Золотой купидон. Остросюжетный детективный роман

– Очень приятно, – любезно, с лисьим выражением лица, сказала Светлана Михайловна, принимая от мужа сумки и пакеты с продуктами в просторном холле, затем, оставив гостей в прихожей прихорашиваться у зеркала, прошла на кухню и, складывая всё принесённые блюда и припасы на кухонном столе, чтобы следом накрыть самой лучшей, вышитой, с кружевными вставками скатертью и расставить в нужной последовательности все деликатесы на столовом, австрийском, белом, фаянсовом сервизе с квадратными тарелками, не до конца понимая что происходит.

– Проходите, чувствуйте себя как дома, – без тени кокетства пригласила она, передвигаясь по квартире как по льду.

Гости прошли на кухню и расселись за столом по возрасту.

Артемий Серафимович с помощью жены разложил все блюда, не забыв положить приборы и салфетки.

– Надо пригласить девочек за стол, – предложила Светлана Михайловна. – Пусть они сами решают, что им делать. Они уже взрослые.

– За встречу надо выпить бутылку шампанского, – сгорая от нетерпения, заполучить обещанные деньги, Артемий Серафимович громко и торжественно продекламировал, обращаясь к присутствующим, доставая из холодильника и откупоривая шипучий напиток.

– Кажется нас здесь ждали, – подсказала старшая из дочерей – Ольга – студентка третьего курса, когда с удивлением заглянула на кухню в джинсах и спортивной майке, только что вернувшаяся со спортивной тренировки, пропуская вперед свою младшую сестру – Ксению.

– Хочу представить – Ксюша и Оля, – как-то по особому, мелодично произнесла Светлана Михайловна, наконец, чётко осознавая, что её супруг отнюдь не шутит относительно помолвки дочерей и переезда к родителям в просторный коттедж.

– Очень приятно, – сказали гости с кавказским акцентом, принимаясь за дегустацию блюд.

– Будем дружить.

Парни встали со своих мест, элегантно представились, пригласили девушек за стол, легко отодвинув стулья с гнутыми ножками от подобного стола.

Девушки сели напротив родителей между незнакомцами, которые немедленно стали ухаживать за ними, предлагая то одно блюдо, то другое, не забывая нахваливать чистоту и величие женской красоты как олицетворение материнства и достоинства природы.

– Вы здесь посидите, поговорите, а мы пройдём с Гиви в кабинет, обсудить наши дела, – круто повернувшись за столом к парням, Артемий Серафимович убедительно приглашал к диалогу, чувствуя, что настал подходящий, долгожданный момент.

– Оформим сделку и вернёмся. Вы без нас не скучайте, – продолжил главный менеджер отеля Marriott, с оттенком жалости вставая из-за стола, кидая салфетку прямо на пол от волнения и желания не показаться простофилей.

Кацо с Гиви ужасно довольные, что так удачно состоялась встреча и помолвка, вспоминая грузинский эпос, прошли в тёмный кабинет в стиле позднего классицизма, завешанный картинами и тяжёлыми зелёно-бордовыми гардинами с кистями. Соблюдая все правила этикета, они расположились в громоздких креслах напротив друг друга. Поливанов включил настольную лампу, предоставляя гостю рассмотреть более отчётливо весь его антиквариат, чтобы тот не разочаровался в покупке.

– Всё оставляю тебе в полное распоряжение. Здесь есть картины Фламандской школы и Голландская живопись, купленные на аукционе в Нидерландах. Эти полотна мне особенно жалко дарить, – похвалился с гордостью и оттенком грусти Артемий Серафимович, произнося эти реликтовые слова, как будто стеснялся своего богатства, включая верхнее освещение, не теряя деловой хватки светского льва.

– Говори честно, понравились тебе мои сыновья? – спросил самоуверенно Гиви, стряхивая с колен, как ему показалось, крошки.

– Здоровые парни, богатыри. Хочешь открывать свой бизнес с ними? – заинтересовался хозяин квартиры как заботливый отец.

– Можно тебя попросить, Кацо, устроить моих сыновей к себе в отель «Метрополь» кем угодно, лишь бы не болтались без дела, – закрывая рукой на минуту глаза, предложил гость без зазрения совести, решая свои творческие задачи относительно личной жизни дочерей Артемия Серафимовича.

– Возьму, Гиви, без вопросов. Надо только расписаться им как семейным людям в ЗАГСе и поставить печать в паспорте, что у них московская прописка, – цепко и безыскусно, разъяснил хозяин квартиры, желающий немедленно съехать куда угодно из ада собственных мыслей, чтобы зарыться, нырнуть поглубже, а потом сразу рискнуть и родиться заново…

– Хорошо, дорогой! Вот за прописку детей плачу тебе долларами. Такой я бескорыстный биджо! – грузин воскликнул с жаром, представляя себя всё ещё молодым и беззаботным парнем, гуляющим по улицам Батуми с беременной женой в сопровождении родителей.

