Сталинский проконсул Лазарь Каганович на Украине. Апогей советской украинизации (1925–1928)

Сталинский проконсул Лазарь Каганович на Украине. Апогей советской украинизации (1925–1928)
Елена Юрьевна Борисёнок

Советский век
В истории советской национальной политики в УССР период с 1925 по 1928 гг. занимает особое место: именно тогда произошел переход от так называемой «украинизации по декрету» к практической украинизации. Эти три непростых года тесно связаны с именем возглавлявшего тогда республиканскую парторганизацию Лазаря Моисеевича Кагановича. Нового назначенца в Харькове встретили настороженно – молодой верный соратник И.В. Сталина, в отличие от своего предшественника Э.И. Квиринга, сразу проявил себя как сторонник активного проведения украинизации.

Данная книга расскажет читателям о бурных событиях тех лет, о многочисленных дискуссиях по поводу форм, методов, объемов украинизации, о спорах республиканских руководителей между собой и с западноукраинскими коммунистами, о реакции населения Советской Украины на происходившие изменения.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Елена Юрьевна Борисёнок

Сталинский проконсул Лазарь Каганович на Украине: апогей советской украинизации (1925–1928)

© Борисёнок Е.Ю., 2021

© ООО «Издательство Родина», 2021

Введение

В истории становления и развития украинской государственности 1920-е гг. занимают особое место. Именно тогда большевистское руководство, решившее коренным образом преобразовать этнокультурную и этносоциальную ситуацию на Советской Украине, приступило к разворачиванию так называемой политики украинизации, проводившейся в рамках общесоюзной политики коренизации партийного и государственного аппарата в национальных республиках. Украинизация предусматривала поддержку украинского языка и культуры, развитие социальной структуры украинского общества путем создания приоритетных возможностей для профессионального и карьерного роста представителям «коренной» национальности. Фактически украинизация представляет собой метод национального строительства, целенаправленный государственный курс по утверждению украинского характера социокультурного пространства республики путем специальной языковой, культурной и кадровой политики.

В период проведения украинизации три непростых года – с апреля 1925 по июль 1928 гг. – республиканскую парторганизацию возглавлял Лазарь Моисеевич Каганович (1893–1991). К моменту назначения в Харьков Каганович был молодым (в ноябре 1924 г. ему исполнился 31 год), но активным партийцем: к тому времени он уже был секретарем ЦК РКП(б), обладал опытом административной работы и был верным сторонником И. В. Сталина. При Кагановиче произошли важные события в истории советской украинизации. Именно тогда «украинизация по декрету» превратилась в действительную украинизацию, на этот период приходятся многочисленные дискуссии о формах, методах, объемах коренизационной политики. Имя Кагановича тесно связано с событиями, получившими широкий резонанс и в республике, и за ее пределами – «дело Шумского», «дело Хвылевого», кризис в рядах западноукраинской коммунистической партии и др.

Период с 1925 по 1928 гг. весьма важен для изучения советской политики украинизации и для понимания общей динамики развития Страны Советов, поскольку позволяет глубже понять природу происходивших изменений в сфере межнациональных отношений, оценить сложность происходивших социокультурных процессов, выявить возникшие проблемы в ходе реализации государственной национальной политики. Кроме того, анализ использовавшихся в этот период методов, подходов, инструментов воздействия управленческих структур на общество предоставляет возможность изучить влияние субъективных факторов на процесс украинизации, рассмотреть степени влияния на выбор стратегических решений позиции политических лидеров республиканского и общесоюзного ранга, оценить механизмы взаимодействия властей в Москве и Харькове.

Между тем в современной историографии данная тема остается раскрытой не в полной мере. Несмотря на то, что об украинизации писали начиная с 1920-х гг., период ее интенсивного изучения наступил только в конце ХХ века. В Советском Союзе исследование данного круга проблем строго контролировалось и сводилось фактически к глорифицированному освещению советской национальной политики. За рубежом особенно активно обсуждали различные аспекты культурной жизни и национального строительства в СССР представители украинской диаспоры, причем в их трудах был представлен альтернативный советской литературе подход и советские реалии получали в основном негативную оценку. В целом в зарубежной историографии оценки советской украинизации и деятельности Л. М. Кагановича достаточно разнообразны. Так, И. В. Майстренко признавал, что с назначением Кагановича «украинизация пошла быстрыми темпами»[1 - Майстренко І. Сторiнки з iсторii Комунiстичноi партii Украiни. Б. м., Сучаснiсть, 1979. С. 99.], но в то же время указывал, что при назначении Кагановича Сталин преследовал цель «ни в коем случае не допустить на пост руководителя КП(б)У украинца, который осуществил бы украинизацию по убеждению, от сердца, как сын своего народа». Майстренко отмечал, что при проведении украинизации украинский генсек никогда не выходил за рамки, приписанные ему Сталиным, а эти рамки в 1920-е гг. были еще достаточно широкими, что Каганович был призван сломить препятствия на пути украинизации и потому вошел в историю Советской Украины как фигура, которая содействовала возрождению украинской нации[2 - Там же. С. 105.].

И. Кошеливец в своем труде, посвященном Н. А. Скрыпнику, отмечал, что Каганович, учитывая опыт своих предшественников (Э. И. Квиринга и Д. З. Лебедя), был покладистее и не препятствовал украинизации. «Вот теперь Скрыпник пошел в наступление по всем линиям, начав с украинизации партии и ее аппарата и прессы»[3 - Кошелiвець І. Микола Скрипник. Мюнхен, 1972. С. 105.], – считал этот автор, приписывая, таким образом, украинизационные инициативы не Кагановичу, а Скрыпнику. Р. Конквест отмечал: «Первым секретарем коммунистической партии Украины в апреле 1925 г. был назначен Лазарь Каганович, сменивший на этом посту тормозившего украинизацию Квиринга… Каганович, преданный Сталину деятель, вскоре приобрел ужасную репутацию, и многие полагали, что новое его назначение окажется для Украины губительным. …Но Каганович, хотя и сознавал, что националистические украинские настроения могут выглядеть вредными в глазах руководства в Москве, активно проводил политику умеренной украинизации в ее культурном и языковом аспектах. В течение нескольких лет его лидерства на Украине национальная культура продолжала развиваться, хотя и не без задержек со стороны Москвы…»[4 - Конквест Р. Жатва скорби. Лондон, 1988. С. 131.].

Перелом в изучении истории советской украинизации произошел в конце 1980-х – начале 1990-х гг.: широкий доступ к архивным материалам и снятие идеологических запретов на изучение проблемы привел к росту исследовательского интереса к событиям 1920–1930-х гг. и на постсоветском пространстве, и за рубежом. Именно тогда появились две известные работы зарубежных ученых, неоднократно переизданные на Украине: канадского историка украинского происхождения О. Субтельного[5 - Subtelny О. Ukraine: A History. Toronto, 1988.] и канадского историка с русинскими корнями П. Р. Магочи[6 - Magocsi P. R. A History of Ukraine. Toronto, 1996.]. При этом нередко подходы указанных крупных ученых считают альтернативными и противопоставляют «традиционному нарративу» Субтельного «мультикультурную историю Украины» Магочи[7 - Плохiй С. М. Якоi iсторii потребуе сучасна Украiна? // Украiнський iсторичний журнал. 2013. № 3. С. 7.].

