Я – человек. Роман об эмиграции

После собрания Эдик подошел к Борису: «Вот такие у нас в школе дела, товарищ Гольдберг! Что же касается пединститута, то на приемных экзаменах по русскому и литературе там будут сидеть такие же галины. Нина не пройдет».

Рассказ отца заставил Нину ощутить усталость и горечь. Она ничего не ответила. Весь мир стал простым и понятным – в нём было только два лагеря людей: евреи и неевреи. Допустим, что она, Нина, вопреки предсказаниям Эдика, поступит в пед. Закончит, станет учителем и придет в класс к ним – неевреям. И они будут относиться к ней, как Галина, или как ее класс относился к Елене Львовне шесть лет назад. Будущее, которое совсем недавно было ясным и светлым, стало темным и сулило Нине одни страдания. Она стала молчаливой и задумчивой. Через несколько дней подошла к Эдику и попросила дать список институтов, в которых на вступительных экзаменах не сидят такие, как Галина. Эдик задумался, выбрал из сотни московских институтов несколько и написал их на бумаге.

Однажды в воскресенье вечером Нина решительно сказала родителям, что будет поступать в «еврейский» институт. Строительный. Назло Галине! Назло Галине поступила не только Нина, но и все, кто хотел выбрать гуманитарное направление в образовании. Весь десятый класс подался в инженеры. Назло Галине.

Глава 7

Наш человек

Занятия первого курса строительного института проходили недалеко от станции Мытищи. Рано утром с Ярославского вокзала направлялись в сторону Мытищ полные электрички студентов, а вечером такие же полные возвращались обратно. В поездах было натоплено и шумно. Некоторые брали с собой гитары и пели, с удовольствием слушая, как им подпевает весь вагон.

От Мытищ можно было доехать до института либо автобусом, либо поездом по одноколейке, которую постоянно ремонтировали.

Нина вышла из стен МИСИ[3 - МИСИ – Московский Инженерно-Строительный Институт.] и направилась на станцию. Если верить расписанию, то поезд должен быть через десять минут. Следом за ней шел высокий молодой человек. Нина заметила его в институте еще неделю назад. Он каждый день заходил к ним на факультет, искал кого-то глазами, и уходил. Нину не интересовало, что ему надо, и она не обращала на него особого внимания. Ей даже в голову не могло прийти, что он искал глазами именно ее. Она дошла до станции и, увидев объявление о том, что узкоколейка закрыта на ремонт на целый месяц, расстроилась. Что ж, придется ехать автобусом.

Ехать автобусом было удовольствие ниже среднего. Мимо института каждый час проезжало три-четыре автобуса. Именно проезжало – мимо. Еще издалека завидев толпу, водители автобусов решали не останавливаться. Видимо, руководствуясь следующим: во-первых, столько людей просто не сможет войти в автобус, а, во-вторых, студенты, в большинстве своем, билетов не покупают и ездят зайцами. Поэтому, если вначале на автобусной остановке стояло всего несколько человек, то в течение часа людей набиралось уже несколько сотен, так как практически все студенты жили в Москве и окрестностях и хотели автобусом доехать до Мытищ.

Нина понимала, что ей предстоит сейчас, в лучшем случае, час ожидать автобуса, или же идти несколько километров пешком до станции. Она развернулась и пошла к остановке. Молодой человек, шедший позади нее, остановился и окликнул ее: «Девушка!..» Нина не дала ему договорить, сказала: «Да-да! Поезда не ходят! Ремонт путей. Вам надо на автобус» – и прошла мимо. Вся в своих мыслях, она была уверена, что молодой человек интересовался именно расписанием поездов.

Вот уже полгода она учится в МИСИ. Они повторяют химию, математику и физику, изучают черчение и начертательную геометрию. Как же это всё ей неинтересно. Нужно ли это ей? Может быть, бросить институт к черту?