Он должен был сделать всё так, как завещали ему предки, соблюдая все обычаи и традиции кавказских народов, поэтому достал чековую книжку из внутреннего кармана шикарного пиджака, разложил на столе, перелистал, обнаружил заранее написанную сумму, когда год назад предлагал совершить сделку, о чём так яростно мечтал сейчас потерпевший фиаско директор. Гиви оставалось только расписаться, вырвать листок и вручить Артемию Серафимовичу, как будущему родственнику, возможно, дедушке его будущих внуков.

На столе красовался малахитовый, письменный прибор, которым никто никогда не пользовался, но жена изредка, в тайне от мужа, протирала его салфеткой. Домработница появлялась у них крайне редко, только перед большими праздниками, чтобы облегчить жене вращаться среди гостей.

– Для такого случая можно распить коньяк, – безотчётно стал говорить Артемий Серафимович, доставая из малахитового прибора обычную шариковую ручку с мраморным орнаментом, передавая Гиви для проставления неразборчивой подписи в важном документе, а затем ставя на письменный стол две небольшие рюмки с мельхиоровым ободком, наливая туда, из захваченной с кухни бутылки, дагестанского коньяка, привезённого из Тбилиси.

Гиви черкнул яркую подпись, вырвал из книжки листок с голубым оттенком из-за множества тонких линий, пересекающих чек, передал, наконец, своему другу то, что стоило восьмидесяти трёх миллионов рублей. Они разом выпили содержимое, примерно в пятьдесят миллилитров.

Артемий Серафимович с радостью положил вожделенный чек в свой внутренний карман, чуть не плача от катаклизма, полученного от благодеяния Гиви, благодаря про себя бога, благословляя свою семью, дочерей, жену за несказанное терпение, благосостояние и благоприятное стечение обстоятельств. Передал своему бизнес партнёру расписку в получении чека, которую составил только что, дабы доказать своему коллеге честность и порядочность своих намерений.

– Вот получи на всякий случай для памяти, чтобы знать и документально зафиксировать наш разговор. Для порядка лучше заверить эту расписку у нотариуса, – урезонил Поливанов. – Пусть хранится у тебя. Копия у меня есть, – он вспомнил, как ночью, в состоянии стресса, лихорадочно, до переутомления составлял перечень всех картин, рамок, икон, синтезатора, предметов мебели: спального гарнитура, жилой комнаты, постельного белья, одеял, перин, подушек, покрывал, немецкого столового сервиза «Мадонна», кофейного сервиза, алюминиевой и керамической посуды, статуэток, ковров, паласов, дорожек, кухонных принадлежностей, набора ножей и вилок с перламутровыми ручками, дверных латунных ручек, оргтехники, вентиляторов, гардин, тюля, хрустальных люстр, торшеров, бра, подсвечников, письменного прибора, подаренного сотрудниками в честь пятидесятилетнего юбилея, игрушек для детей, книг, альбомов, сувениров, старой, потертой, антикварной тумбочки с пасторальным рисунком на выгнутых дверцах, рюмок, бокалов, чашек и много того, о существовании чего он никогда не знал – медицинских инструментов жены, фото аппаратуры и так далее.

– Ну, это не обязательно. Мы же знаем друг друга давно, – упрекнул Гиви хриплым голосом, снова изучая поданный ему лист бумаги, написанный в соответствии с условиями устного договора.

– Мой дед был хлебопашцем, а вот я стал бизнесменом, – растрогался Поливанов не на шутку, что поведал об истории своей семьи.

– Меня устраивает твоя квартира, – по-дружески оценил Гиви, делясь своими свежими впечатлениями.

– Ремонта не требует, – пояснил Артемий Серафимович, обводя взглядом потолок и пол, где лежал светлый, шерстяной, пушистый, венгерский ковер с цветочным рисунком.

Гиви без обиды посмотрел на стены кабинета, где не было ни чеканок по металлу, ни его фото, ни портрета его святых родителей, ни засушенных букетов цветов, ни огромного веера, как было у него в собственном доме в Тбилиси. Он тут же захотел спеть свою самую любимую песню «Сулико», но почему-то не решился, а поспешил снова на кухню продолжить знакомство с дочерьми Поливанова, понимая, что они как раз соответствуют по всем параметрам, необходимым для современных специалистов в семейных делах, его взрослым сыновьям.

«Молодежь сегодня такая отчаянная», – вспомнил Артемий Серафимович слова своего отца, повторяемые неоднократно в присутствии матери, наблюдая за девушками и замечая, что Оля и Ксюша значительно выросли на его глазах. Они скромно сидели за столом, поглощая свои любимые пирожные – тирамису, запивая индийским чаем из пакетиков.

Гиви и Кацо отсутствовали минут пятнадцать. Застолье не приобрело для девушек оттенка наказания. Они не сплетничали, не выворачивались наизнанку, чтобы понравиться и сразу надоесть, не гримасничали, как обычно делали в детстве в присутствии посторонних, не галдели, не спорили наперебой и даже не критиковали родителей за устарелые вкусы и непонимание некоторых слов студенческого жаргона. Напротив, они любезно улыбались, помалкивали, поглядывая с любопытством на незнакомцев, которых видели только однажды в детстве, когда отдыхали с родителями в Сочи.