Политику украинизации Субтельный рассматривает только применительно к УССР, выделяя соответствующую главу в разделе о Советской Украине. Историк подчеркивает, что Украина составляла «слабое звено советской власти», и поэтому, «когда нэп успокоил крестьянство, партия начала кампанию, направленную на расширение поддержки со стороны нерусских народов». Партийное руководство стремилось, «чтобы в партию и государственный аппарат шли нерусские, чтобы служащие изучали и пользовались местными языками, чтобы государство поддерживало культурное и социальное развитие других народов»[8 - Субтельний О. Украiна: iсторiя. Киiв, 1991. С. 337.]. Поворот в национальной политике произошел в 1933 г., когда основной угрозой для единства Советского Союза был провозглашен местный национализм, что означало «конец украинизации и начало систематических притеснений украинской культуры»[9 - Там же. С. 367.].

Магочи рассматривает историю страны, а не народа: русские, поляки, евреи, карпато-русины, крымские татары, немцы, румыны, греки наряду с другими народами, проживающими на территории Украины, понимаются как неотъемлемая часть украинской истории, а не просто противники этнических украинцев в их собственной вековой борьбе за национальное выживание[10 - Магочий П.-Р. Украiна. Iсторiя ii земель та народiв. Ужгород, 2012. С. V.]. Советскую украинизацию ученый представляет как способ легитимизации власти КП(б)У путем привлечения в свои ряды широких слоев местного населения и содействия развитию украинского языка и культуры[11 - Там же. С. 524.]. Как считает историк, украинизация, как и экономический эксперимент нэпа, была для большевиков только временным решением проблемы: с 1928 г. начинается переходный период для Советской Украины, КП(б)У стала уходить от «радикальной» украинизаторской политики середины 1920-х гг., а в 1933 г. стало очевидным, что Украину ожидает полная интеграция в Советский Союз[12 - Там же. С. 549, 553–554, 558.].

Среди зарубежных трудов, так или иначе затрагивающих советскую национальную политику, следует выделить получивший большой резонанс труд американского ученого Т. Мартина, предложившего использовать в отношении Советского Союза термин «империя позитивного действия». Предлагая свою концепцию советской политики, ученый обращает внимание на ее активный характер, поддержку создания и развития национальных территорий, элит, языков, культуры. Он подчеркивает, что коренизация осуществлялась не только и не столько под давлением национал-коммунистических сил, а являлась частью последовательной программы национальных преобразований, осуществлявшихся с учетом происходивших в стране этносоциальных процессов[13 - Martin T. The Affirmative Action Empire. Nations and Nationalism in the Soviet Union. 1923–1939. Ithaca and London, 2001; Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923–1939. М., 2011.].

В последние годы украинская тематика становится более популярной и в российских научных исследованиях. Свидетельством этому является появление обобщающих трудов по истории Украины. В 2007–2008 гг. вышли два издания, подготовленные российско-украинской комиссией историков при Президиуме РАН и Президиуме НАНУ: «Очерки истории России» под редакцией А. О. Чубарьяна на украинском языке и «История Украины» под редакцией В. А. Смолия на русском. В своем труде украинские коллеги рассматривают украинизацию в традиционном для украинской историографии ключе: «Советская Россия завоевала Украину с третьей попытки, однако удерживать ее только военной силой было невозможно. Граждане Украины должны были убедиться в том, что советская власть – это их собственная власть. Представителям этой власти следовало общаться с ними на их родном языке». Таким образом, курс на коренизацию рассматривается как «привлечение к управлению национальных кадров»[14 - История Украины. Научно-популярные очерки / Под ред. В. А. Смолия. М., 2008. С. 626.]. В «Очерках истории России» об украинизации практически не упоминается, хотя и указывается, что советская политика «предусматривала национальную консолидацию в границах республик (что отразилось и на политике украинизации в УССР)»[15 - Нариси iсторii Росii: Пер. з рос.; за заг. Ред. О. О. Чубар?яна. Киiв, 2007. С. 644.].

В 2015 г. вышла «История Украины»[16 - История Украины. СПб., 2015. В 2019 г. вышло второе издание книги: История Украины. 2-е изд., испр. и доп. / Данилевский И. Н., Таирова-Яковлева Т. Г., Шубин А. В., Мироненко В. И. СПб., 2019.], написанная российскими историками, членами российско-украинской комиссии И. Н. Данилевским, Т. Г. Таировой-Яковлевой, А. В. Шубиным, В. И. Мироненко. Как подчеркивает во введении А. О. Чубарьян, эта книга является «приглашением группы авторов к диалогу по весьма актуальной и непростой исторической проблеме»[17 - Там же. С. 5.]. А. В. Шубин, написавший раздел об истории Украины с 1917 по 1945 гг., определяет советскую украинизацию как политику развития украинской культуры и расширения роли украинских кадров в руководстве страной[18 - Там же. С. 337.].

В 2015 г. увидела свет «История Новороссии» А. В. Шубина, в которой рассмотрены особенности развития юга и востока «современного государства Украины по сравнению с центральными и западными регионами этой страны»[19 - Шубин А. В. История Новороссии. М., 2015. С. 3.]. Рассматривая положение этих регионов в составе УССР и СССР, исследователь замечает, что украинизация являлась «одной из важнейших черт развития УССР» в 1920-е гг. Украинизацию А. В. Шубин трактует как «политику развития украинской культуры и расширения роли украинских кадров в руководстве страной». Таким образом, украинизация «имела две стороны – культурно-просветительскую и кадрово-политическую». Как указывает историк, предполагалось, что «украинский язык и украинский этнос станут факторами, которые упрочат позиции нового режима на Украине»[20 - Там же. С. 323.].

В 2017 г. была издана под грифом Российского исторического общества и Института российской истории РАН еще одна «История Новороссии». Политика украинизации, которой здесь отведено больше места, нежели в предыдущих двух обобщающих работах, рассматривается в традиционном ключе: указывается на «активную поддержку со стороны государства украинского языка, науки и культуры, продвижение украинских национальных кадров на руководящие посты в партии, советских и административных органах». При этом ключевой фигурой в проведении политики коренизации на Украине справедливо назван Л. М. Каганович, неукоснительно следовавший всем указаниям И. В. Сталина. При этом последний охарактеризован как «активный сторонник политики коренизации и один из главных ее инициаторов»[21 - История Новороссии / отв. ред. В. Н. Захаров. М.; СПб, 2017. С. 539. Раздел «Политика украинизации и «русский вопрос» на территории исторической Новороссии в 1920–1930-е гг.» написан К. С. Дроздовым.].

Однако стоит признать, что, несмотря на появление крупных работ по истории Украины, среди российских историков тема украинизации не пользуется популярностью и специальных работ явно недостаточно[22 - По существу, сослаться можно лишь на наши работы, напр.: Борисенок Е.Ю. Феномен советской украинизации (М., 2006), Ее же. «А что мы знаем о лице Украины?»: Украинизация как модель государственной политики в 1918–1941 гг. М., 2017; Ее же. Несоветская украинизация: власти Польши, Чехословакии и Румынии и «украинский вопрос» в межвоенный период. М., 2018.]. Проблема преимущественно разрабатывается на региональном уровне: речь идет о работах по политике коренизации украинского национального меньшинства в РСФСР в 1920-е гг. В данной связи необходимо отметить исследование К. С. Дроздова «Политика украинизации в Центральном Черноземье, 1923–1933 гг.» (2016). Ученый отмечает: «Советская украинизация выступала, с одной стороны, в качестве своеобразного механизма в регулировании русско-украинских национальных взаимоотношений на территории тех регионов РСФСР, где проживало украинское национальное меньшинство, а с другой стороны, она объективно являлась тем мощным фактором, который стимулировал формирование украинского национального самосознания среди населения»[23 - Дроздов К. С. Политика украинизации в Центральном Черноземье, 1923–1933 гг. М.-СПб, 2016. С. 465.].