На остановке, как и ожидалось, скопилось огромное количество народу. Один высокий черноволосый молодой человек закричал: «Вот что, братцы! Сейчас появится следующий автобус, и мы все возьмемся за руки и преградим ему движение. Иначе мы отсюда не уедем! Не будет же он нас давить!» «Молодец, Бабенко! Так и сделаем», – заголосили другие студенты. От скуки, одолевшей Нину, не осталось и следа. Она оживилась и протиснулась вперед, желая принять участие в планируемой акции.

На горизонте показался автобус, и студенты, дружно взявшись за руки, встали поперек дороги. У Нины громко билось сердце от сознания значимости происходящего. Автобус замедлил ход и засигналил. Но это не помогло. Студенты даже не шелохнулись. Тогда водитель нажал на тормоза, и автобус резко затормозил. Ребята с возгласами восторга полезли в автобус, напирая на впередистоящих. Нина вскочила в автобус и оказалась у окна. За ней была еще целая толпа ребят. Слышались визг и вскрики, входившие толкались, освобождая для себя место. Нина не чувствовала давки. Кто-то встал позади нее и ухватился за поручень у окна так, что Нина оказалась в пространстве между его руками. Этот кто-то сильно напряг спину, не давая толпе прижать его и Нину к стеклу. Нина, насколько могла, обернулась, чтобы посмотреть, кто этот «рыцарь» и увидела высокого молодого человека, который шел за ней к поезду. Он посмотрел на нее и улыбнулся. У него были широкие плечи, курчавые русые волосы, большие серые глаза и тоненькие усики. «Этакий Илья Муромец!» – подумала Нина и улыбнулась ему в ответ.

Автобус уже прибыл к станции Мытищи, а Муромец продолжал стоять, держа в своем плену Нину. «А вы что, не собираетесь выходить?» – спросила Нина. «Как тебя зовут? Я давно за тобой наблюдаю. Все искал повода познакомиться, и вот нашел, наконец. Меня зовут Андрей. Андрей Смирнов. А тебя?» – ответил Муромец.

«Мне кажется, сейчас не время и не место знакомиться. И потом мы на “ты” не переходили, – сказала Нина. – Выпустите же меня, наконец». Он отпустил руки и дал ей выйти. Нина поспешным шагом направилась к поезду. Андрей последовал за ней.

В вагоне напротив Нины сидели две девочки-студентки и громко разговаривали между собой. Речь шла об институте, о преподавателях, а также о скуке, которая царит на первом курсе. Ни тебе концерта, ни дискотеки. Время от времени девочки поглядывали на Нину, затем одна из них что-то шепнула другой, и та, внимательно взглянув на Нину, кивнула.

Нина, которая уже несколько месяцев отвечала на своем факультете за культурно-массовую работу, вмешалась в их разговор: «Вот что, девчата, я учусь на экономическом факультете и веду культурную работу. Сейчас я готовлю к Новому году вечер с юмористической частью и дискотекой. Если хотите прийти, позвоните мне. Я оставлю вам билеты». Она быстро оторвала листок бумаги и написала свой номер с именем. Увидев ее фамилию, одна из девочек воскликнула: «Видишь, Майка, я же сказала, что она наш человек!» Нина недоуменно поглядывала на них. «Ну что непонятного? – спросила первая. – Ты же такая же еврейка, как и мы. Вот здорово! Я сразу раскусила, что ты – наша. Меня зовут Алла Дымшиц, а это – моя кузина, Майя Кон». «Здорово!» – удивленно и одновременно радостно проговорила Нина. Жизнь в МИСИ поворачивалась для Нины совсем другой, еще неизвестной ей стороной. В школе она была единственной еврейкой и постоянно чувствовала себя ущемленной, и теперь ей было странно и непривычно думать, что вместе с ней учатся десятки евреев.

В разговор вмешался стоящий в стороне Андрей, которого Нина совершенно упустила из виду: «Очень даже здорово! Я теперь тоже знаю, что тебя зовут – Нина Гольдберг и даже переписал твой номер телефона. Я тоже приду на этот вечер. Я же сказал, что хочу с тобой познакомиться!», и, попрощавшись, он вышел на следующей станции.

