Весна прифронтовая. Frontline spring. Исторический детектив с переводом на английский язык

Отступая, фашисты бросили пушку. Двое солдат развернули ее и произвели несколько выстрелов по врагу. У деревни Тереховка потребовалось протянуть телефонную связь.

– Разрешите обратиться, товарищ комбат, вызывали на связь? – спросил солдат-связист.

– Так точно. Приказываю установить связь, – скомандовал командир. – Задача есть. Приказываю выполнять.

Солдат-связист Парамонов пополз с катушкой кабеля. Где-то на полпути его тяжело ранило. Истекая кровью, напрягая последние силы, воин продолжал тянуть линию. Но рана оказалась смертельной. Бой продолжался… В перерыв между перестрелками в батальон прибыл помощник начальника политотдела дивизии по комсомольской работе, старший лейтенант Моик.

– Поздравляю комсомольцев с вступлением в ряды ВЛКСМ, – сказал он, вручая членские билеты.

Боевой порыв нарастал. У деревни Березки разведчики Степанов, Гнатченко и Спирин подбили, а затем сожгли вражескую автомашину с боеприпасами. Их наградили орденами «Отечественной войны 1 степени». Обнаружили у деревни Малая Зимница отходивший вражеский обоз, взвод лейтенанта Кулаженка из противотанковых орудий открыл огонь и разгромил его. Батальону досталось около шестидесяти повозок с оружием, продовольствием и вещевым имуществом. О погибших узнавали позднее.

Хирурги медсанбата Черномордик, Каркачев, Софер, Кныш и Серебрянникова делали операции, не чувствуя усталости. Нине вытащили осколок от разорвавшегося снаряда. Операция проходила в госпитале и отняла минут десять. Она выпила сто грамм разведенного спирта и уснула. Когда открыла глаза, то все было уже позади. Старший лейтенант Каркачев серьезно посмотрел на свою пациентку и коллегу.

– Ваше счастье, что осколок задел мягкие ткани, – он показал кусочек металла величиной с желудь и протянул его Нине. – Возьмешь?

Все кружилось у нее перед глазами. Она слабой рукой взяла осколок в руку и внимательно посмотрела.

– Нет. Лучше пусть останется у вас.

«Сколько времени буду еще здесь?» – подумала она.

– Недельку придется потерпеть, – сказал Каркачев, читая ее мысли.

Нина снова закрыла глаза, пытаясь уснуть и вспоминая Кузнецова, в которого она влюбилась, как и любая бы другая на ее месте. Она размышляла о превратностях судьбы – своей собственной, Шуры, Вани, мамы и папы. В голове гудело что-то, и жгла мысль о скорейшем возвращении в строй.

На пороге палаты, которая представляла собой отгороженный простыней бокс, появился Кузнецов в шинели и без фуражки. На боку у него висел планшет. Он стоял в проеме двери, как в рамке картины боевой командир или полководец.

– Нина, как самочувствие? Жалобы есть?

– Никак нет, товарищ подполковник, – Нина была бледная.

– Выздоравливай и сразу в санчасть. Ать-два шагом-арш.

– Слушаюсь, в санчасть, – Нина была поражена, что подполковник навестил ее, надеялась вывести его на откровенность. – Неужели так заметно, что ранена? Операция прошла успешно, – спокойно проговорила Нина.

– Товарищ старший лейтенант, мы с тобой служим в одном полку. О наших отношениях все знают. Ты очень легкомысленная. Приказываю, лечись, – Кузнецов подошел к ее единственной койке в этом помещении, наклонился и поцеловал женщину в щеку. – Люблю и ненавижу!

На мгновение в палате воцарилась нестерпимая тишина. Помимо нее там за простыней на расстеленных на полу шинелях лежало десятка два раненых. У всех были осколочные ранения.

– Так точно, товарищ подполковник.

– Мы еще потанцуем с тобой после победы, – Кузнецов очень переживал за самочувствие санинструктора. – Не сердись, дорогая.