Российские ученые, занимающиеся проблемой коренизации в РСФСР, обращают внимание на два ее аспекта – культурно-языковой и кадровый. Например, С. Н. Коротун, С. П. Толкачева и Е. А. Шевченко в своей монографии указывают, что украинизация, проводившаяся в Воронежском крае, «предполагала, с одной стороны, изучение и применение в повседневной жизни украинского языка», а с другой – «была направлена на привлечение украинских кадров в органы местного управления, суда, культпросветучреждений»[24 - Коротун С. Н., Толкачева С. П., Шевченко Е. А. Национальные меньшинства Воронежского края в 1917–1941 гг. Воронеж, 2012. С. 70.]. В. З. Акопян, рассматривая украинизацию на юге России, склонен рассматривать ее как политику «по широкому внедрению украинского языка в общественную и культурную жизнь территорий, населенных преимущественно украинцами»[25 - Акопян В. З. Общее и особенное в причинах украинизации на юге России и Украине // Украинцы юга России: проблемы истории, культуры, социально-экономического развития. Материалы Международной научной конференции. г. Ростов-на-Дону, 3–4 октября 2013 г. Ростов н/Д., 2013. С. 167.], которая, с одной стороны, «должна была стать альтернативой присоединению к УССР обширных районов Северного Кавказа и Дона» и, с другой, «должна была расчленить казачество на этнических русских и украинцев, что облегчило бы успешное завершение уничтожения сословности в обществе»[26 - Там же. С. 171.].

И. Ю. Васильев склонен рассматривать украинизацию как «привитие восточнославянскому населению востока Украины и юга РСФСР украинской национальной идентичности и украинской культуры мерами целенаправленного воздействия государственных структур»[27 - Васильев И. Ю. Украинский национализм, украинизация и украинское культурное движение на Кубани (вторая половина XIX – начало XXI века). М., 2014. С. 29.]. При этом она «проводилась с целью завоевания ВКП(б) поддержки активных носителей украинского национального самосознания (преимущественно партийцев и интеллигенции)»[28 - Там же. С. 208–209.]. И. Г. Иванцов также подчеркивает, что «в рамках коренизации был сделан упор на подготовку национальных партийных и управленческих кадров, переход к „этническому“ самоуправлению»[29 - Иванцов И. Г. Украинизационные мероприятия ВКП(б) на Кубани в 1921–1932 гг. // Украинцы юга России: проблемы истории, культуры, социально-экономического развития. С. 212.]. Заслуживает внимание трактовка Н. И. Наумовой: она пишет об украинизации в экономической, социальной, административной и культурной сферах на территории Украины как методе нациестроительства и создания советской национальной государственности[30 - Наумова Н. И. Украинизация в образовательной политике советской власти на Дальнем Востоке СССР (1922–1930 гг.) // Русин. 2017. № 4 (50). С. 93.].

Таким образом, российские ученые предпринимают попытки для анализа процесса коренизации среди украинцев РСФСР, мало затрагивая проблему украинизации в УССР в целом и период 1925–1928 гг. в частности. Впрочем, существует ряд ценных работ по смежной проблематике: посвященных украинскому национальному движению в Российской империи и Советском Союзе, национальной и культурной политике большевиков. Среди них необходимо отметить монографии А. И. Миллера[31 - Миллер А. И. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX века). СПб., 2000.], И. В. Михутиной[32 - Михутина И. В. Украинский вопрос в России (конец ХIХ – начало ХХ века). М., 2003; Ее же. Украинский Брестский мир: путь выхода России из Первой мировой войны и анатомия конфликта между Совнаркомом РСФСР и Правительством Украинской Центральной Рады. М., 2007.], Г. Ф. Матвеева[33 - Матвеев Г. Ф. Пилсудский. М., 2008; а также другие его многочисленные работы, в том числе монография: Матвеев Г. Ф., Матвеева В. С. Польский плен. Военнослужащие Красной армии в плену у поляков в 1919–1921 годах. М., 2011.], А. В. Шубина[34 - Шубин А. В. Анархия – мать порядка. Между красными и белыми. Нестор Махно как зеркало Русской революции. М., 2005; Он же. Махно и его время. О Великой революции и Гражданской войне 1917–1920 гг. в России и Украине. М., 2013.], М. Э. Клоповой[35 - Клопова М. Э. Русины, русские украинцы. Национальные движения восточнославянского населения Галиции в XIX – начале XX века. М., 2016.], А. В. Марчукова[36 - Марчуков А. В. Украинское национальное движение; УССР. 1920–1930-е годы. Цели, методы, результаты. М., 2006. В 2015 году вышло второе издание книги, причем «при переиздании было решено не вносить изменения в ее текст». – Марчуков А. В. Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы. Цели, методы, результаты. М., 2015. С. 9. Отсутствие изменений в тексте касается и раздела историографии.], Т. Ю. Красовицкой[37 - Красовицкая Т. Ю. Власть и культура. Исторический опыт организации государственного руководства национально-культурным строительством в РСФСР. 1917–1925. М., 1992; Ее же. Модернизация России: национально-культурная политика 20-х годов. М., 1998; Ее же. Национальные элиты как социокультурный феномен советской государственности (октябрь 1917–1923 гг.): Документы и материалы. М., 2007; Ее же. Модернизации российского образовательного пространства. От Столыпина к Сталину (конец XIX века – 1920-е годы). М., 2011.], Ю. А. Борисёнка[38 - Борисёнок Ю. А. На крутых поворотах белорусской истории: Общество и государство между Польшей и Россией в первой половине ХХ века. М., 2013.], А. И. Вдовина[39 - Вдовин А. И. Русские в ХХ в. М., 2004; Его же. Русские в ХХ веке. Трагедии и триумфы великого народа М., 2013.], В. Н. Савченко[40 - Савченко В. Н. Восточнославянское польское пограничье, 1918–1921 гг. Этносоциальная ситуация и государственно-политическое размежевание. М., 1995.]. Помимо вышеуказанных работ, проблема украинизации нашла отражение во многих трудах российских историков, так или иначе затрагивающих события первых десятилетий советской власти. Среди последних работ стоит отметить очерки «Русские об Украине и украинцах» (2012), сборники статей «Этнокультурная идентичность народов Украины, Белоруссии и Польши: Механизмы формирования и способы проявления» (2011), «Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939–1941 гг.: Люди, события, документы» (2011), «Украина и ее жители в официальных и научных терминах, публицистике и литературе» (2016) и коллективную монографию «Малороссы vs украинцы: Украинский вопрос в науке, государственной и культурной политике Российской империи и СССР» (2018)[41 - Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939–1941 гг.: Люди, события, документы. СПб., 2011; Этнокультурная идентичность народов Украины, Белоруссии и Польши: Механизмы формирования и способы проявления. М., 2011; Русские об Украине и украинцах. СПб., 2012. Имя народа: Украина и ее население в официальных и научных терминах, публицистике и литературе. М.; СПб., 2016; Малороссы vs украинцы: Украинский вопрос в науке, государственной и культурной политике Российской империи и СССР. Очерки. Колл. монография. М., 2018.].