«Кто это?» – спросила Алла. Нина ответила, пожав плечами: «Да парень один из института. Хочет со мной познакомиться. А у меня и в мыслях ничего такого нет». «Русский?» – поинтересовалась Майя. Нина кивнула.

На новогоднем вечере Андрей ни на шаг не отходил от Нины. Он помогал ей готовить сцену к выступлению юмористов. Следил за правильной работой аппаратуры. И на каждый медленный танец приглашал ее танцевать. Он был на голову выше ее, танцевал по-медвежьи неуклюже, но не наглел и не шарил руками, как это делали многие ребята, танцуя с девушками. Нина чувствовала себя несколько отвлеченно. Ей казалось, что она только физически присутствует на этом вечере, а душой находится где-то далеко-далеко отсюда. Она полностью игнорировала горячие взгляды Андрея. Он был для нее просто одним из многих.

Алла и Майя были на седьмом небе от счастья, что попали на такую классную дискотеку. Танцуя, они выделывали такие па, что Нина чуть не упала от смеха и удивления. Девочки привели с собой с десяток человек. Каждого подводили к Нине и представляли ей: «Это – Сима Шейнис, а это – Лёня Буль, а этот – Сёма Кац…», сами же в свою очередь, показывая на Гольдберг, восхищенно твердили: «А это – Нина Гольдберг! Наш человек!»

Было около двенадцати ночи и необходимо было заканчивать вечер. Андрей отозвал Нину в сторону: «Уже поздно. Я провожу тебя. Я не хочу, чтобы ты в такую поздноту ехала одна». «Не вижу такой надобности, – ответила Нина. – У метро меня встретит папа, а до своей станции я доеду сама. Сейчас полно народу». «Нина, ты что, не понимаешь, что ты мне нравишься? Ты мне очень нравишься. Я уже целый месяц хожу сам не свой. Давай будем дружить», – Андрей смотрел на нее просящими глазами и ждал ответа. Нина восприняла его слова без особого энтузиазма. Она всё еще находилась где-то далеко-далеко отсюда:

– Андрюша! Я, конечно, благодарна за такие чувства ко мне. Но я не хочу ничего. Наверное, еще не пришло мое время. А морочить тебе голову считаю подлым.

– Но почему не хочешь? – не унимался Андрей. – Что тебе не нравится? Ну скажи, я же хочу знать.

Нина внимательно посмотрела на него. Он был очень симпатичный, высокий, можно даже сказать, могучий, глаза добрые такие. Она не знала, к чему можно было бы придраться. Она знала только, что ее сердце молчит и даже не собирается убыстрять свой темп.

– Ну чем я тебе не нравлюсь? – допытывался Андрей.

– Тем, что ты – русский! – ответила Нина, как выстрелила, повернулась и ушла.

Андрей остался стоять в недоумении: «Не понял! Нина, я не понял!»

Настроение, которого и так не было, стало еще хуже. Нина приехала домой раздраженная и злая, и, не отвечая на вопросы родителей, бросилась на кровать. Слезы душили ее. Она рыдала, уткнув лицо в подушку. Как она могла так ответить Андрею, как она только могла так сказать? Как она могла уподобиться Кутикову, Галине и многим другим, которых она успела встретить на своем пути? Она ругала себя за свое хамство, национализм, и так и не могла понять, почему она не хочет быть с Андреем.

На следующий день она сама пришла к нему на факультет и позвала в сторону:

– Прости меня, Андрюша! Я вчера сказала глупость. Ты хороший парень, и мне очень жаль, что мы не можем быть вместе. Мое сердце молчит. И дело вовсе не в тебе. Дело во мне, – она смотрела в его добрые серые глаза и заплакала.

– Я всё понял, Нина. Я не обиделся. Я думаю, что твое сердце не молчит. Оно просто занято. Кем-то другим. Если ты разберешься в себе и захочешь встречаться, то я буду очень рад.

