошую практику, жаждал ее руководства.

Обновленная комната со свежевыбеленным потолком и желтыми обоями была настолько уютна и солнечна, что моментально настраивала на праздничное настроение. Для полного ощущения счастья оставалось только купить новую мебель. «Жалко сюда квартирантов заселять, – подумалось Анне, – сразу все изгадят».

Неожиданно позвонил Виталий. Вернее неожиданно не то, что он позвонил, он почти каждый вечер звонил на квартиру Сергею, где остановилась Анна, и она подолгу рассказывала ему, что делала за день и как чувствуют себя дети, а то, что он сказал. Он категорически запретил жене возвращаться в Москву, намекнув на какие-то грядущие события.

– Мне будет спокойнее, если вы останетесь под присмотром брата, – сказал он Анне, когда она запричитала по поводу школы и ремонта.

– Ремонт подождет, – резко оборвал ее муж, – а документы на детей я передам поездом – пусть пока поучатся в местной школе.

Затем он долго разговаривал с Сергеем, что-то ему объяснял, после чего брат, насупившись, сказал Анне:

– Ты это, правда, не дури! Оставайся пока у нас! Не бросит же он тебя в конце концов!

Анне пришлось смириться. Она не знала, что и думать, но Виталий продолжал регулярно звонить, в разговорах был ласков и нежен, и она успокоилась.

Получив от мужа вместе со школьными документами деньги, она втридорога, с «черного хода», приобрела в магазине мебель и маленький телевизор и вместе с детьми переехала в свою комнату.

С большим трудом в ее жилище поместились раскладной стол, два кресла-кровати, двухстворчатый шифоньер с антресолями и холодильник, на который и был водружен телевизор. Рядом с входной дверью, красиво покрашенной и с новыми замками, она поставила тумбочку для обуви и повесила вешалку для верхней одежды, надеясь, впрочем, никогда ею не воспользоваться. В углу, между шифоньером и стеной, оставалось пространство для купленной специально для Анны раскладушки, так как кресла уже облюбовали дети. Напоследок она повесила на окно красивые светлые шторы, и комната окончательно приобрела обжитой вид.

Семья брата, приглашенная на новоселье, интерьер одобрила.

– Это вам в подарок, – сказал Сергей и прибил на одной из стен полочку для книг, а на другой – для посуды.

– В тесноте, да не в обиде, – добавила невестка осмотревшись. – По крайней мере, для жизни все есть! А посуду постепенно подкупите!

Анна сжалась: «Змея!» Она перестала любить Татьяну, свою бывшую подругу, после того как та вышла замуж за ее брата. Уж очень она резко изменилась! «Она что, думает, что я здесь навечно и никогда не вернусь в Москву?»

Но вслух ничего говорить не стала.

В этом году в центральной образцово-показательной школе города ввели новшество и набрали один экспериментальный класс из детей шестилетнего возраста. Маленького Сашку, которому еще не исполнилось шесть лет, приняли в школу с условием – Анна будет работать воспитателем в классе, занимая свободное время детей после уроков и до прихода родителей. Предложение ей было сделано только потому, что директриса школы была чем-то обязана жене ее брата.

Анна, подумав, согласилась.

Ее дети росли умненькими и развитыми, какими обычно бывают дети в благополучных, счастливых семьях. Сашка к шести годам знал все буквы и уже читал по слогам. Она решила, что в школе, да еще с облегченной программой, учиться ему будет несложно. Сама же Анна, ожидая известий от мужа и пребывая в полном неведении по поводу дальнейшей своей судьбы, решила, что работа, пусть и временная, как-то отвлечет ее от невеселых дум.

Действительно, окунувшись с головой в школьные дела, они втроем как-то быстро и незаметно пережили сентябрь. Звонившему вечерами уже в общежитие Виталику Анна с гордостью сообщала об успехах детей и о своей работе. Она чувствовала, что муж переживает за них, и каждую неделю получала от него с поездом посылки – продукты и деньги. Ближе к октябрю, к недоумению Анны, он передал теплые вещи.

– Зачем? – спросила она вечером по телефону Виталия, прекрасно понимая, что с получением осенне-зимней одежды все дальше и дальше отодвигается ее надежда на скорое возвращение в Москву.

– На всякий случай, – коротко ответил он.

В конце сентября в столице стало неспокойно. Газеты писали о роспуске Съезда народных депутатов России и Верховного Совета, о противостоянии депутатов во главе с генералом Рудским и коалиции Бориса Ельцина.

Анна, которая после второго замужества, по молчаливому согласию в семье, газет не читала и о политической ситуации в стране имела представление только со слов окружавших ее людей, вдруг стала понимать, почему ее сюда, в этот скучный, серый городишко, где даже трава на газонах не может расти без въевшейся пыли, отослал Виталик. И чем ее муж занимался в последнее время.

– Господи, – похолодело у нее внутри. – Наверняка будет заваруха, и он влезет в самую гущу.

Уж лучше бы он изменял ей с любовницей, как иногда думалось Анне, неожиданно проснувшейся среди ночи.

Она взяла больничный и часами не отходила от телевизора.

Второго октября 1993 года в Москве прошли многолюдные демонстрации, организованные оппозицией. На следующий день сторонники Верховного Совета захватили здание муниципалитета и гостиницы «Мир», а затем начали штурмовать Останкинский телецентр. Телевидение и радио постоянно вещали о чрезвычайном положении, объявленном в столице, о вводе войск, о толпах добровольцев, кинувшихся на помощь президенту.