Российские ученые отмечают большое влияние на национальные процессы политики большевиков в 1920-е годы. Ю. А. Борисёнок указывает, что «проекты украинизации и белорусизации, несмотря на всю противоречивость их реализации и явственно проявившееся в этом процессе очевидное несовершенство местной и региональной системы советского управления, несомненно состоялись и достигли главной цели – создания республиканской элиты, всем обязанной и искренне преданной новой власти, при этом владеющей местной ситуацией и языком»[42 - Борисёнок Ю. А. На крутых поворотах белорусской истории: Общество и государство между Польшей и Россией в первой половине ХХ века. С. 103.].

«Вообще, вклад большевиков в строительство украинского национального коллектива трудно переоценить, – пишет А. В. Марчуков. – В данном случае речь идет не о социальной модернизации общества и превращении его в общество современного типа, готового воспринять национальные ценности и стать нацией. Речь идет о политике большевиков в области культуры и национального строительства, известной под названием политики украинизации»[43 - Марчуков А. В. Украинское национальное движение; УССР. 1920–1930-е годы. Цели, методы, результаты. М., 2006. С. 553.].

В то же время, анализируя изменения в политике в 1930-е годы, в российской историографии поднимается и проблема голода 1932–1933 гг., с которой принято увязывать изменения в политике украинизации. В. В. Кондрашин считает, что «голод 1932–1933 гг. на Украине – это несомненная вина Сталина и его ближайшего окружения, поскольку именно они инициировали и провели принудительные хлебозаготовки 1932 г., вызвавшие голод». Вместе с тем историк подчеркивает, что «очевидна и значительная ответственность за трагедию республиканского руководства УССР и прежде всего С. В. Косиора как партийного лидера украинских коммунистов». Желание последнего «сохранить лицо, самостоятельно выправить ситуацию привело к определенной дезинформации Центра и запоздалости его реакции на возникший в УССР кризис сельского хозяйства»[44 - Кондрашин В. В. И. В. Сталин и голод 1932–1933 гг. в УССР: проблема ответственности Центра и республиканского руководства // Современная российско-украинская историография голода 1932–1933 гг. в СССР. М., 2011. С. 255–256.]. А. В. Марчуков связывает рубеж 1929–1930 гг., с «началом форсированной социалистической модернизации СССР», когда ситуация изменилась: защита государственных интересов страны, унификация и централизация противоречили прежнему подходу, при котором основой государственности СССР были республики, что означало «расширение их полномочий как гарантию национального развития их народов». Это сказалось на судьбах украинского национального движения. В 1930-е гг. «происходит сначала идейная, а затем организационная ликвидация структур движения и физическое устранение многих его участников»[45 - Марчуков А. В. Украинское национальное движение; УССР. 1920–1930-е годы. С. 559.].

В то же время отечественные специалисты не склонны идентифицировать репрессии 1930-х годов как сознательный геноцид. Так, С. В. Чешко подчеркивает, что репрессии коснулись всех народов, в то же время преследовались прежде всего те представители национальной интеллигенции, которые исповедовали (или только подозревались в этом) идеи национализма, исламизма, тюркизма и т. п., «представлявшиеся режиму противоречащими официальной коммунистической идеологии и потому опасными»[46 - Чешко С. В. Распад Советского Союза: этнополитический анализ. М., 2000. С. 141.].

Без сомнения, большинство из написанных научных работ по истории советской украинизации принадлежит перу современных украинских историков. В современной украинской историографии сложилась определенная концепция этого явления. Авторы труда «„Украинизация“ 1920–30-х годов: предпосылки, приобретения, уроки» трактуют ее как национальную реформу: «Среди многих реформ, которые сопровождали внедрение нэпа, была и национальная. В масштабах многонациональной страны она вкладывалась в формулу „политика коренизации“, а на Украине за ней закрепилось название „украинизация“»[47 - «Украiнiзацiя» 1920–30-х рокiв: передумови, здобутки, уроки. Киiв, 2003. С. 5.]. М. Н. Кузьменко считает украинизацию методом советизации духовной жизни украинского общества путем идеологической адаптации национальных символов и идей к условиям советской (большевистской) модели социализма. Из объекта национального возрождения на Украине ее превратили в способ модернизации общества по основным принципам большевизма – монопартийная система власти и унифицированная духовная жизнь, утверждение единой (государственной) формы собственности и временность каких-либо социокультурных сообществ, идеализация и обожествление вождя и растворение личности в коллективе[48 - Кузьменко М. М. Науково-педагогiчна iнтелiгенцiя в УСРР 20–30-х рокiв: соцiально-професiйний статус та освiтньо-культурний рiвень. Донецьк, 2004. С. 96.]. С. В. Кульчицкий в монографии «Коммунизм на Украине: первое десятилетие (1919–1928)» разъясняет, что «украинизация была политикой коренизации, осуществляемой партией для укрепления правительственных структур в национальных республиках и автономиях»[49 - Кульчицький С. В. Комунiзм в Украiнi: перше десятирiччя (1919–1928). Киiв, 1996. С. 380.].

В украинской историографии принято соотносить причины украинизации с активизацией национальных процессов в республике. Г. Н. Васильчук утверждает: «На Украине политика коренизации претворялась в жизнь в виде украинизации, достаточно самостоятельной политики, которая должна были появиться, даже если бы большевики не начали коренизационную кампанию. Внутриполитическая ситуация в республике в первые послереволюционные годы обострилась настолько, что перед Коммунистической партией встала задача овладеть украинской национальной идеей и завоевывать благосклонность украинского крестьянства, сделав советскую власть, насколько это возможно, украинской, а украинский язык – языком советского общества на Украине»[50 - Васильчук Г. М. Причини та мета украiнiзацiйноi кампанii на Украiнi (ІІ десятирiччя 20 ст.) // Науковi працi iсторичного факультету Запорiзького державного унiверситету. 2004. Вип. 18. С. 193.].

Развитие украинской науки, культуры, искусства в 1920-е гг. происходило, по мнению В. Ф. Солдатенко, «на базе национального возрождения, в условиях активизации национального фактора»[51 - Солдатенко В. Ф. Незламний. Життя i смерть Миколи Скрипника. Киiв, 2002. С. 142.]. «Еще в 1917 г., с взрывом Украинской революции, устами своих лидеров – М. Грушевского, В. Винниченко, С. Ефремова, И. Стешенко, Н. Порша, С. Петлюры и др. – пишет ученый, – слово украинизация было произнесено как одно из неотложных задач освободительного движения, как величественная цель духовного всплеска, национального возрождения. И то было не только слово. Украинизация стала реальной политикой»[52 - Там же. С. 145.]. Таким образом, большевики вынуждены были считаться с украинским национальным возрождением, и украинизация являлась попыткой овладеть этим процессом, направить его в русло социалистического строительства. Одновременно украинизация демонстрировала украинцам за Збручем, что лишь в УССР они могут удовлетворить свои национальные стремления[53 - Історiя Украiни / Ю. Д. Зайцев, В. М. Баран, Л. В. Войтович та iн. 3-е вид. Львiв, 2002. С. 272–273.].