Нина благодарно кивнула и быстро побежала вон.

Слова Андрея целый день крутились в ее голове: «Твое сердце занято, Нина, твое сердце занято…» Ответ, пришедший ей в голову, молнией ударил в сердце, и оно застучало вдвое быстрее. Вот уже около года Слава Гнатюк служит в армии. Несколько месяцев назад Нина случайно встретила одного бывшего одноклассника, который рассказал ей, что Славу отправили в Афганистан. В ту ночь Нина не могла уснуть, всё время ворочалась, плакала и молилась за него, за Славку. Она старается не думать о нём, но он присутствует в ее мыслях, в ее душе. Помимо ее желания. «Ему еще полтора года служить, – подумала Нина. – Господи, только бы он был жив и невредим!»

Глава 8

Свобода!

Общественная работа, заключавшаяся в подготовке различных вечеров, дискотек и КВН-ов занимала много времени, и Нине скучать не приходилось. Целыми днями она вместе с другими сокурсниками пропадала в институте, а вечерами и ночами учила, чертила и готовилась к контрольным работам и экзаменам. Родители сетовали, что уже забыли, как выглядит их дочь. Дома не утихал телефон. Всем была нужна Нина. Звонили, в основном, ребята. Борис с Лялей переживали, что Нина ни с кем не встречается. По телефону отвечает, что нет времени, а сама ходит грустная. Все подруги из института уже нашли себе пару, Лена Кулькова даже замуж вышла, а Нина занята то учебой, то своей культмассовой работой.

«Дочка! Молодость когда-нибудь совсем пройдет и следа не оставит. Ты думаешь, твои комсомольцы тебе при жизни памятник поставят? Смотри, на улице весна. Телефон уже накалился. То Вова Вольфсон звонит, то Саша Беленький, то Антон Пригоркин. Ну выбери ты уже из них кого-нибудь», – не унимался Борис.

Война в Афганистане продолжалась. Матери провожали своих мальчиков всего на два года в срочную армию, а получали обратно в цинковых гробах. Многие из родителей в страхе потерять сыновей платили взятки врачам, в первую очередь психиатрам, чтобы их психически здоровым мальчикам поставили диагноз «эпилепсия», «психоз» или что-то подобное. Началось повальное дезертирство. Мальчишки удирали прямо из военкоматов и за ними, как ищейки, гонялись военные патрули. Никто не понимал, зачем всё это надо, зачем молоденькие, еще не успевшие возмужать юноши отправлялись воевать в чужую страну, за чужую правду или кривду, чтоб получить пулю, пущенную сидящим в засаде моджахедом, который, как раз-таки, и воюет за свой Афганистан. Партия оправдывала военные действия тем, что Советский Союз по-братски откликнулся на призыв о помощи Афганского правительства. И продолжали погибать ни в чём неповинные ребята, посланные на чужую землю бороться за права «братского» афганского народа.

Нина не пропускала ни одного вечернего сообщения о делах на афганском фронте. Смотрела сосредоточенно, задумчиво. Борис, многозначительно посмотрев на Лялю, спросил: «Нина! Твой этот… Гнатюк… в Афгане, что ли?» Нина вздрогнула, покраснела и кивнула головой. Родители тяжело вздохнули и обреченно переглянулись.