– Так точно, товарищ подполковник, потанцуем, – она попыталась привстать, но не сумела и застонала. – Здоровая. Хоть завтра в строй!

– Приказываю лежать. Завтра выпишу тебя из госпиталя и переведу в санчасть, будешь перевязками заниматься, а сейчас постарайся уснуть, – он присел на край койки, наклонился ближе к ее голове и поцеловал крепко в губы.

Нина почувствовала прилив сил и ответила на его горячий поцелуй. Ей показалось, что их поцелуй продолжался целую вечность.

– Дома отосплюсь, а здесь вылечусь и опять в санчасть.

– Милая ты моя, боевая подруга, – глаза Виктора светились счастьем. – У нас пополнение: два подростка из местных. Они будут детьми полка.

– Передавай привет Кате и Таланову.

Кузнецов резко встал, вышел из палаты и направился в санчасть, чтобы распорядиться о завтрашнем приеме раненых и передать привет от Нины. Они как обычно ожидали машину для перевозки тяжелых больных.

Он шел в санчасть, а мысли роились у него в голове: «После вчерашнего боя потери небольшие, порядка трех раненых, включая Нину. Убитых нет. Значит, будем набираться сил к наступлению и освобождению Польши. Наши части успешно заняли Гомель. Вся Белоруссия к началу зимы будет освобождена. Победа над фашизмом обеспечит правильную расстановку сил».

Иван

После возвращения из дома Иван вернулся в родную часть. Его приезд был отмечен в журнале вновь прибывших. Он отложил на потом свои личные дела и отправился на совещание радистов для продолжения изучения маршрута следования.

Головные боли постоянно вызывали состояние усталости и недомогания, а ранение в ногу он забыл навсегда. Когда вошел в блиндаж, который был очень далеко от линии фронта, то подумал: «Сколько секретных сведений еще надо успеть передать в центр, а времени оставалось минимум час». Он открыл свой радиопередатчик, включил, нажал на кнопку «Пуск» и начал телеграфировать.

Главное донесение было: «Доехал благополучно тчк готов получать зпт отправлять радиограммы тчк».

Он выключил устройство и стал ждать, пока начнется пиканье, чтобы записать донесение из центра. Возможно, ему потребуется час или два, а может быть и больше. Вдруг следом послышался сигнал приема сведений. Он включил ответ и стал записывать: «Разрешаю приступить к выполнению боевого задания тчк принять радиосигнал зпт открыть новый радиосигнал тчк».

Иван встал, походил по блиндажу, где лежали все полученные за его отсутствие радиограммы, голова нестерпимо болела. Он сел на пенек и стал их пересчитывать. Оказалось более двухсот радиограмм. Это за две недели отсутствия ему прислали столько важных сообщений с переднего края боев. Как интересно получается, что у него остались все эти радиограммы? А где сам радист, почему он не сидит и ждет здесь новых сигналов? У Ивана возникло ощущение отрешенности от всего живого вплоть до каждого рядового солдата. Они находились на передовой, а это тот самый старый радиопередатчик, рядом с которым и произошла эта схватка за жизнь. Но на полу не было ни трупов убитых, ни крови, ни других предметов напоминающих о его ранении.

Он стал вспоминать, что же было после. А это значит, у него отказала память и все, что случилось, он забыл, забыл свое место прежней дислокации, забыл, где находилась тогда часть, забыл даже свое новое направление в тыл противника. Он вытер пот с лица и стал раскручивать цепь дальнейших событий, измеряя расстояние через призму произошедших изменений на фронте: вот он увидел на карте, которая лежала на столе, свой почерк – очень мелкий и разборчивый, «буквы каллиграфически и аккуратно выведены, просматривается романтический и жесткий характер человека умного и любознательного». Так сказал его преподаватель юридического института, когда он сдавал экзамен по почерковедению для отправки в секретный отдел Абвера.