Однако отнюдь не все исследователи связывают украинизацию с национальным движением только периода революции и гражданской войны. Так, В. М. Даниленко и П. Н. Бондарчук в рецензии на книгу В. Ф. Солдатенко о Н. А. Скрыпнике упоминают два стереотипа, навязанных или трудами советской исторической науки, или современной украинской. Если первая из них «пыталась в разные периоды или „вычеркнуть“ „украинизацию“ из истории, или показать ее исключительно как заслугу большевиков, то многие представители последней пытаются вывести родословную „украинизации“ из периода национально-освободительной борьбы 1917–1920 гг. Не избежал этого и В. Солдатенко». Даниленко и Бондарчук считают необходимым удлинить корни украинизации и указывают: «„Украинизация“ или национальное возрождение (а оно включает в себя разные сферы: политическую, культурную, экономическую и др.), несомненно, имела место в период 1917–1920 гг. Однако связывать советскую „украинизацию“ лишь с этим периодом, на наш взгляд, недостаточно аргументированно, поскольку она имеет более глубокие корни. Еще во второй половине XIX в. украинское национальное культурное движение заявило о себе как весомая сила». С точки зрения авторов рецензии, традиция национально-культурного подвижничества, уже сложившаяся в среде украинской интеллигенции, имела непосредственное влияние и в 1920-е гг. Именно украинская интеллигенция стала движущей силой украинизации, которая вышла за рамки, отведенные для нее большевиками[54 - Даниленко В. М., Бондарчук П. М. Рец. на кн. Солдатенко В. Ф. Незламний. Життя i смерть Миколи Скрипника. Киiв, 2002 // Украiнський iсторичний журнал. 2003. № 3. С. 155–156.].

Современные украинские исследователи называют среди главных причин украинизации потребность укрепления позиций правящей партии в УССР[55 - Історiя Украiни / В. Ф. Верстюк, О. В. Гарань, О. І. Гуржiй та iн. Пiд ред. В. А. Смолiя. Вид. 3-е доп. Киiв, 2002. С. 301–302; «Украiнiзацiя» 20–30 рокiв: передумови, здобутки, уроки. С. 6–7.]. По словам С. В. Кульчицкого, «украинизация, которую проводили вожди советского коммунизма, сводилась к коренизации власти»[56 - Кульчицький С. Закономiрностi формування украiнськоi полiтичноi нацii // Проблеми iсторii Украiни: Факти, судження, пошуки: Мiжвiд. зб. наук. пр. Вип. 23. Киiв, 2015. С. 42.]. Историк подчеркивает прагматичность большевистской политики, ее нацеленность на укрепление режима: «Компартия Украины по национальному составу была в основном русско-еврейской и не пользовалась влиянием в украинской среде»[57 - Кульчицький С. В. Комунiзм в Украiнi: перше десятирiччя (1919–1928). С. 380–381.]. В. П. Яремчук считает, что украинизация «была противоречивой, непродолжительной, не имела своей целью национальный подъем, который, однако, свершался вопреки настоящим намерениям большевистских лидеров (утвердить власть большевиков на Украине при помощи показательной толерантности к украинскому языку, языковой и этнической украинизации партийного и советского аппарата и т. д.)…»[58 - Яремчук В. П. Украiнська iсторiографiя: суспiльно-полiтична iсторiя. Острог, 2017. С. 120.]. В. Б. Кузьменко считает, что политика коренизации была обусловлена объективной потребностью советской власти в расширении собственной социальной базы за счет национальных кадров. В то же время украинский исследователь признает, что благодаря коренизации возрос политический авторитет Сталина, который фактически превратился в главного координатора ее проведения[59 - См.: Кузьменко В. Б. Мiжнацiональнi вiдносини в Радянськiй Украiнi (1917–1939 рр.): правовi аспекти. Одеса, 2009.]. Как указывает Н. С. Дорошко, коренизация являлась определенной уступкой национальным республикам, целью которой было привлечение к коммунистическому строительству широких масс местного населениянаселения: «Этот курс, по мнению большевистских лидеров, должен был ввести в заблуждение не только население подконтрольных центру союзных республик, но и мировое сообщество, которое должно было поверить в показную щедрость большевиков в решении национальной проблемы»[60 - Дорошко М. С. Номенклатура: керiвна верхiвка Радянськоi Украiни (1917–1938 рр.). Киiв, 2008. С. 289.]. А. В. Антонюк отмечает, что на принятие курса на украинизацию повлияло падение престижа интернационалистских лозунгов и ценностей в условиях перехода к нэпу, либерализация общества и рост оппозиционных настроений в республиках и регионах, сложность управления территориями с иной языковой и культурной ориентацией населения[61 - Антонюк О. В. Етнополiтика в Украiнi; iсторiя та сучасний стан // Украiнський iсторичний журнал. 1999. № 4. С. 15.]. В. И. Изюмов связывает украинизацию с созданием СССР и введением нэпа, повлекшими за собой «необходимость определенной либерализации национальной политики большевиков»[62 - Ізюмов В. І. Проблема украiнськоi державностi у 20-тi роки XX ст. (iсторiософiчний та полiтологiчний аспекти) // Науковi працi iсторичного факультету Запорiзького державного унiверситету. Вип. VІІІ. Запорiжжя, 1999. С. 75.]. Следует учитывать, что компартия зачастую рассматривается украинскими историками как «чужеродное явление для украинской традиции» – как «по своему составу», так и по «внутренней доктрине»: по мнению сотрудников Института истории Украины, «украинский элемент» в КП(б)У появился только после массового вступления в ее ряды боротьбистов[63 - «Украiнiзацiя» 1920–30-х рокiв: передумови, здобутки, уроки. С. 62, 66.].

Таким образом, в украинской историографии получил распространение тезис о том, что украинизация для большевиков была лишь временной уступкой, средством укрепления власти на Украине. Кульчицкий образно называет украинизацию «рассчитанным флиртом Сталина с украинской элитой»[64 - Кульчицький С. В. Змiст радянськоi украiнiзацii 20-х рокiв // Сучаснiсть. 1998. № 9. С. 70.], «двуликим Янусом»: хотя в Кремле всегда подчеркивали принцип «учиться и разговаривать на родном языке», в действительности для руководителей партии имело значение совсем другое – «воссоздание в национальных регионах коммунистического режима из „местных людей“ (как высказывался Сталин)»[65 - Кульчицький С. В. Украiнський Голодомор в контекстi полiтики Кремля початку 1930-х рр. Киiв, 2014. С. 27.]. Историк указывает, что партии необходимо было найти «формулу интеграции социально-экономических и национальных аспектов общественно-политической жизни». «Для втягивания в коммунистическое строительство всего нерусского населения многонациональной страны была введена кампания коренизации (в значении – укоренение советской власти), – указывает ученый. – Представители нерусских национальностей должны были принимать участие в перестройке власти как совокупности взаимосвязанных вертикалей – партийной, чекистской, советской»[66 - Кульчицький С. В. Сталiнська «революцiя згори» // Проблеми iсторii Украiни: факти, судження, пошуки: Мiжвiд. зб. наук. пр. Вип. 22. Киiв, 2013. С. 119.].