Приближался праздник Первого мая, и Нине было поручено провести концерт. Все вечера она занималась подготовкой. За час до начала концерта Нина прошла за кулисы, чтобы проверить, всё ли в порядке. В коридоре за кулисами стояло несколько ребят. Они тихо беседовали между собой и, когда Нина прошла мимо, замолчали, а один из них присвистнул. Нина почувствовала, как они оглядели ее с головы до ног, но не посмотрела в их сторону, чтобы не смутиться. Уже будучи у занавеса, в темноте, она разрешила себе рассмотреть их. Двое их них явно евреи, двое, скорее, азербайджанцы и один – армянин. Так Нина решила, оценив их внешность. В конце коридора появилась Алла Дымшиц. Уже более года девочки были знакомы. Правда, времени общаться у них почти не было. Алла занималась трудоустройством абитуриентов, не поступивших в институт, и тоже бывала занята целыми днями. Работа ей нравилась, и о ней даже была статья в «Комсомолке». Алла увидела Нину и поспешила к ней. Но один из ребят остановил ее, и она стала с ними о чем-то беседовать. Затем они дружно посмеялись, и Алла подошла к Нине. «Что это за ребята? – спросила Нина. – Я их раньше не замечала. Ты, Алла, как магнит, прямо притягиваешь к себе евреев!» «Да ты что, Нина, какие они евреи? Эти двое, – и Алла показала на “евреев”, – палестинцы, Али и Махмуд, другие двое, – сказала Алла, указав на “азербайджанцев”, – сирийцы, Ясер и Хасан, а этот, маленький – иорданец, Саид». Тут пришла очередь удивиться Нине: «О боже, как же эти палестинцы похожи на евреев!» Алла засмеялась: «А ты сними с Арафата платок! Чем он не еврей?» Нина задумалась. Она не раз ловила себя на мысли, что Арафат очень похож на дядю Зелика. «Грешно сравнивать этого бандита со своим дядей!» – всегда ругал ее Борис.

– А откуда ты их знаешь? Я, например, их вижу в первый раз, – не переставала удивляться Нина.

– О, это очень увлекательная история! – заговорщически и шепотом проговорила Алла, стараясь заинтриговать подругу. – А если серьезно, то ничего особенного. Помнишь мою двоюродную сестру, Майю? Так вот, она вышла замуж за иорданца, брата Саида, который учится в медицинском. Короче, на ее свадьбе я и познакомилась с остальными. А ты их и не могла видеть. Они же толком и не учатся, всё время воюют на Ближнем Востоке, а потом приезжают на пару недель, чтобы оценки получить. Ну, как спортсмены.

Ни для кого не было секретом, что спортсмены, которые защищали честь своего института, были привилегированным классом. Им ставили оценки и переводили с курса на курс просто так, за успехи в спорте.

То же касалось и иностранных студентов, которые представляли дружественные Советскому Союзу страны. Это были студенты из Арабских стран, из воюющей Чили. Советское государство платило огромные деньги за их обучение и жизнь, а они больше времени воевали, чем учились.

То, что услышала Нина, было настолько удивительным, что она не могла не спросить:

– Алла! А как это Майя вышла замуж за иорданца? Разве можно? А как ее родители? А он-то знает, что она – еврейка?

Алла засмеялась:

– Да что ты так всё драматизируешь? Впрочем, конечно, вначале было ужас что. Ее родители чуть с ума не сошли от мысли, что она уедет с ним. Но он их заверил, что останется здесь. Он с ней познакомился на вечере в медицинском институте и сразу влюбился. Он знает, что она еврейка, но это ему не мешает. Он вообще-то очень даже цивилизованный. И семья у него интеллигентная, папа – врач, мама – журналист, – подытожила Алла.

Это удовлетворило Нинино любопытство. Начался концерт, и она вышла на сцену, чтобы объявить первый номер. Арабские ребята должны были выступать в конце концерта. Последнюю часть концерта готовила уже не Нина, а преподаватели с кафедры русского языка. Наряду с арабами, должны были выступить гитаристы из Чили и два танцора из Афганистана. «Сейчас перед вами выступят представители народов Ближнего Востока! – громко объявила товарищ Гаврилова, доцент кафедры русского языка. – Они споют песни арабского сопротивления!» Ребята вышли на сцену и запели. Нина слушала их с двойственным чувством. Вроде, нормальные ребята, веселые, симпатичные. Но вот как подумаешь, что после концерта они поедут домой и начнут взрывать мирные дома и школы – еврейские дома и школы – сердце разрывается. «Успокойся! Не зацикливайся!» – приказала себе Нина.