Но, увы и ах! Его миссия отправки в разведгруппу по линии Управления Юстиции прекратилась моментально, как только он попал на передовую второго Белорусского фронта. Он находился в непосредственной близости от Нины, когда она была отправлена из Ельни в этом направлении.

Сколько приятных воспоминаний нахлынуло на него о доме: «Зачем эта война нужна ему – молодому парню, у которого вся жизнь, может быть, еще впереди». Иван лег на лапчатый настил из веток сосны и ели и уснул, но внезапный звук радиопередатчика возвестил о том, что срочно надо принять радиограмму. Иван вскочил с лапника и случайно наступил на больную ногу.

Сильная боль пронизала его насквозь и показалась гораздо сильнее той боли, которую он испытал, когда получил ранение. У него появилось желание заглушить эти болевые ощущения рюмкой водки, как он делал дома. Иван не стал прислушиваться к этой минутной слабости, а постарался допрыгать на одной ноге до передатчика и взял прибор, который представлял собой телефонную трубку и аппарат без всяких видимых цифр или букв.

Этот аппарат носил название «радиотелеграф» и был использован для передачи сведений во всех направлениях от Камчатки и Владивостока до западной границы – Калининграда и Норильска. Чтобы быть в центре событий, ему достаточно было снять трубку и нажать на клавишу зуммера столько раз, сколько потребуется для определения своих координат. Иван стал нажимать эту клавишу и, наконец, у него появился ответ, который он так ждал в течение часа, пока спал в этом богом забытом блиндаже. Ужас! Сколько и каких интересных сообщений услышал он о продвижении своих и вражеских войск на западном направлении!

Он радостно стал записывать, что он находился в центральной части Инельских, то есть Брянских лесов, откуда рукой подать до расположения вражеской группировки. У Ивана кончилось терпение, и он стал докапываться до сути происходящего на передовой. Оказывается, войска Белорусского фронта освободили полностью Орел, Тверь, Калугу и подошли к Калининграду. Значит, у него был шанс найти свой стрелковый полк, к которому был приписан его отец.

Они были направлены в сорок первом в один полк, только в разные рода войск.

Афанасий непосредственно в стрелковый, а Иван оказался на переднем крае в группе разведчиков и парламентеров, заменяя своих убитых однополчан.

Он стал работать для определения места своей новой дислокации, чтобы с рассветом пешком или на попутных машинах попасть к своему комдиву Коновалову. Так как он был и непосредственным комдивом Нины, то они могли бы встречаться и помогать друг другу в несении этой счастливой миссии освобождении Европы от фашистских полчищ. Иван снова лег, но уснуть ему не удалось. Он встал, открыл банку тушенки, благо у него их было целых три, съел одну банку и, наконец, уснул, но ненадолго.

Часа в четыре стал пикать передатчик и передавать сведения, касающиеся его нового продвижения в тыл противника, в пограничную с Калининградом зону, примерно шестьдесят градусов северной широты, а долготу он должен был определить по своим часам и компасу, который он всегда носил с собой.

«Итак, решено, не стоит терять время понапрасну», – подумал разведчик.

Он встал, умылся из умывальника, который висел рядом с блиндажом. Вода показалась ему невыносимо холодной, и он налил себе во фляжку немного, чтобы размешать со спиртом, который у него оставался еще до ранения. Эту фляжку он перевязал и привязал к ремню кожаным жгутом, специально предназначенным для жарких стран, когда нельзя, чтобы металл касался тела человека, можно получить сильный ожог.

У Ивана было часов пять в запасе. За это время он мог доехать на любой попутной машине в штаб второго Белорусского фронта и отчитаться в проделанной работе, поэтому он взял компас и стал отсчитывать направление своего передвижения и выполнения своего главного задания, которое он получил: «Проникнуть на вражескую территорию, внедриться в стан врага и начать подрывную деятельность на всем протяжении военных операций на передовой».

Такая формулировка задания смутила его сразу и привела в замешательство. Каким образом он будет работать на вражеской территории без донесений из центра. Оказывается, ему присвоили специальный кодовый шифр, пароль класса двенадцать.