А. С. Рублев и Л. Д. Якубова отмечают, что введение коренизации являлось «вынужденным тактическим отступлением от теории марксизма, задачей которого было сохранение территориальной целостности Страны Советов». При помощи коренизации союзное руководство, «с одной стороны, обеспечило себе определенную передышку для перегруппировки сил за счет уменьшения центробежных политических процессов; а с другой, более основательно готовило переход многонациональной страны к социализму». В конечном итоге, считают украинские специалисты, «большевистская этнополитика в УССР сумела сбить национально-демократическое движение с пути конституирования политической нации»[67 - Рубльов О. С., Якубова Л. Д. Органи етнополiтичного регулювання в контекстi полiтики коренiзацii: украiнський досвiд. Киiв, 2014. С. 48–49.].

Ю. И. Шаповал замечает, что для В. И. Ленина идея государственности Украины была приемлема по форме, а не по сути, она была вынужденной уступкой, поскольку большевистская власть на Украине была антиукраинской силой. Однако, поскольку Ленин был утонченным политическим прагматиком, исповедовавшим гибкую тактику, он выступал за сотрудничество с теми политическими силами, которые отстаивали идеалы украинизации[68 - Шаповал Ю. И. ГПУ – НКВД як iнструмент антиукраiнiзацii в 20–30-тi роки // Украiнський iсторик. 1995. № 1–4. С. 57–72.].

Г. Г. Ефименко сделал попытку исследовать «влияние национально-культурной политики на процессы модернизации». Исследователь выделяет три этапа в национально-культурной политике большевиков в 1917–1938 гг. Первый этап длился до 1932 г. – этап глобальной интернационализации, когда слияние наций и языков считалось возможным лишь в мировом масштабе, русский язык никаких преимуществ не получал, а на практике было немало сделано для развития национальных культур и языков: поскольку это не мешало, а даже помогало, намерениям Кремля сохранить или увеличить влияние на общество в условиях стремительной модернизации экономики. Второй этап – внутренней интернационализации – датируется 1933–1936 гг. и характеризуется таким признаком, как курс на слияние наций и языков в границах СССР, «но еще не на основе русского», об ассимиляции речь пока не шла. Но, «поскольку развитие национального сознания народов СССР, в частности украинцев, было помехой задекларированному Сталиным сближению наций, с любыми национальными особенностями велась ожесточенная борьба». Наконец, 1937–1938 гг. были этапом ускоренной русификации, «понятие „русский“ и „интернациональный“ язык и культура стали синонимами», модернизационная составляющая в национально-культурной политике была подзабыта, а на первое место вышла задача сохранения империи. Впрочем, «в следующие годы компартийная власть отказалась от стремительной русификации»[69 - Єфiменко Г. Г. Нацiонально-культурна полiтика як один з основних засобiв модернiзацii радянського суспiльства у 1920–1930-тi роки // Проблеми iсторii Украiни: факти, судження, пошуки. Вип. 9. Киiв, 2003. С. 275. См. также: Єфiменко Г. Горизонтальнi зв’язки як небезпека для комунiзму та «корiнна змiна полiтики вiд украiнiзацii до радянiзацii» (1920–1922 pp.) // Украiна радянська. Ілюзii та катастрофи «комунiстичного раю» / Заг. ред. Г. Єфiменка. Харкiв, 2017. С. 263–272; Єфiменко Г. «Украiнiзацiя шляхом радянiзацii»: причина повороту та особливостi впровадження (1922–1928 pp.) // Там же. С. 273–281.]. О связи коренизации и модернизации речь идет и в обобщающей работе «Национальный вопрос на Украине XX – начала XXI в.». Г. Г. Ефименко и Л. Д. Якубова в разделе, посвященном Советской Украине 1923–1938 гг., указывают: «Коренизация имела две основные взаимосвязанные составляющие, предопределенные потребностями модернизации страны и необходимостью усиления влияния власти на общество: широкое привлечение местных кадров к управленческим структурам и перевод на язык местного населения значительной части культурно-образовательной, административной и агитационно-пропагандистской работы»[70 - Єфiменко Г., Якубова Л. Нацiональнi вiдносини в радянськiй Украiнi (1923–1938) // Нацiональне питання в Украiнi ХХ – початку XXI ст.: iсторичнi нариси. Киiв, 2012. С. 196.].

В изучении современными украинскими историками политики советской украинизации можно выделить несколько направлений. Прежде всего, это анализ ее социальной базы. Так, Л. М. Новохатько сделал вывод, что реализация курса на украинизацию носила характер национального возрождения, и активную роль в этих процессах играла национальная интеллигенция и украинское крестьянство[71 - Новохатько Л. М. Соцiально-економiчнi i культурнi процеси в Украiнi у контекстi нацiональноi полiтики радянськоi держави (20-тi – середина 30-х рр. XX ст.): Автореф. дисс. … докт. iст. наук: 07.00.01. Киiв, 1999. С. 38.]. Роль крестьянства подчеркивает также А. И. Криворучко. Он считает, что село играло роль не столько объекта украинизации, сколько было ее главным резервуаром: именно активная роль села в процессе украинизации привела к тому, что последняя вышла за очерченные Москвой рамки и приобрела нациестроительный характер. С крестьянством автор связывает не «аппаратную», а «естественную» украинизацию, анализируя роль выходцев из села в украинизации партийных и государственных структур, различных сфер общества[72 - Криворучко О. І. Проблема взаемодii сiльськоi та мiськоi культур в УСРР в 20-х роках: iсторичний аспект. Дисс. … канд. iст. наук: 07.00.01. Киiв, 1994. С. 109–129.]. Украинское село не нуждалось в украинизации, подчеркивает Н. А. Идрис, а русифицированный город – «бастион большевистской власти в Украине» – вызывал недоверие украиноязычного и преимущественно сельского населения Украины[73 - Ідрiс Н. О. Антиукраiнськi настроi у мiстах УСРР за доби «украiнiзацii» у 20 – на початку 30-х pp. XX ст. // Мандрiвець. 2010. № 5. С. 37.]. П. Н. Бондарчук и В. Г. Шарпатый отмечают роль в украинизации процессов миграции населения. Переселение сельского украиноязычного населения в русифицированные города являлось, по их мнению, нациестроительным фактором. Увеличение численности украинцев – членов индустриальных профсоюзов приводило к украинизации профсоюзной работы[74 - Бондарчук П. М., Шарпатий В. Г. Профспiлки i проблема «украiнiзацii» робiтникiв i службовцiв УСРР в 1920-тi рр. // Украiна XX ст.: культура, iдеологiя, полiтика: 3б. статей. Киiв, 2001. Вип. 4. С. 248–256.].