– Вот мы обо всём с Гиви уже договорились, – торжествующе сказал Артемий Серафимович, садясь снова за стол на своё законное место, рядом с Гиви, претенциозно обращаясь к присутствующим, как на собрании в коллективе сотрудников, где собирались все служащие, чтобы узнать о намеченной квартальной премии.

– Так, что мы должны узнать? – немедленно спросила Светлана Михайловна, всеми силами борющаяся за продление своей молодости, долголетия и красоты. – Вы можете сказать вслух, или мы так и будем только догадываться и гадать на кофейной гуще? – спросила она, когда сварила чёрный кофе в турке, демонстративно перевернула миниатюрную кофейную чашечку на блюдце, выдумывая и выискивая какие-то изображения фантастических чудовищ, чтобы найти им разъяснение в своём неуёмном воображении.

– Мы решили переехать временно к вам на недельку, другую, чтобы Оля и Ксюша не переживали, что у них личная жизнь не ладится. Пусть успокоятся. Дато и Тимур сделают всё возможное, чтобы они были счастливыми, – Гиви многозначительно ответил за Артемия Серафимовича, никогда ни в одной ситуации не теряясь. – Хотя мне самому надо будет завтра срочно улететь домой. Дела понимаете…

– Да, а мы с вашей мамой будем жить у дедушки с бабушкой в коттедже, – объяснил отец дочерей после небольшой паузы. – Парни будут работать в гостинице по заготовке и доставке фруктов из Грузии. Завтра мы с ними в районной управе обговорим все детали прописки, а трудоустройства – в отделе кадров.

– Замечательно! – воскликнула Ксюша, переводя взгляд на сестру.

– Это как сказать?! – изумилась Оля, придавая своим словам некоторый неподдельный, неформальный шарм, придвигаясь ближе к своему соседу по столу – Тимуру, чувствуя его горячее дыхание, понимая, что уже сможет сказать своим подругам по университету о готовящемся двойном бракосочетании и намеченной весёлой вечеринке в студенческом кафе.

– Ну, тогда можно сейчас развлечься, потанцевать для более тесного контакта, – предложил Дато, завороженный внешними данными Ксюши. – Если никто не возражает?

– Мы с Тимуром не против. Правда, Тимур? – спросила наставительно Ольга, снова придвигаясь на стуле ещё ближе, оказываясь прямо совсем рядом с тем, у кого спрашивала о его мнении.

– От такого предложения я не откажусь, – искренне ответил парень, умеющий и петь, и танцевать народные танцы, и даже галантно ухаживать за девушками.

Артемий Серафимович включил переносной, японский, кассетный магнитофон, стоящий на подоконнике, чтобы сразу поддержать инициативу Дато, который ему понравился своими хорошими манерами, упорством и спокойным характером, так как тот смог преодолеть возрастной барьер, найти общий язык с ним и его младшей дочерью. Тимур был полностью согласен с братом, чтобы без предисловий вызвать положительную реакцию у родителей его будущей невесты – Ольги, понимая, что танцевать девушки, конечно, любят и умеют. Гиви пригласил на танец Светлану Михайловну из вежливости, а парни – своих соседок по столу. Артемий Серафимович, отлично зная латинское изречение – fames est optimus Magister – голод – лучший учитель, был занят поглощением шашлыка, так как ему ничего не хотелось есть до тех пор, пока он не добудет вожделенной суммы в долларах, чтобы завтра покрыть недостачу в банк и закрыть дело в милиции, пока не будет найден грабитель.

Пары под музыку прошли в холл, умиротворённые пленительной мелодией Джо Дассена, той самой, что была на концерте в гостинице «Метрополь». Директору принёс запись всего концерта его заместитель – Творогов, чтобы вызвать у директора похвалу в свой адрес. Поэтому Артемий Серафимович, гордый тем, что сумел почти уладить неотложное дело, жадно поглощал шашлык и весь кавказский рацион с хлебом, макая в кетчуп, налитый в белый соусник.

– Чудесный вечер, не правда ли? – с какими-то английскими интонациями сказала Светлана Михайловна, по профессии врач-стоматолог и пластический хирург, после очередного медленного танца. – Мы французский язык знаем слабо, но чувствуется шарм.

– Там есть и быстрые танцы, но на другом диске, – убедительно сказала Ксюша – великий знаток популярной музыки, которая была на концерте по специальному билету, но полностью забыла эти песни, так как ей не терпелось попрыгать в такт зажигательных афро-американских ритмов ламбады.

– Подожди, дослушаем до конца. Не зря на концерте милиция арестовала двоих подозреваемых в бесчинствах, – дополнил красочный рассказ её отец, всегда восхищаясь способностями своих детей.

– Думаю, что это были происки сторонников и ярых почитателей певца. У них, на Западе, так принято, чтобы было «с изюминкой», – разъяснил на пальцах Гиви.

– Сыщики быстро сработали, – воодушевленно сказал Артемий Серафимович, чуть не раскрыв семье истинную причину крупной сделки.