Следующее направление тесно связано с регионалистикой, причем особенности украинизации в различных регионах УССР активно изучают и молодые украинские исследователи в своих диссертационных работах. Анализируя историю Донбасса, украинские исследователи признают отсутствие там «широкой основы „украинизации“ в виде инициативы коренного населения», отмечается также непоследовательность политики местных властей и пассивный отпор учителей переводу школьных учреждений на украинский язык (по мнению И. В. Богинской, движущей силой украинизации стали учителя из Екатеринославщины, Черниговщины, Полтавщины, Киевщины, приглашенные для работы в Донбасс[75 - Богiнська І. В. Педагогiчнi кадри Донбасу i полiтика украiнiзацii (1920–30-тi роки). Автореф. дисс. … канд. iст. наук: 07.00.01. Донецьк, 2000. С. 14–15.]). По замечанию П. Демьянчука, украинизацию на начальном этапе «поддерживала только часть не ассимилированных украинцев, другие этнические общины во главе с русскими не воспринимали ее». Впрочем, ситуация медленно менялась с введением обучения на родных языках, однако численность оппонентов была значительной на протяжении всего периода ее проведения[76 - Дем’янчук П. Складнощi процесу украiнiзацii в середовищi мiських етнiчних громад Донбасу // Мiждисциплiнарнi гуманiтарнi студii. Серiя: Історичнi науки. 2017. Вип. 3. С. 165.]. О. В. Обыдёнова подчеркивает, что советская политика создавала условия для смешивания населения и распыления национальных меньшинств, расширения присутствия русских в регионе. Социально-экономические мероприятия государства повлекли разрушение традиционного уклада жизни национальных меньшинств, их массовую миграцию в города, где быстро происходили процессы ассимиляции. Украинизация как противовес русификации и основа, на которой должны были обеспечиваться культурные права национальных меньшинств, в Донбассе не смогла победить сильные ассимиляционные влияния русского языка и культуры[77 - Обидьонова О. В. Нацiональнi меншини Донбасу в 20–30-тi роки XX столiття. Автореф. дисс. … канд. iст. наук: 07.00.01. Донецьк, 2000. С. 17.].

В. А. Стремецкая отмечает, что в результате украинизации в южных регионах УССР увеличилось количество украинцев и лиц, владеющих украинским языком, в составе советского аппарата, среди членов и руководства профсоюзной и партийной организаций. Наиболее успешно украинизация проводилась в сфере просвещения, особенно в сельской местности. Однако, по словам исследователя, процессу украинизации препятствовала «русификация городских поселений», сопротивление значительной части «великодержавно настроенных служащих», работников культурных и просветительских учреждений, части русского или русифицированного пролетариата, а также ошибки местных органов власти, форсирование темпов украинизации, невнимание центральных органов к проблемам южных областей[78 - Стремецька В. А. Полiтика украiнiзацii на Пiвднi Украiни у 20–30-тi роки XX ст. Автореф. дисс. … канд. iст. наук: 07.00.01. Донецьк, 2001. С. 16. См. также: Соболь П. І. Украiнофобiя на пiвднi Украiни у добу украiнiзацii (1920–1930 р.р.). Суми, 2014.]. Вообще тезис о нежелании местных органов власти, прежде всего руководителей, осуществлять провозглашенный курс в национальной политике, о живучести великодержавной традиции прочно вошел в украинскую историографию[79 - Виткалов В. Г. Украiнська культура: Сторiнки iсторii ХХ столiття. Рiвне, 1997; Кокошко Ф. В. Розвиток культурно-освiтньоi дiяльностi в украiнському селi в 20-тi рр. (на матерiалах Пiвдня Украiни). Миколаiв, 1998; Мандрик Я. І. Культура украiнського села в перiод сталiнiзму. Івано-Франкiвськ, 1998; Петров В. Дiячi украiнськоi культури (1920–1940 рр.). Жертви бiльшовицького терору. Киiв, 1992.].

При этом подчеркивается, что «по национальному составу пролетариат в республике был преимущественно русским или русскоязычным, тогда как крестьянство – украинским», и такая ситуация приводила к тому, что русское и русифицированное мещанство и рабочий класс оказывали отпор курсу на украинизацию, более того, «подавляющее большинство промышленных рабочих враждебно восприняли политику украинизации»[80 - Мануiлова К. В. Вплив полiтики украiнiзацii на вибiр мови промислових робiтникiв i мiщанства УСРР (1920–1930-тi рр.) // Актуальнi питання вiтчизняноi та свiтовоi iсторii: збiрник матерiалiв Всеукраiнськоi науковоi конференцii, 23–24 квiтня 2010 р. Суми, 2010. С. 95.]. З. В. Нечипоренко, анализируя перспективы изучения регионального аспекта коренизации в украинской историографии, приводит в пример высказывание И. Соболь об украинофобах из числа местных русских и русифицированных украинцев, которые, по ее мнению, служили своеобразной «пятой колонной» в борьбе большевистского руководства против украинизации. Нечипоренко считает справедливым утверждение, что украинизация «развеяла в известной мере мифологему о Юге Украины как Новороссийском крае и тем самым послужила причиной национальной самоидентификации украинского населения в пределах этнической территории, которую раньше они не осознавали». Нечипоренко согласна и с тем, что «украинизация едва ли не впервые заставила русских, которые доминировали в регионе, считаться с языковыми и культурными запросами коренной нации»[81 - Нечипоренко З. В. Регiональнi особливостi полiтики коренiзацii (украiнiзацii) в УССР: сучасний стан та перспективи вивчення // Науковi працi iсторичного факультету Запорiзького державного унiверситету. Запорiжжя. Вип. 21. 2007. С. 395.].

Еще одно направление связано с изучением украинизации в ракурсе взаимоотношений КП(б)У с национально ориентированной интеллигенцией. В конечном итоге, считают украинские специалисты, «концепция украинизации нарождалась в жестокой политической борьбе» между «активными национал-коммунистическими силами», «великорусско ориентированной частью КП(б)У» и «украинской общественностью» (научной, просветительской и литературной интеллигенцией)[82 - «Украiнiзацiя» 1920–30-х рокiв: передумови, здобутки, уроки. С. 59.]. Однако Н. Ю. Выговский, изучивший номенклатуру системы просвещения в УССР в 1920–1930-е гг., сделал вывод о том, что «между УКП(б) и КП(б)У не существовало чересчур принципиальных тактико-стратегических различий касательно строительства социализма, а намерения боротьбистов быстро развеялись, когда их лидеры заняли руководящие посты, однако национально-политические приоритеты у них оставались теми же самыми». Поэтому «тезис о том, что боротьбисты, перекрасившись в цвета КП(б)У, жаждали своего рода реванша, не выдерживает серьезной критики»[83 - Виговський М. Ю. Номенклатура системи освiти в УСРР 1920–1930-х рокiв: соцiальне походження, персональний склад та функцii. Киiв, 2005. С. 212–213.].

Особое внимание в истории советской украинизации уделяется периоду 1930-х годов. Так, Г. Г. Ефименко не отрицает, что «к началу второго коммунистического штурма (1929–1932 гг.) компартийное руководство подходило с весомыми успехами политики коренизации»[84 - Ефименко Г. Г. Форма и реальное содержание «положительной деятельности» советской власти в сфере национальной политики (1919–1938 гг.) // Советские нации и национальная политика в 1920–1950-е годы. Материалы VI международной научной конференции. Киев, 10–12 октября 2013 г. М., 2014. С. 162.]. Историк подчеркивает, что основной задачей правящей власти было «не допустить единения национального и социального сопротивления»[85 - Там же.]. «Компартийная номенклатура в основной своей массе продолжала считать усиленное внимание к национальному вопросу уступкой, отказаться от которой при более благоприятных обстоятельствах следовало бы сразу, едва ли не в течение суток (как это было сделано с украинизацией в РСФСР в декабре 1932 г.), поскольку она (эта уступка) по сути своей антагонистична коммунизму»[86 - Там же. С. 161.], – считает Ефименко. По его мнению, «практика хлебозаготовок и коллективизации 1929–1932 гг. продемонстрировала, что, несмотря на украинизацию, в украинском обществе усилились центробежные настроения, которые проявились, прежде всего, в идее восстановления Украинской Народной Республики (УНР)»[87 - Там же. С. 163.].

С. В. Кульчицкий, анализируя изменения в политике сталинского руководства в начале 1930-х гг., пришел к выводу, что «кризис, вызванный социально-экономической политикой (а „наступление социализма по всему фронту“ как раз и было такой политикой), в многонациональной стране должен приобретать национальную окраску». По его мнению, «реакция украинских крестьян на „наступление социализма“ в 1930–1932 гг. была особенно острой, и Сталин не мог этого не учитывать, так как стоял во главе страны, построенной на основе политизации этничности»[88 - Кульчицький С. В. Украiнський Голодомор в контекстi полiтики Кремля початку 1930-х рр. С. 190–191.]. Кульчицкий признает, что «в 20-х гг., когда Сталин боролся за власть, в том числе с людьми, которые родились на Украине (Л. Троцким и Г. Зиновьевым), в Кремле не было лучшего друга для украинской партийной элиты, чем Сталин»[89 - Там же. С. 192.]. «Он активно способствовал через своего подручного Кагановича, которого сделал генсеком ЦК КП(б)У, радикальной украинизации русифицированной Украины и позволил украинизацию прилегающих к УССР территорий Российской Федерации с преобладающим украинским населением, в том числе Кубани, – считает украинский исследователь. – За все эти „подарки“ одна из крупнейших в партии организаций – КП(б)У всегда поддерживала только Сталина в противостоянии кремлевских политических олигархов в 1923–1928 гг.». Но после укрепления своей власти Сталин «не без основания считал Украину опасной для Кремля республикой» с точки зрения проявления тенденций к самостоятельности и отделению[90 - Там же.].

В настоящее время в украинскую историографию прочно вошло положение о связи голода на Украине и борьбы с последовательными сторонниками украинизации. Как считает Я. В. Верменич, «режим диктаторской власти» сначала превратил политику коренизации в декларативный лозунг, а затем объявил «настоящую войну всему тому, что имело национальную окраску»[91 - Верменич Я. В. Нацiональна полiтика бiльшовикiв i опозицiя: пiдгрунтя маневрiв навколо украiнiзацii 20–30-х рр. ХХ ст. // Історiя Украiни: маловiдомi iмена, подii, факти. 2005. Вип. 31. С. 42–43.]. Украинские исследователи также подчеркивают роль крестьянского фактора во взаимосвязи украинизации и голода. В. М. Даниленко и П. Н. Бондарчук убеждены, что село было катализатором украинизации, но крестьянство могло быть национальной силой лишь в тесной связи с национальной интеллигенцией. Поэтому удар по крестьянству должен был состояться одновременно с ударом по интеллигенции, со свертыванием политики украинизации[92 - Даниленко В. М., Бондарчук П. Н. «Украiнiзацiя» i голод 1932–1933 рр. в Украiнi // Проблеми iсторii Украiни: факти, судження, пошуки: Мiжвiд. зб. наук. пр. Вип. 18: Голод 1932–1933 рокiв – геноцид украiнського народу. Киiв, 2008. С. 328, 331.].

1933 г. стал рубежом, «за которым политика украинизации была не просто свернута, но и преобразована в свою противоположность», считают украинские ученые, происходит денационализация украинской культуры, репрессиям подвергаются ведущие деятели культуры[93 - «Украiнiзацiя» 1920–30-х рокiв: передумови, здобутки, уроки. С. 226.]. Г. Г. Ефименко уточняет, что, о культурно-языковой русификации можно говорить лишь при анализе событий конца 1937–1938 гг.: в те годы она была средством централизации власти. О целенаправленной русификации после 1933 г., считает историк, говорить не приходится. Посланный на Украину Л. М. Каганович использовал для борьбы с П. П. Постышевым именно национальные украинские лозунги, вменив последнему в вину пренебрежение украинскими кадрами[94 - Єфименко Г. Г. Питання нацiональноi полiтики Кремля в Украiнi в перш. пол. 1937 р. // Проблеми iсторii Украiни: факти, судження, пошуки: Мiжвiд. зб. наук. пр. Вип. 12. Киiв, 2004. С. 281.]. При этом Ефименко пишет, что в 1933 г. «компартийное руководство» отказалось от идеи глобальной интернационализации, поскольку «развитие международных событий показало, что мировой кризис не перерастает в революцию, а следовательно, надежды на мировую революцию напрасны». Стоит заметить, что крушение надежд на мировую революцию вряд ли стоит связывать с 1933 г., идея строительства социализма в одной, отдельно взятой стране официально была поддержана ЦК на XIV конференции РКП(б) в апреле 1925 г. Автор выбрал именно 1933 г. по-видимому, для того, чтобы связать отказ от идеи мировой революции и репрессии большевистского руководства против украинского национализма. Украинский историк пишет: «Внутренний ход событий показал, что, несмотря на поддержку национально-культурного развития нерусских народов, именно в национальных регионах социально-экономические кампании большевистского руководства, особенно коллективизация, проходили с наибольшими осложнениями». Таким образом, «было вполне понятно, что националы, в частности украинцы, являются далеко не наилучшей опорой большевистского режима. Последующее усиленное внимание к национально-культурному развитию тех же украинцев повлекло бы невозможность выполнения второй задачи советской модернизации – сохранения империи». Осознанию этого властью способствовало возвращение большевистского руководства «к пропаганде русских исторических ценностей», «другого средства (а его искали в течение 1933–1936 гг.) утвердить свое господство в обществе компартийное руководство найти не могло»[95 - Єфiменко Г. Г. Нацiонально-культурна полiтика як один з основних засобiв модернiзацii радянського суспiльства у 1920–1930-тi роки // Проблеми iсторii Украiни: факти, судження, пошуки: Мiжвiд. зб. наук. пр. Вип. 9. Киiв, 2003. С. 276.].

Завершение украинизации обычно датируется 1938 г., когда «сталинское руководство взяло курс на ускорение ассимиляции». Сюда относят издание центральных и областных русскоязычных газет, создание комиссии по новому украинскому правописанию, введение обязательного изучения русского языка в начальных школах со второго класса[96 - Єфiменко Г. Г. Нацiонально-культурна полiтика ВКП(б) щодо радянськоi Украiни (1932–1938). Киiв, 2001. С. 46–48.]. Эти события являются для украинских историков знаковыми, означающими окончание украинизации, победу ассимиляционного и русификаторского курсов, при этом политика большевиков на присоединенных осенью 1939 г. западноукраинских землях рассматривается только с точки зрения советизации, но не украинизации. Такая точка зрения, чрезвычайно распространенная в историографии, не является единственной. Так, Т. Мартин указывает, что в нерусских школах обучение на родном языке было обязательным, а целью постановления 1938 г. «был лишь билингвизм (двуязычие) или, самое большее, двойная культура»[97 - Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923–1939. С. 627.]. Более того, ученый подчеркивает, что «в середине 1938 г. наблюдатель имел полное право предположить, что началась русификация Украины. Однако с окончанием Большого террора и присоединением Западной Украины в 1939 г. положение вновь стабилизировалось. И с тех пор Советская Украина оставалась двуязычной и бикультурной»[98 - Там же. С. 505.]. Безусловно, данный вывод профессора Гарвардского университета заслуживает самого пристального внимания. Без оценки процессов, происходивших в западноукраинских областях УССР в 1939–1941 гг., невозможно представить себе украинизационную политику большевиков во всей ее полноте и разнообразии.